02. Я буду ждать...

II

- Впервые я увидела его, когда мое юное, но уже больное и измученное недугом тело доживало свои последние дни. Лежа в углу сырой пещеры, в ворохе грязного, пропитанного вонью десятков немытых тел тряпья, я умирала, сгорая от жара, крепко поселившегося глубоко внутри. Сил на борьбу больше не было, потому, покорно приняв поражение, я смиренно ждала смерти.

В пещере для прокаженных царила непроглядная тьма, а на улице, я знала, набирало силы весеннее солнце. Больные заживо гнили в могильном холоде, здоровые наслаждались первым, ласковым теплом. Мир капризно сохранял баланс справедливости.

Я не помню, когда он появился впервые: к тому времени я больше блаженно бредила, чем находилась в рассудке, потому не сразу заметила свежие бинты на руках и кувшин с чистой родниковой водой у изголовья.

С трудом выговорив последнее слово, Зинаида Петровна надолго замолчала, сломанная пополам очередным приступом кашля. Евгения испуганно нырнула в дом и вернулась с кружкой теплого травяного отвара.

Между тем, на улице совсем стемнело. Отдышавшись, Зинаида Петровна, откинула голову на потертое изголовье кресла и проговорила:

- Я тогда, всем телом ощущая тяжесть низкого потолка пещеры, мечтала о звездном небе и свежем воздухе. Но это было невозможно: оказавшись в приюте прокаженных, покинуть его можно было только после смерти. Потому на звезды я любовалась во сне.

Забрав пустую кружку, Женька завороженно разглядывала темноту за порогом веранды. Потом, словно очнувшись, поежилась от холодной ночной прохлады и, прижавшись плотнее к бабушкиным ногам, спросила:

- А как же он? Когда ты влюбилась?

- Я полюбила его сразу, как услышала, - улыбнувшись, проговорила Зинаида Петровна. - Иногда он рассказывал нам истории. Вот так вот вечерами, когда сумрак плотным одеялом ложился на обитателей пещеры, он забирался на камень у самого входа и нараспев, словно героическую балладу, вел рассказ о дальних странах, смелых мореплавателях и удивительных животных. Он завораживал нас своим теплым голосом, и мы хоть ненадолго забывали о своем недуге, отдавшись мечтам о неизведанных землях. Он не был красив, но тогда, покоренная легкой хрипотцой его баритона, я знала, что он прекрасен.

Не удержавшись, Евгения тяжело вздохнула:

- Круто! Обожаю мужиков с красивым голосом!

- Женька-Женька, - пожурила Зинаида Петровна внучку, - ну что за выражения! Ты будто тетка с базара, а не дочь научного сотрудника.

- Прости, бабуль! - засмеялась Евгения и наиграно похлопала себя по губам. - А дальше что было?

- А дальше мне стало хуже. В гниющем теле не осталось сил даже на глоток воды. И жажда становилась все невыносимее. Даже провалившись в очередной бред, я стремилась к каждому водоему, но те неизменно были недосягаемы.

И вот однажды мне приснилось, будто я добрела до реки и, скинув с себя вонючие лохмотья, с головой окунулась в прохладные, живительные воды. А потом пила, чувствуя, как сила, пусть и тонкой струйкой, растекается по иссохшим венам.

- Кажется, я поняла, - воспользовавшись паузой, проговорила Евгения. - Этой рекой был он. Он напоил тебя.

Но Зинаида Петровна не ответила, вновь сраженная приступом удушающего кашля. На этот раз приступ был куда тяжелее.

- Бабушка, давай зайдем в дом, - умоляюще протянула девушка, когда наконец-то хрип в легких измученной судорогами женщины стих.

Но Зинаида Петровна, сжав холодную ладонь внучки, отказалась:

- Не стоит. Здесь мне легче дышится. Не переживай, дорогая, еще не время, - и ободряюще улыбнувшись, женщина продолжила свой рассказ. - С того момента я видела его рядом с собой каждый раз, как открывала глаза. Он ухаживал за мной, как за самым дорогим человеком. Такой заботы я не видела даже от родителей. Но лекарства от проказы не существовало, и конец мой был предрешен. И хотя мы оба это прекрасно понимали, каждый день он рассказывал мне о жизни, которая ждет нас после моего выздоровления.

- Ты плакала? - Евгения участливо заглянула в глаза бабушки.

- Нет, - прошептала Зинаида Петровна. - Этот груз ему был ни к чему.

- Ты ему призналась?

- Не успела. На рассвете десятого дня я умерла.