Я уже не ребёнок, мама

Все мы остаёмся детьми, пока живы наши родители.

Мне было лет пять, наверное, когда мама сказала однажды:

– Сынок, придется тебе теперь у бабушки оставаться, я на работу устроилась.

Такое было время, все работали. Страна поднималась из руин войны, а я был ребёнком и ничего не хотел понимать. Скучал по маме, сто раз на день бегал смотреть на часы-ходики, висевшие в кухне на стене, и с нетерпением ждал, «когда маленькая стрелочка подойдет к цифре семь». Мамочка приходила уставшая забирала меня, и мы рано ложилась спать, а сыночку хотелось играть, хотелось сказок. Потом, когда её перевели на работу полегче, подошло время мне идти в школу. Вместе мы были только короткими вечерами, да в выходные дни, если у неё не было дежурств. Ещё были каникулы, но на лето мы переезжали к бабушке, помогать по хозяйству. Кроме работы, мама была занята огородом, уходом за птицей и поросятами, а я надолго уходил на пустырь за домом пасти коз.

Только на исходе дня, когда солнце удалялось в степь и пряталось за дальними терриконами, мы усаживались вокруг стола в саду. Мама в красивом цветном сарафане, разрезала и раскладывала на тарелки пирог со сливой или абрикосами и все пили чай из бабушкиного медного самовара. Я морщил облупившейся нос и, надувая щёки, энергично «фукал» на блюдце, а мама смотрела на меня и улыбалась. В этот момент она становилась ещё красивее, и все вокруг тоже сияло в золотых лучах заката: облака, луг и вербы у пруда…

Я старался не огорчать её плохими отметками. Начальную школу окончил круглым отличником. В награду мне был обещан новый портфель. За покупкой надо было ехать в город, куда мы и отправились одним жарким июльским днём. Долго ходили по универмагу, заглянули на рынок и наконец-то в небольшом тихом магазине, среди царства книжных корешков, цветных карандашей и акварельных красок, присмотрели то, что надо. Аккуратный, желтый, лакированный портфель из настоящей кожи, с двумя блестящими замками-защелками. К солидной ручке, тонким кожаным шнурком был привязан миниатюрный никелированный ключик. А какой упоительный запах источало это совнархозовское изделие! Вдобавок к нему прикупили прекрасный деревянный пенал с выдвижной лакированной крышкой, на которой был изображен московский кремль. Обалдевший от счастья, я не прочь был уже завтра отправиться в школу, хотя до конца каникул оставалось ещё больше месяца. Так мне не терпелось похвалиться перед товарищами своей обновкой!

Потом мама повела меня в настоящее взрослое кафе, где официант в белой рубашке и галстуке «бабочкой» на разносе принес нам две вазочки с мороженым. В каждой из них лежало по три разноцветных шарика пломбира. Мы медленно ели его маленькими ложечками, растягивая удовольствие. Я смотрел по сторонам, и, мне казалось, что все должны обязательно обратить внимание на мой новый портфель. Ну как можно было спокойно проходить мимо такой красоты!

В тот день мы угодили под настоящий ливень! Гроза разразилась внезапно. Потоки мутной воды размыли дорожное полотно. Трамваи не ходили. Мы пристроились у дороги под большим старым тополем, но даже его густая крона не защищала от дождя. Мама сняла с себя жакет, накинула мне поверх пиджака на плечи, а я украдкой за её спиной прятал в него свой драгоценный портфель. Так мы и стояли, пока, поднимая фонтаны брызг, рядом с нами не остановился огромный самосвал. Водитель, видимо проникшись трогательной картинкой, сжалился над двумя несчастными, промокшими до нитки, и предложил подвезти до посёлка. Стекла старенького «МАЗа» заливало дождем, в кабине пахло бензином и мокрой ветошью, а мне было так хорошо и так уютно сидеть, тесно прижавшись к тёплому маминому плечу. Устав от впечатлений этого незабываемого дня, я незаметно уснул, обняв обеими руками немного подмокший портфель.

Шли годы…

Я окончил школу, поступил в институт, стал студентом, а мама всё считала меня маленьким ребенком. Зимой я прилетал на каникулы из южного города, где тогда учился, а она встречала меня в аэропорту с валенками и теплой шапкой в руках.

Почти каждый месяц высылала посылки с вареньем и топлёным смальцем, тёплыми носками и длинными по моде свитерами крупной вязки.

Ещё средством общения был телефон…

Звонки по «междугородней», эти пресловутые «ноль семь», как о них забыть?

– Вас вызывает город Д., ответьте!

Скрип, шум в трубке и вдруг, разрывая тишину, такой родной, любимый голос:

– Сынок, ты где?

А я уже служил офицером на флоте, и нам было запрещено называть свои координаты.

– В море, мама, у берега Африки.

По телефону говорила всегда спокойно, боялась, не хотела волновать сына, а ночами плакала в спальне, стоя на коленях у иконы Николая Чудотворца – покровителя моряков…

Я не сдержал слово и не смог выполнить своего обещания – не оставлять маму. Женился и ушел жить отдельно. Стал начальником, у меня был свой большой кабинет с приёмной, и на работу меня возила служебная машина, а мама продолжала опекать меня как малое дитя.

Каждый день утром, приходя на работу, я слышал от секретарши: «Вам уже звонила ваша мама, соединить?»

Её волновало, тепло ли я одет, успел ли позавтракать, не промочил ли ноги, добираясь на службу, хорошо ли выспался.

– Сама-то ты как?

– Да что со мной сделается? Всё у меня хорошо, ты не волнуйся.

А потом мамы не стало…

Я не сразу осознал, что больше никто и никогда не сможет назвать меня своим ребёнком и мне стало очень грустно. Нет, я не одинок. У меня есть жена, сын, внуки. Я по-прежнему хожу на работу, в моём распоряжении кабинет, правда уже совсем другой, небольшой и без приёмной. Даже иногда, бывает, в ненастную погоду, мне звонит супруга…

– Ты бы не задерживался сегодня, к вечеру обещают резкое похолодание

– Спасибо, дорогая, – отвечаю, – а сам думаю, что бы сейчас сказала моя мама…

«Сынок, на улице подморозило, я сейчас приеду, тебе тёплый шарфик привезу»…

– Но я уже не ребёнок, мама!