За крабами (Из сборника "Сахалинские этюды")

Моё детство и начало подросткового периода безмятежно струилось по предначертанному судьбой руслу. Сейчас, по прошествии многих лет, то время является мне в памяти, как маленький счастливый мирок, не обременённый какими-либо курьёзами, недоразумениями. Даже драка в отдалённом месте школьного двора с Витькой Даниловым один на один до безоговорочной победы не уподоблялась сейчас какой-то драме, а вырисовывалась милым эпизодом сродни популярным сериям "Ералаша".

Мы с семьёй жили в посёлке Шебунино по соседству с живописной акваторией Японского моря. В морской дали виднелся силуэт острова Монерон. Скажу несколько слов о береговой линии дальневосточного моря. Она совсем не похожа на освоенные нами пляжи Чёрного, Средиземного и других европейских морей с привычно плещущейся водой у того самого места, где мы греем свой стан в целебных солнечных лучах, стремясь улучшить показатели загара и представляя этот процесс как счастливый всплеск в однообразии жизни. Некоторые, правда, не рассчитав своих сил и возможностей, чуть ли не лобызаясь в обнимку с коварным светилом в первые дни возлежания на пляжах, затем горько сожалеют о такой своей опрометчивости... Но сейчас не об этом. Если здесь прибой почти соприкасается с нашими пятками, то на Сахалине всё по-другому. От песчаного берега, кое-где устланного зелёно-коричневыми лентами ламинарии, мы называли её морской капустой, тянется спокойная водная лагуна, глубиной по колено, иногда немного глубже с хорошо прогретой водой и зарослями водорослей. Эти водоросли легко вырывались, и в их корнях мы находили морских червей, на которые хорошо клевала рыба. Так вот ласковая лагуна заканчивалась метрах в трёхстах от берега, и вот там уже на рифах пенились белые барашки прибоя.

Мой дед по отцовской линии, Фёдор, классно играл на баяне, и вся его жизнь была привязана к этому инструменту. Он днями пропадал на свадьбах, именинах, юбилеях, и других мероприятиях, сопровождавшихся хмельными застольями. Его охотно приглашали, зная о его почти виртуозной игре на инструменте в любом состоянии, в каком бы он ни находился. Да и дед всегда где-то подспудно чувствовал ответственность за тот светлый образ музыканта, который он нёс по жизни, и много не пил. Всегда любил поговаривать: "Всё хорошо в меру, как сказал Джавахарлар Неру". Деньги у него водились, и имелась в наличии гурьба друзей. Дед был общительным, жлобство в его характере напрочь отсутствовало, и любители выпить знали, что Фёдор всегда угостит, не откажет.

Я любил слушать вальс "На сопках Манчжурии" и часто просил деда Фёдора сыграть мне, а он никогда не ссылался на усталость или занятость.

Два раза в месяц, а иногда и чаще дед доносил остатки денег до дому, и это, надо сказать, была совсем не мелочь. Такие визиты папины сёстры тётя Рая и тётя Валя называли днями получки и аванса, а мне с сестричками доставался большой кулёк конфет.

Но однажды дед пришёл домой с пустыми карманами и в невесёлом настроении. Что-то не сложилось с заказами или ещё что, мне не ведомо. Отец пригласил деда вместе поужинать, они о чём-то говорили, я слышал обрывки фраз.

- Василий, я отдохну от музыки, завтра пойду ловить крабов, мне нужны мешки.

- Что с ними будешь делать?

- С крабами или мешками? - уточнил дед.

- С крабами, если наловишь.

- Продам и выручу денег.

На лице у деда появилось фантастическое выражение от теснивших друг друга в голове финансовых планов.

Отец посмеялся, но три новеньких мешка дал.

Сейчас-то, будучи взрослым, я понимал нереальность той давней затеи деда, но тогда всё виделось совсем по-другому. Мне приходилось ранее ловить крабов. Это своеобразное действо. Проходишь через всю лагуну, забираешься на рифы, которые то исчезают под накатывающимися волнами, то снова обнажаются. Иногда волна повыше обдает брызгами. Вокруг виднеются голубые от морской воды ямы. Становишься на край рифа и, нагнувшись, начинаешь осторожно обшаривать подводные выемки рифа. Краб сидит, уцепившись клешнями в структуры рифа, панцирем наружу. Должна быть реакция, не такая, конечно, быстрая, как у змеелова, но медлить нельзя. У тебя есть четыре-пять секунд, чтобы схватить краба за панцирь и оторвать от рифа. В таком положении ракообразное не может достать вашей руки, оно лишь шевелит ногами и клешнями. После чего попадает в мешок.

- Витёк, айда ловить крабов с моим дедом!

Я забежал к Данилову, с которым заканчивал учёбу в четвёртом классе. После драки в третьем мы помирились, потом сдружились. Витя согласился, у нас уже был небольшой опыт такой ловли. Однажды мы на двоих притащили домой восемь среднего размера тёмно-вишневых крабов, которые после варки становятся светло-красными.

- Люблю мясо крабов!- потирая руки, сказал мой друг.

Мясо у крабов находится в ногах и клешнях, под панцирем пустота с небольшими фасолинками икры.

День выдался немного ветреным, волны резво набегали на рифы и не благоприятствовали удачной ловле. Мы с Витьком всё же сумели отправить в мешок четырех приличного размера крабов. Дед пытался что-то нащупать на рифах, но у него ничего не выходило. Он быстро понял, что это занятие станет для него недоходным. Мне стало жалко его, вымокшего от фонтанов солёных брызг. Я понял, что он никогда не ловил крабов, а вся эта затея с продажей улова была красочно преподнесена кем-то из дружков в сопровождении звона стаканов.

- Дед, иди на берег, обсохни. Мы наловим сами.

Он кивнул головой и с поникшим видом побрёл по теплому мелководью к берегу. Мы с другом ещё с полчаса повоевали на рифах с волнами и крабами, но сумели добавить к имеющимся ещё только двух. Выбравшись на берег с уловом, деда не обнаружили.

- Лёха, он ушёл в посёлок!

Витя показал на едва видимые следы на влажном песке.

Вечером отец рассказал мне, что дед пришёл с пустыми мешками, высушил одежду и, забрав мешки, ушёл. Позже выяснилось, что он продал эти три новых мешка и купил с друзьями бутылку водки, буханку хлеба, две банки рыбных консервов и на скамейке за клубом организовали маленький банкет.