Истории из жизни

В эту ночь опять был артобстрел. Но уже ближе, чем обычно. Дребезжали в домах оконные стекла. В стойлах ржали испуганные лошади. Неистово лаяли дворовые собаки.

С десяток километров западнее горело соседнее село. Там шел бой. Редкие снаряды долетали и до нашей окраины. Защищать нас было некому. Батальон разведчиков, стоявший в селе расположением, снялся пару дней назад, сдвинувшись на горячие точки к линии фронта. Оставалось уповать на самих себя и «небо».

Езык уже все повидал в своей жизни, и ему все труднее становилось находить смысл в в своем существовании.
Он встречался с другими езыками, ощущал на себе едкость разных веществ, залезал в разные места прочих организмов, и теперь, покрытый белым налетом, лишенный гибкости, иссохший, хотел лишь одного.
Он высунулся в последний раз из родного рта, оглядел окружающий мир, посинел и распух...

- Дело то не будем заводить о доведении до самоубийства?
Дело висело прямо над следователем, качаемое легким сквозняком.
- А че тут заводить то... Нет у него никого. Оформляй.

Стою в очереди в продуктовый магазин. Дошла очередь до меня, кассирша говорит: "У вас кабачки неправильно взвешены". Я в растерянности стою, кабачки мне нужны. Кассирша, видя мое смятение, говорит: "Бегите быстрее, взвесьте как надо". Я покорно беру кабачки, и несусь со всех ног по магазину в сторону овощей, как в каком-то боевике. Судорожно взвешиваю опять их. Бегу обратно. Добежала до касс, не помню какая из них моя. Тут крик на весь магазин: "Девушкаааа!!" Смотрю, это моя кассирша меня зовет. Я, уворачиваясь от мельтешащих покупателей, бегу к моей кассе. Подхожу, даю снова кабачки.

Я сидел на балконе и просматривал «Литературку».
Время было ещё вполне «читабельное» -
аккурат по окончании салюта, посвящённого (как я потом догадался) Дню почитания Казанской иконы Божией Матери, и народ, заполонивший трамвайные пути Измайловского проспекта, упиравшегося своим, чуть искривлённым продолжением прямо в памятник генералу Пржевальскому, начал потихоньку расходиться по домам, таким же, бывшим доходным, как и тот дом, в одной из коммунальных квартир которого, я имел удовольствие проживать в компании весьма и весьма пёстрой.

Ветряная мельница

Минипьеса в одном действии


Действующие лица:
Хворотьян, отставной офицер, комиссованный по состоянию здоровья, местный забияка.
Де Оброняк, рассеянный сосед Хворотьяна.
Мирамис, бывший сослуживец Хворотьяна.


На дальнем плане - небольшой аккуратный домик, перед которым овальная клумба с розами. Дверь домика открывается и на крыльцо выходит Хворотьян, оглядывает клумбу.


Хворотьян (увидев примятый цветок): Что за каналья под ноги не смотрит?! (склоняется над цветком, пытаясь его расправить)

- А вот сами то гляньте, Иван Данилыч, - сказал водитель Василий.
Иван Данилыч глянул.
Новенький, свежекупленный экскаватор японской фирмы Комацу, блестящий и красивый, совершал эволюции по недавно заасфальтированному двору Конторы без всякого участия человеческого разума. Он делал круг, осторожно касался ковшом асфальта, потом делал новый круг и так без конца.
- Что это с ним? - спросил шепотом водитель Василий.
- Недоеб, - коротко сказал Иван Данилыч.

Домик Василия ни чем не отличался от многих других домов в деревне. На столе у него стоял горячий самовар. Во всём доме было очень жарко, так как старик решил истопить печь. Маленький серый котёнок лежал на полу, изредка подёргивая ушами. За окном шёл дождь. Небеса были затянуты мрачными тучами, скрывавшими всю их красоту.

Опять наступает утро, и с превеликим трудом я поднимаюсь с кровати. Суставы ломят и боль не позволяет радоваться пробуждению. После нехитрых гигиенических процедур, завтракаю и иду туда, где обитает молодость и жизнь полна движения. Две тысячи тридцать четыре шага до стадиона мне даются очень нелегко. Пять лет назад я бы никогда не подумал, что буду проходить, нет, преодолевать это расстояние за час с небольшим и тремя остановками. Мне шестьдесят три, а чувствую я себя старой развалиной.