За яйцами

Читатель, ты, наверно, сразу вспомнил известную историю о том, как финский хуторянин пошел за спичками, а заодно женил друга на прекрасной женщине? Ах, если бы! Если бы так весело, с приключениями прошел и мой поход за яйцами!

Да и сам поход займет, честно говоря, всего несколько строчек в рассказе. А все потому, что мы очень сильно зависим от обстоятельств.

То лето выдалось, пожалуй, самым тяжелым после пресловутой перестройки. Скорее всего, это был 1999-й. Учителей отправили в отпуск совсем без денег. Мы уже достаточно измучились в унизительных очередях сберкассы, многочасовых стояниях за зарплатными карточками в навязанном нам новом банке. Потом ждала следующая длинная очередь, чтобы предъявить эту пресловутую карту в окошко для выдачи денег, как будто то же самое не делали до сих пор с паспортом. После работы нам было чем заняться! Заработанное выдавали очень скупо, только треть или четверть зарплаты – не было налички. Меня частенько выручала давняя ученица, работавшая в сберкассе. Она давно окончила школу и уже привела учиться своего красивого и умного сыночка. Выловив меня в жуткой толпе, выкликала мою фамилию, быстро, пока не заметила заведующая, выдавала всю зарплату. Однажды мы попались: заведующая вышла в самый неподходящий момент и на всю сберкассу отчитала ее:

- Что ты вытворяешь? Такую сумму выдала!

Надо сказать, «суммой» назывались три тысячи жалкой учительской зарплаты. Что я могла сделать с той стороны окошка? Ни заступиться за хорошего человека, ни вернуть полученное. Только переживать за совестливую ученицу и благодарить за нее бога.

Умные люди наверху придумали, как помочь нам, а заодно и кому-то из своих ближних, кто держал продуктовые магазины. Часть зарплаты стали выдавать талонами, по ним в определенном магазине с нас втридорога сдирали за невиданные до сих пор мягкие сыры на один укус, которым не было сил радоваться, настолько их было мало.

- Мы вынуждены хорошо питаться, потому что у нас только заграничные продукты, - шутили в учительской.

И вот теперь нас ожидало безденежное лето - уральское лето с вечнозелеными помидорами, но уже проклюнувшейся из земли картошкой и детьми, которые растут и всегда хотят есть.

В школьной столовой, работницы которой все-таки не голодали, обнаружились слегка просроченные консервы – скумбрия в масле и томатная паста. Досталось не всем. Кто-то из преподавателей был без денег, другие понадеялись на отъезд в деревню, к родным. Мы же, языковеды, три дня безвылазно сидели на проверке выпускных сочинений, этом марафоне, за который не платили, не премировали и не добавляли дней к отпуску. Так что остались без томатной пасты и скумбрии.

Но мне опять повезло, потому что у меня был запас сахара. Откуда он взялся, уже не вспомнить, однако разменной монетой сахар оказался хорошей: мне достались и паста, и консервы, а еще рис, которым запаслась другая коллега.

После работы заглянула к Венере, работавшей у нас логопедом. Они с мужем, сбежавшие от войны в Таджикистане, принимали меня всегда, в любое время суток, в любом состоянии и настроении. А с настроением бывало нехорошо довольно часто.

Венера поставила на стол чашку чая и сахарницу с песком – наверняка моим. Был, слава богу, хлеб - главное блюдо для ребятишек. Из училища прибежал Венерин племянник, увидел принесенную мной некрупную картошку и обрадовался:

- О, картошка! Щас пожарим!

- Русланчик, масла нет жарить…- остановила его тетка.

- Ну, сварим, значит! – энтузиазма у мальчишки не убавилось.

В Душанбе, откуда его вызвала тетка, картошка уже много месяцев считалась дефицитом. Руслан был готов спать на полу, ходить в одном и том же, вставать в драках на сторону двоюродного брата, Венериного сына, несмотря на мелкую кость и слабосилие. Ему надо было получить специальность, приложить все силы, чтобы закрепиться, выстоять тут, в России. Получилось же у тетки и зятя, значит, и он постарается! Его не напугаешь картошкой без масла, он на лепешках выжил.

Руслан стал чистить картошку, я собралась домой.

Провожая, подруга сказала главное:

- Слушай, давай мы завтра с тобой пойдем на птичник! Сосед Генка там сторожем работает. В выходной никого не бывает. Он нам вынесет битые яйца. А то я уже который день блины без яиц делаю, на одной воде!

Венера со своей южной пробивной силой - мой полный антипод, всегда найдет ту дырочку, откуда можно влезть в нужное место. А я жалкая законопослушница и трусиха. Сколько раз бывало: кажется, все в моих руках, поднесла уже ложку ко рту, только проглоти! Так нет, кто-то именно в этот момент словно вырывал ее у меня из рук, и оставалась я со своей мягкотелостью несолоно хлебавши. Когда я ною и переминаюсь с ноги на ногу, не решаясь ни на что, Венера от души меня ругает:

- Ты со своей вшивой, нет, даже не вшивой, блохастой интеллигентностью вообще пропадешь!

«Блохастой» звучит у нее смертельно обидным эпитетом. Я смотрю в ее синие-пресиние глаза и согласно вздыхаю: так и есть. Не у меня ли муж в конце концов нетерпеливо забирал документы, с которыми я уже месяц собиралась в какие-то официальные органы и никак не могла сходить!

- Давай сюда! Я уже понял, для тебя куда-то пойти с бумагами - это смертельно! Сам пойду! – в сердцах говорил он.

Ему, с пятнадцати лет закаленному на стройках и нефтепромыслах, ничего не стоило вломиться в двери любого начальника. А я, забитая учительница, человеком себя чувствовала только со своими учениками. Нас много, умных, честных и бедных. Учим детей тому, чего сами не умеем – жить, добиваться, достигать целей. А сами ходим в одном и том же костюмчике между школой и домом и видим мир таким, каким он сохранился в нашем юном сознании. Наивные, светлые учительские души. Как нам верили наши ученики! Смеются ли они сейчас над нашими красивыми словами, злятся ли, что пробуждали в них несбыточные мечты?

Утром я бодро зашагала к месту встречи. Вот и она плывет в своем ярко-красном платье в белый горох, вечная девочка, которая после войны в Душанбе ничего не боится. Человек, который вывез семью на военном самолете на рубли от проданной квартиры, что ей российские трудности? Тут есть хлеб! И никто не стреляет. Значит, можно жить. Все остальные вопросы Венера решает попутно, походя, не помышляя о деликатности и скромности. Хочешь жить – живи, не мнись на пороге жизни! Поэтому рядом с ней люди чувствуют себя спокойно и защищенно.

- Слушай, а может, надо было Гене что-то взять? Самогон, например?- спрашиваю я на всякий случай.

- Да хватит тебе, - возмущается Венера. – Битые яйца. Они их выкидывают, даже не считают! Пойдем и прогуляемся.

Вообще-то птичник у нас стоит настолько далеко от жилых домов, что только дурак может идти туда на прогулку. Я уж не говорю о его ароматах, которые при попутном ветре достигают жилья, вызывая проклятья сельчан.

Но погода прекрасная, ветер дует в сторону от нас. За разговорами прошли эти полтора километра. Венера все взяла на себя: спокойно прошла в проходную, а вышла оттуда уже с двумя грохотками яиц. За ней вышел знакомый мне Гена, неся еще две грохотки для меня.

Теперь только благополучно дойти до дома. Около тридцати яиц в одном поддоне, один на другой поставить – окончательно перебьешь все треснувшие. На пустынной дороге от птицефабрики я, маленькая, тогда еще худенькая, с растопыренными локтями тащу две коробочки, и большая статная Венера, у которой в руках, кажется, не грохотки, а игрушечные какие-то предметы. Помните, что на ней алое платье? Как знамя. Как пожарная машина.

Вдруг на пустой дороге появляется машина. Она единственная в нашем совхозе такая, все ее знают. Это машина директора. Я начинаю умирать. Голова отключена, ноги ведут к канаве. Спрятаться невозможно – все просматривается. Но я в прострации, иду к обочине. Каким-то неимоверным движением – в руках яйца! – подруга хватает меня за предплечье и возвращает на путь истинный.

Бог миловал, директорский УАЗик свернул в сторону. Подруга гневно выговаривает, пронзая меня синими льдинками глаз:

- Разве так можно?! Никогда так не делай! Идем и идем, кому какое дело! Всегда себя веди спокойно, что тебе сделают? Сказали же, выбрасывают яичный бой!

Почти пятьдесят яиц было у нас в тот вечер дома. Не помню, что я готовила детям.

Но если когда-нибудь моя подруга меня предаст, продаст и ославит на весь мир, все ей прощу за тот давний поход за яйцами.