01. Чистый ключ

Говорят, в доме губернского предводителя вечерами собирается приятное во всех отношениях общество. Ещё говорят, что в Петербурге дают великолепные балы, и что там устраиваются приёмы, и что целое утро, не останавливаясь, тамошние жители делают визиты. А уж что говорят о других странах!.. Одни названия городов да других мест чего стоят: Баден и Дрезден подпрыгивают на языке, рассыпаются, точно луч солнца, играющий на хрустале; Тюильри и Тироль звучат соловьиными трелями; Вена мягка, словно бархат…

Здесь, в деревне, Катерина едва ли могла найти сносное занятие: всё ей изрядно надоело.

Слушать рассказы богомолок, которых так гостеприимно встречала маменька? Бога ради, увольте от этакой скуки! Читать? Из скудной домашней библиотеки нечитанным оставался лишь толстый французский лексикон. Стоило же Катерине попросить родителей, чтоб выписали наконец из города новых романов, отец её вскрикивал, постукивая тростью по полу: «Романов! Да, может, вместо них на расходные книги взглянешь?» Шить в тамбуре? Да дом и так переполняли экраны, и оттоманки, и подушки, которых Катерина с сестрами наготовили немало.

Гулять? Пожалуй, только этим и получалось немного развлечь себя, — и потому точно так же, как вчера, как третьего дня и как на прошлой неделе, Катерина бродила по парку, по полям, с которых уже начал сходить снег, по дороге, соединяющей близлежащие деревни.

Все неприятности, которые могла бы доставить природа, сегодня были налицо. Серое небо, сероватые же стены виднеющегося позади дома, мелкая изморось, пылью висящая в воздухе — всё казалось невзрачным, осунувшимся, хворым. Несколько дюймов подола покрылось грязью и напиталось водой, намокшие ленты шляпки приставали к щекам, локоны, должно быть, распустились.

Только вот возвращаться домой не хотелось: там Катерина чувствовала себя слишком одинокой, но в то же время недостаточно скрытой от внимания; пока же никто не видел её, она могла поразмыслить о прошлом и будущем, о себе и своих родственниках, о том, как сложится её жизнь.

Ещё неделю тому назад Катерину мало занимали эти вопросы; казалось, что ничего не изменится, что всё будет идти однообразно и что она позабыла, что было назначено на минувший четверг. А в пятницу волнение в доме поулеглось, и, когда утро нехотя заползло в комнаты, ей вдруг сделалось и неуютно, и горько, и одиноко. За утренним чаем не слышался звонкий голос сестры Софьи, и после не звучали клавикорды.

Наверно, до́лжно было радоваться за Софью: не всем сёстрам повезло выйти замуж за человека с обширными поместьями; не каждый из их супругов ожидал скорого наследства; наконец, не всякий из них имел по несколько тысяч душ в трёх губерниях. Да только Софья была особенно дружна с младшей сестрой; вечерами они поверяли друг другу тайны, обсуждали прошедший и грядущий дни. Переписка могла бы скрасить теперешнее время, но разве можно в письме, которое прочтут всем родичам, а, если особо не повезёт, то и соседям, излить душу? написать всё, что гнетёт и тревожит? поделиться своим счастьем и горем?..

И было ещё одно — пожалуй, самое неприятное опасение. Как все дочери, кроме Катерины, сделали относительно удачные партии, а сыновья пошли кто по военной части — к сожалению, не в гвардию, — кто по гражданской — к несчастью, не в Архив министерства иностранных дел, то родителям её не оставалось мечтать более ни о чём, кроме не менее удачной партии для младшей дочери. Но, на беду, Катерине совсем не хотелось замуж; по меньшей мере, она не знала никого, кто не был бы ей противен в качестве супруга: весь круг её — или, вернее сказать, родительских, — знакомых составляли соседи, половина которых давно перешагнула полувековой возраст, а вторая не достигла и пятнадцати лет.

Не пройдёт и месяца, как, верно, родители заговорят о необходимости замужества; не пройдёт и двух — приищут жениха; и не больше, чем через три месяца, Катерине придётся оставить отчий дом… Право, лучше уж навечно остаться в деревне, чем быть вынужденной покинуть её вместе с каким-то малознакомым мужчиной!

Словом, хотя Катерина и не была законченною брюзгой, из-за всех этих дум да тревог она становилась всё более раздражительной, и потому-то и сетовала на скуку.

Катерина вышла на дорогу до соседнего поместья; прямая, не извивающаяся, не сворачивающая, тянулась она версты три и приводила путника к ограде парка. Как было бы хорошо, если б и жизнь была такою же пышной и яркой, какой, по слухам, была пустующая усадьба! Но при этом — такой же понятной, без поворотов, без развилок, на которых приходится делать выбор, как и дорога к ней.

Конечно, Катерина никогда не бывала в том доме, но знала наверное, — не напрасно же существуют на свете соседки-сплетницы, — что никто там не живёт, что ни в одном из тридцати окон не зажигается свет и что парк совершенно заброшен.

Временами Катерина представляла, как ночью, когда мир окутан тьмою, крадётся она по парку, отворяет дверь дома, и слышит стоны призраков… или как хозяйкою спускается с крыльца; под руку её держит хозяин поместья — которого она ни разу не видала, но который представлялся ей непременно красавцем с приятным нравом.

Правда, соседки были уверены, что поместьем этим некогда владел старик-князь; обладая дурным нравом, он рассорился решительно со всеми соседями, покинул поместье и уехал в губернский город. Поскольку эти события, для провинции чрезвычайно важные, произошли ещё в конце прошлого века, то есть лет сорок назад, то каждая соседка прибавляла к ним детали по собственному разумению, — а значит, можно было усомниться в правдивости рассказов и вволю воображать всё, что только пожелаешь.

Тишина — стеклянная, не нарушаемая даже голосами птиц, — вдруг прервалась. Послышался топот коней, стук колёс; Катерина, обернувшись, увидела экипаж. На лаковых дверцах золотом были вытеснены гербы, а малиновый бархат штор скрывал окна. Четвёрка вороных коней мчалась, чуть касаясь земли, и Катерине на миг почудилось в них что-то потустороннее. Правда, потустороннего ничего не было, но вот удивительное — было: кому могло прийти в голову посещать покинутое поместье?

Мартовское солнце поднялось и уже задевало макушки деревьев; стоило возвращаться. Катерина вздохнула, развернулась и, немного помедлив, зашагала домой.