02. Цветок померанца

Лизавета подумала ещё несколько времени, а потом, наконец решившись, сказала:

— Прекрасный сегодня день, не правда ли… господа?

Крестьяне смешались: виданое ли дело, барская дочка заговаривает с ними, да ещё так ласково и приветливо! Некоторые, посмелее, подняли головы и посмотрели на Лизавету; другие же принялись мять в руках шапки. Взглянул на неё и понравившийся Лизавете плотник.

Солнце, проникая сквозь кроны сосен, причудливыми пятнами освещало его лицо. Чуть волнистые волосы, придерживаемые тесёмкой, открывали крупный лоб, который уже успели изрезать морщины. Сейчас плотник хмурился — но как хорошо, думала Лизавета, будет его лицо, когда он улыбнётся! Лизавета кивнула ему: не бойся, мол, меня.

— Пойдёмте, что ли, — проронил кто-то из крестьян.

Они и впрямь собрались было уходить, но Лизавета остановила их:

— Зачем вы бежите меня? Останьтесь, побеседуемте.

«Что я такое делаю? — пронеслось у неё в голове. — Это же совершеннейшее нарушение всех правил». Однако сколь немыслимым казался её поступок, столь же притягательным было и общение с крестьянином; запретный плод сладок — и потому Лизавета ещё сильнее желала хоть минуту поговорить с плотником.

— Не след нам гуторить с вами, барышня, — сказал он, всё ближе сдвигая густые брови.

— Дело Никола говорит, — поддержали его. — Пойдёмте, братцы.

Крестьяне ушли, и Лизавете отчего-то стало грустно. Будто туча набежала на небо — померкло сияние этого ясного денька, пропало очарование лесной опушки. Даже книга уже не интересовала её, и птичьи трели стали лишь раздражать Лизавету. Уныло зашагала она к дому — что-то ждёт её там? Чего ради стоило ей покидать беседку?


— Что это ты выдумала? — холодно спрашивала её мать. Гости уехали, так и не дождавшись возвращения Лизаветы, и потому можно было не стесняться в выражениях.

— Ничего. — Лизавета перебирала своими тонкими пальцами носовой платок, опускала глаза: ей было стыдно за свой поступок, не принёсший решительно никаких плодов, и она уже готовилась выслушивать строгие замечания.

Впрочем, нотаций не последовало. Мать внезапно смягчилась и запричитала:

— Ведь ты такая благоразумная девочка, такая послушная! Впредь ты будешь вести себя хорошо, правда?

— Правда, маменька, милая, правда, — отвечала Лизавета.

— И мы так будем скучать по тебе, когда ты уедешь… — Мать вытерла слезу широким рукавом куцавейки.

Лизавета не понимала, что же такое происходит. Неужели мать лишилась рассудка?

— Пётр Иванович через Ивана Петровича сделал насчёт тебя пропозицию, — объяснила мать. — Мы с отцом советуем тебе… мы просим тебя принять его предложение.

Лизавета почувствовала, как у неё начинает кружиться голова, как на глаза наворачиваются слёзы. Конечно, Пётр Иванович владеет тысячами душ и тысячами же десятин земли; этот брак — единственная возможность хоть немного улучшить дела родителей Лизаветы. Но ей придётся распрощаться и с относительной свободой, и — что сейчас расстраивало Лизавету сильнее всего — с возможностью хоть изредка видеть плотника Николу.

— Позвольте мне подумать немного, — ответила Лизавета.

Она прошла в антресоли — туда, где была её комната; села, подобрав ноги, на кресла и погрузилась в размышления.

Невесёлые были её думы. Дочерний долг — повиноваться родителям, и надобно в полной мере исполнить его. Только как же пересилить себя, как заставить полюбить того, кто тебе неприятен, и как забыть того, кого ты уже почти полюбила горячо, всем сердцем?

Лизавету развлёк стук в дверь. Горничная Василиса вошла в комнату:

— Позвольте, барышня, завтра ввечеру отлучиться.

— Пожалуй, можно, — сказала Лизавета. — А зачем тебе?

– Праздник в селе будет, там, поди, весело.

— Кто же туда приглашён? — Лизавета надеялась, что разговор сможет немного рассеять её грусть.

— Да никто, — пожала плечами Василиса. — Кто захочет, тот и придёт — а захочет много кто.

— Ну, хорошо. — Надежды её не оправдались, и слушать горничную было ещё более тошно, чем сидеть в тишине. — Ступай.