Вехи судьбы. 17. Макеевка. ВЗМИ

В Москве пересадка. Остановились на пару дней у Артёмовых в Текстильщиках. Пообщались с родными, сфотографировались на память.

Две тысячи км позади, вот и Макеевка. Радостная встреча. Но скоро радостное настроение улетучилось: нас не прописывают на 16кв. метрах, а без прописки нет и работы.
Тёща работает банщицей на шахте Октябрьская ( бывшая Новая Италия ). Дом рядом с шахтой и огромным терриконом, от которого всё вокруг покрыто породной пылью. Жильё относится к шахте, там свой ЖЭК. Я ругаюсь с тёщей: « Какого кляпа ты звала нас сюда, на такие трудности. Мы бросили квартиру, работу, садик и что теперь делать?».
Кончается месячный срок, после которого у нас прервётся непрерывный стаж. Я обошел все места, где мог бы работать, но везде отказали. Правда, на Кировском металлургическом комбинате предложили работу штукатура, что для инженера я посчитал унизительным.
Тёща, плача и рыдая, ходила во все инстанции насчёт прописки для нас, но тоже безуспешно. Помогла её пожилая приятельница, работавшая на шахте и бывшая членом шахткома. Она пристыдила директора шахты, что он не может помочь вдове шахтёра, погибшего на фронте. Вопрос с пропиской вскоре решился. Юра, брат жены, сообщил, что у них в ЦЭММ ( центральные электромеханические мастерские треста Макеевуголь ), где он работал, требуется инженер-нормировщик. Это, как-то не по моему профилю, но что делать, пошел наудачу. Оказалось, что им требовался и инженер-конструктор, но с меньшей зарплатой в 110 руб., на что я согласился.
Коллектив конструкторов оказался небольшой, всего пять человек: 2 инженера, я и вечно пьяный начальник, остальные техники местного строительного техникума. С продуктами напряженка, на макароны, сахар и водку давали талоны. Склад находился рядом, поэтому мы всегда первые в очереди. Начальник постоянно находил повод для выпивок. Портвейн «Таврический» и «Три семёрки» традиционно присутствовали на столе.

Пришла срочная телеграмма от Донецкой ж.д. о штрафе за просрочку ( 7руб ) в получении контейнера с вещами из Кизела ( контейнер проехал по ж.д. 2тыс. км за 15руб! ). Поехал в Донецк разбираться. Уплатил штраф, а в доставке контейнера машиной в Макеевку отказали. Тут подвернулись лихие ребята с МАЗом, обещавшие за 25руб. доставить куда надо. Заехали на контейнерную площадку. Контейнеров море: малые, большие, очень большие, разных цветов. За 3руб. быстро нашли наш, ещё 3руб в «рукавичку» охраннику выездного поста - и мы за воротами. Донецк проехали спокойно, на Чайкинском повороте свернули направо ( шофёр побоялся ехать через Пятиричку мимо милиции ) и через Козачье кладбище и село Макеевку двинулись к шахте Октябрьской. Дорога плохая, узкая, на колдобине возле мельницы чуть не перевернулись! Последний подъём, и мы въезжаем в наш переулок. Мужики, игравшие в домино, удивлённо смотрят нам в след, свернув шеи. Сбежалась вся улица посмотреть на большой ящик и, особенно, что в нём привезли «москвичи». Быстрая разгрузка, водитель выклянчил ещё 3рубля и испарился. Вещи хорошо перенесли долгий путь, были лишь небольшие потёртости на мебели.

Александра Ивановна, тёща, держала во дворе собаку, которую на ночь спускала с цепи. В один момент, когда мы все были заняты гостями, Андрейка выбежал во двор. Услышав крик сына, и, выскочив во двор, увидели, как Тузик волтузит ребёнка по земле. Я схватил тварину и стал её душить и, когда она перестала дрыгаться, забросил её за штакетник. На голове Андрюши зияла кровоточивая рана, и он был до смерти напуган, как и мы. Бегом отнесли его в шахтный здравпункт. Там рану обработали и нас успокоили, что будет всё хорошо.
Тузик, как ни странно, ожил и забился в свою будку. Теперь, только услышав мои шаги ещё на улице, он прятался в будке и молчал.
Пришлось его отдать сватам Пономаренко на Красную горку, где они строили дом.

Дома ждала ещё одна неприятность. Пришло письмо из института. Деканат извещал, что, на основании письма администрации КРРЗ в институт, меня «автоматом» отчислили с 3-го курса ВЗМИ с формулировкой «за недостойное поведение в коллективе». Сработала угроза заводского начальства.
Предстоял долгий путь восстановления чести и достоинства.
Первым делом написал письмо в институт, что я чистый и пушистый. Ответ такой - немедленно сдать книги в библиотеку! Написал о своей беде ребятам на завод. Они организовали заявление в мою защиту во ВЗМИ. Декан сообщил, что меня могут восстановить после моей реабилитации, но не ранее, чем через год, при наличии положительной характеристики с места работы.

Меня включили в бригаду, которую посылали в колхоз на кукурузу на месяц. Что-то надо решать, а то я засохну на этом кукурузном поле, ничего не сумев сделать, поэтому срочно пришлось уволиться с ЦЭММ. Тем более, что они меня обманули с зарплатой ( стали платить 100руб ). Перешёл работать на Макеевский завод электроаппаратуры ( в дальнейшем МЗША,Макеевский завод шахтной аппаратуры ) в отдел главного технолога.

Пришло письмо от Лёшки Шайнберга, который к тому времени перебрался с семьёй в г. Рудный, и был по случаю в командировке в Москве. Предложил свою помощь в моём деле. Он многое сумел сделать. Ходил по инстанциям, редакциям газет ( «Труд», «Советские профсоюзы» ), редакцию журнала «Изобретатель и рационализатор», в институт к декану. Везде вежливо выслушивали, но, по их мнению, из-за мелочности вопроса, ничего не предпринимали. По его совету я написал письмо в ВЦСПС, председателю тов. Гришину, которое Алексею удалось передать лично в секретариат 18 августа 1964г. Письму дали ход и через месяц уже появился результат.

« №656 Копия 25 сентября 1964г

Секретарю Пермского Обкома
профсоюзов тов. Евсикову П.С.

Тов. Меркулову В.П.
гор. Макеевка.

На Ваш № 2430-ж Пермский Обком профсоюза рабочих угольной промышленности сообщает, что факты, изложенные в письме тов. Меркулова В.П. подтвердились: тов. Меркулов был отчислен из ВЗМИ по просьбе директора и общественных руководителей КРРЗ по мотивам недостойного поведения в коллективе. В результате проверки фактов недостойного поведения со стороны тов. Меркулова В.П. на протяжении 3-х лет его работы на заводе в должности инженера- технолога не имело места.
Тов. Меркулов к своим обязанностям относился добросовестно, являлся активным рационализатором завода. На протяжении двух лет избирался…и так далее.

Директор завода тов. Коломийцев Д.С. на заводе работает сравнительно недавно и был неправильно информирован о поведении тов. Меркулова заместителем главного инженера тов. Марковым.
Руководители завода за неправильную информацию, изложенную в письме на имя директора института, предупреждены.
Отчисление из заочного института тов. Меркулова по мотивам, изложенным в письме руководством завода и направленным в институт, Обком углепрофсоюза считает необоснованным.

Секретарь Пермского Обкома углепрофсоза
К.Липин »

Это письмо и заявление на восстановление в институте я отправил в деканат, но они там так долго думали, что пришлось на их бездействие пожаловаться в общий отдел ВЦСПС. После отправки положительной характеристики с МЗША, которую пришлось сочинить самому, уже в начале 1965г, меня зачислили, наконец, в студенты.
Летняя сессия получилась не очень удачной, три хвоста и где их пересдать, неизвестно.
В октябре попадаю в Рудничную больницу с запущенным аппендицитом. Операция под местным наркозом началась неудачно. От боли всё тело дёргалось и трепетало, пришлось дать мне общий наркоз. Аппендикс лопнул, гной разлился. Промывали весь кишечник. После операции от боли кололи морфий. Потом от морфия снились фантастические сцены. В палате пролежал 40 дней, никак не заживал послеоперационный шов.
Хирургическое отделение новое, недавно построенное. Есть радиосеть с наушниками, кнопки вызова медсестры и врача, вкусная кормёжка по № стола и т.п. В палате нас четверо: молодой шахтёр с прободной язвой желудка, два ветерана войны с грыжами и я, после операции. Парня увезли в операционную, из которой он не вернулся, умер на операционном столе. Деды вспоминали своё военное прошлое. Один, сразу после фронта, взял с женой сироту из детдома. Но им не повезло. Сын вырос, стал пить, скандалить, распускать руки. Другой вспоминал, как он, любитель женского пола, не пропускал ни одной юбки, ни своих, ни немецких.
Приближается 7 ноября, хирургическое отделение готовится к празднику, выписывая всех подряд, кто желает, ждёт « праздничное» пополнение. В палате остаюсь один.
6-го, вечером привозят сильно побитого и пьяного цыгана во флотской тельняшке, заливщика металла с трубного завода, и кладут его в мою палату. Ещё, лёжа в коридоре, он просит всех – дать закурить. Врач не доволен таким пациентом, грозит его отправить в отрезвитель, но тому всё нипочём. Полежав минуту, просит у меня закурить. Узнав, что я после операции и не курю, изрекает, что он после аппендицита на второй день таскал опоки. Потом встаёт и, несмотря на запрет вставать, идёт в коридор, чтобы сшибить сигаретку. Его приводят, и врач приказывает сёстрам забрать у него всю одежду. Полежав немного, цыган отправляется опять в коридор голышом и там случайно заходит в женскую палату. На дворе глубокая ночь, а тут такой гвалт поднялся! Потерпевший жалуется врачу, что он мужчина и не может быть раздетым. Доктор разрешает сестре отдать ему его кальсоны, и запирают дверь. Наступает тишина, и я засыпаю.
Просыпаюсь от вопроса медсестры со шприцем: « Где больной?» Моряка нигде нет.
Подхожу к окну, оно не заперто. Высокий второй этаж. Под окном проходит газовая магистраль, в 10-и метрах, пожарная лестница. Скорее всего, это путь его побега. На дворе небольшой морозец. Как он добрался босиком и в одних кальсонах до лестницы и до своей Нахаловки?
Раннее утро. Входная дверь хирургии содрогается от ударов. Нянечка открывает дверь - картина маслом, наш пропащий больной при полном параде в бескозырке, пришел вернуть кальсоны, забрать своё барахло и успеть на демонстрацию.
Днём начинают прибывать пострадавшие. В палату привозят парня с ножевым ранением в грудь и пацана с дыркой во лбу от удара бутылкой шампанского.

Я выписываюсь из больницы, дома ждёт письмо из института, где предупреждают, что если я не сдам задолжности до 1 января, то меня отчислят за неуспеваемость. Срочно лечу самолётом в Москву. Дней мало, делаю две попытки сдать математику и теормеханику, обе неудачные. Методистка курса, советует приехать в Москву в начале января, и, пока готовятся приказы на отчисление, попытаться что-нибудь сдать в зимнюю сессию, потому что с двумя задолженностями переводят на следующий курс.

В аэропорту обнаруживаю, что случайно прихватил ключи от квартиры Жучковых, где останавливался. На последние деньги отправил им ключи бандеролью. Донецк не принимал из-за погоды. Сидим, ждём. Если сдать льготный студенческий билет, то денег не хватает на ж. д. билет. Дончанам предлагают лететь в Луганск, а потом добираться автобусом. Летим. В Луганске ждал автобус на Донецк через Макеевку. Боялся, что меня не возьмут в автобус, но пронесло. Был такой туман, что видимость не больше 3-х м да ещё, в связи с ящуром, заставили выйти и пройти через солому, опрысканную какой-то гадостью.
В январе беру отпуск – и снова в Москве. Удачно сдаю математику и теорию вероятностей. Остаётся теоретическая механика, но принимает экзамен заведующий кафедрой доктор Шапиро, который за несколько лет не поставил ни одной положительной оценки, и сдавать ему - это самоубийство! Но Шапиро едет в загранкомандировку и это даёт нам шанс, так как доценты кафедры более лояльные люди, и к ним народ ломится на сдачу задолженностей.
Комната кафедры не очень большая, принимают экзамены 2-а преподавателя. Мне, для подготовки, досталось место у окна, напротив пожилой секретарши, стучащей на машинке. Её взгляды не дают мне возможность воспользоваться шпаргалками. Слышу её негромкий возмущенный говорок: «Какое нахальство? Ужас, ничего не боятся, где совесть?» Поворачиваю голову и вижу: за столом напротив студент отвечает по билету, держа его в руке, а другой рукой, опущенной за угол стола, держит блокнот со шпаргалками и, время от времени, перелистывает страницы, как фокусник карты. Думаю, раз секретарь не закладывает студента, то и мне можно, и достаю потихоньку свои шпоры.

За полгода справился с заданиями за 4 курс, одновременно занимаясь фотографией, сборкой простых радиоприёмников и работая на заводе. Как успевал, сам не знаю. Притом дома целый детский сад. Как-то прихожу с работы, слышу шум в комнате. Захожу туда, боже мой! на полу сидят Андрюша и трёхлетняя племяница Танюша, рядом гора открыток, выдранных из моих альбомов, разбросанных тут же.
Летом еду на сессию. Поселили в общежитие, в бывших конюшнях преображенского полка, на Стромынке, около Матросского моста через Яузу. Комнаты большие, коридоры громадные. Ещё сохранился пологий въезд на второй этаж для гусар прямо на лошадях.
В комнате нас всего четверо: мой однокурсник, абитуриент, поступающий в МГУ и вьетнамец, проходящий практику на заводе. Вьетнамец, похож на 15-летнего парня, хотя ему уже лет 40. Видно, что он политический руководитель, потому что каждый вечер к нему приходят человек 15 земляков и он тихо, часа полтора, им начитывает наставления. По-русски говорит плохо, но понять можно. Спрашиваю вьетнамца: «Когда домой?». Отвечает, что скоро. И, действительно, в скорости начинаются сборы. Появились огромные чемоданы, в которые укладывают русские телогрейки и мешочки с сахаром (подарки родным и знакомым, там же голод! ). Каждый чемодан весом кг 70. Чемодан взгромождают на спину одного вьетнамца, и этот муравей идёт, покачиваясь, на выход. «Самолётом?» - интересуюсь я. «Нет, очень дорого. По ж.д., через Китай».

На удивление, сдаю всю сессию на «хорошо». Остается один экзамен - политэкономия, и можно отправляться домой. Сходил в баню, попарился. На следующий день пошел на консультацию по политэкономии, но уже с утра почувствовал недомогание, боль в правом боку, и поднялась температура. На консультации упросил преподавателя, чтобы он принял у меня экзамен досрочно, так как мне нужно идти в больницу. Он посочувствовал мне. Особенно не гонял и не придирался, поставил – «хорошо». Пошел в поликлинику, но меня там не приняли, так как я уже выписался из общежития, и предложили обратиться в Минздрав. В Минздраве не приняли, потому что это Минздрав РСФСР, а так как я с Украины, то мне нужно обратиться в Минздрав СССР.
На Трубную я добрался к вечеру и с температурой 38*. На шве от аппендицита образовался нарыв, из которого текла сукровица. Рабочий день закончился и в министерстве, кроме дежурного, уже никого не было. Когда я пререкался с дежурным, по лестнице спускался какой-то работник службы, который поинтересовался в чём дело. Я кратко объяснил. Он снял телефонную трубку и куда-то позвонил, а потом мне сказал, чтобы я пошел в приёмное отделение и дежурный меня проводит. И тут я сделал роковую ошибку, отказавшись от провожатого. Дело в том, что когда я искал адрес министерства, то проходил мимо приёмного отделения ближайшей поликлиники, а не министерства, и поэтому отправился туда. Дежурная отделения ( старая карга ), очень удивилась моему визиту. Стала орать, что ей никто не звонил и, если я не уберусь, она вызовет милицию. Пришлось идти к главврачу. Наконец, мне сделали перевязку и выпроводили восвояси. Утром я опять в министерстве, записался на очередь к хирургу. При дневном свете разобрался в своей ошибке. За углом министерского здания находилось приёмное отделение министерства, куда я должен был явиться, и там стояло несколько машин скорой помощи. Простояв полдня в очереди, получил направление в Боткинскую больницу, где меня отфутболили опять в министерство из-за того, что у них нет гнойного отделения. Вернулся в министерство. Теперь мне дали направление в больницу № 23 имени Медсантехтруд. Приехал туда. Не принимают, гнойное отделение есть, но мест нет. Предлагают ехать на электричке к чёрту на кулички. Здесь уж меня прорвало. Стёкла звенели от моего мата, я отказался куда бы – то ехать, тем более, что на дворе наступала ночь.
«Тогда купайтесь»- злобно сказала медсестра и включила ванну. Меня от температуры трясёт, кафель холодный. Залез в ванну, в ней тепло, вода окрасилась в розовый цвет, это прорвался мой гнойник. Зашла врач, увидев такую картину, заверещала, чтобы я немедленно одевался.
Вот я в большой светлой палате с высоченными потолками среди 18 друзей по несчастью, 9 коек с одной стороны, 9 - с другой,
Контингент самый разнообразный: водитель-дальнобойщик с огромным чирьем на заднице; старый фотограф с гангреной на ноге; молодой корреспондент с телевидения с раной ступни (на пляже наступил на разбитую бутылку, неопытная медсестра зашила рану вместе с песком, теперь заражение, мясо отделяется от костей!); несколько фронтовиков с незаживающими ранами ног и т. д.
Меня лечат уколами и таблетками. Температура стала нормальная. Прогуливаюсь по просторным фойе хирургии и терапии, зав. отделениями здесь академики и членкоры медицинских наук, не то, что в нашем отделении с позорным названием, где общий обход два раза в неделю, где только вечером прибегает на 10 мин. врач, юркий еврейчик, чтобы дать установку, знающим своё дело медсёстрам.
Просыпаюсь рано утром, в дверях стоит симпатичная блондинка со шваброй. «Ну что, проснулись, засранцы, в лоб вашу мать?»- выдаёт она экспромтом и начинает уборку.
Больница располагается в главном здании бывшей усадьбы Баташёва ( Яузская ул. 11 ), недалеко от метро Таганская.
Рана моя заживает, но другая беда, кормят так плохо, что на третий день, я оголодал так, что был готов съесть прикроватную табуретку. В буфете всё есть, но нет денег. Телефон только у Жучковых, но я никак не могу вспомнить их номер. Раздобыв несколько двушек, путём перебора, попадаю на Таню. Через два часа она приносит мне еду и деньги. Теперь я кум королю и мне до лампочки их лагерный паёк.
Рана затянулась, и на десятый день меня выписывают.

Возвращаюсь на работу. Недели через две, чувствую, что опять на шве появляется гнойник. В поликлинике хирург обнаруживает у меня кишечный свищ, что грозит перитонитом, нужно делать срочно операцию.
Ложусь на операцию, а Рая – в роддом.
Повторяется история, как с аппендицитом, с начала местный наркоз, потом общий. Очнулся, все внутренности горят огнём, боль, не шелохнуться. Стали колоть морфий. Живу от укола до укола.
Из роддома сообщили, что у нас родился мальчик, с Раей всё в порядке. Небольшое разочарование – ждали девочку. Рая спрашивает, как назвать, я отвечаю – Вовой.
Мало-помалу начинаю приходить в себя. Опять 40дней в больнице.
В палату привезли деда, который благим матом орал на врачей: «Паразиты, изверги, сделайте что-нибудь!» Ему удалили желчный пузырь, и, когда очнувшись, он увидел свой полуметровый послеоперационный шов, то возмутился: «Что вы со мной наделали?».
В столовой, напротив меня стол с парочкой, которую прозвали «молодожёнами»: она, сильно побитая мужем, и парень с разбитым лицом, неудачно съехавший на спор с террикона на велосипеде.
В уголке отдыха часто развлекал песнями выздоравливающий вьетнамец Саша ( учащийся горного ПТУ ), игравший на гитаре.

У моря, у синего моря,
Со мною ты рядом, со мною.
И солнце светит лишь для нас с тобой,
Целый день поёт прибой.

Саша хорошо говорит по - русски, отличается европейскими чертами лица. Медсёстры в нем души не чаяли и сожалели, что после выздоровления он возвращается во Вьетнам, где война и голод.

Прихожу с работы, слышу в комнате плач маленького Вовчика, у которого небольшая простуда. Спрашиваю тёщу: «Что это с ним?» «Не знаю»- говорит. « Я уж ему и лекарства дала, а он кричит». Смотрю на пузырьки с лекарствами, стоящие на подоконнике. Вот горе! Она, вместо пертуссина, напоила его мазью Вишневского! Отравила! Караул! Скорую! Скорая появилась через 40 мин, да пока доехали до детской больницы. Вот, когда у меня появились седые волосы. Откуда тогда нам было знать, что это не смертельно!

Летом 1967г. успешно сдаю последнюю сессию, кроме немецкого языка.
Сессия закончилась и, что мне делать, не знаю. Случайно, обедая в столовой с одним парнем, из разговора узнаю, что он договорился с немкой сдать ей экзамен послезавтра. Прошу его взять меня с собой, он не соглашается, считая, что завалимся оба. Еле-еле его уговорил. Встреча назначена на утро, а на 7 вечера у меня куплен билет на поезд домой. Приходим в институт на встречу с преподавателем, она удивлена, что нас двое. Соглашается принять у нас экзамен, но с условием, что мы ей сначала поможем укомплектовать задания на следующий семестр и приводит нас к горе напечатанных листов с типографии, которые надо сброшюровать в книжечки. Мы довольны, может будет какое послабление, и принимаемся за работу. Время летит быстро, а гора не уменьшается. Вот уже и обед пролетел, преподаватель работает вместе с нами. Суббота, рабочий день короткий. К трём часам заканчиваем. Тут уже не до экзамена, немка бежит в канцелярию, приносит ведомость, ставит нам по трояку и все довольные, разбегаемся. Мне ещё надо добраться до Текстильщиков за вещами и потом – на Павелецкий.

С зимы нового года перехожу на преддипломную практику. Тема дипломного задания «Технологические режимы обработки металлов лазерным лучом». Тема научная, место работы - лаборатория ВЗМИ.
Литературы по лазерам почти нет, пришлось записаться в читальный зал библиотеки Политехнического музея, где коротал несколько вечеров.
Поселили в общежитии ВЗПИ ( политех ) около ВДНХ.
Лаборатория хорошо оборудована. Мне, для опытов, выделили лазерную установку ЛУ-20, мощностью всего 20 ватт в импульсе, но учитывая, что импульс воздействует на очень малую площадку доли секунды, то этого хватает, чтобы прожечь микронную дырку в любой металлической пластине толщиной до 2мм. Вот я и долбал 3 месяца эти отверстия на разных режимах в разных металлах, включая драгоценные. Сводил результаты в таблицы, строил графики, делал шлифы разрезов, фотографировал через микроскоп. Короче, готовил материалы своему научному руководителю для защиты кандидатской.
Иногда в лабораторию наведывались иностранцы, особенно японцы. Это было единственное место, где лазер был тогда в открытом доступе. Когда приезжали делегации или оборудование было занято, то приходилось работать ночью. Завлаб, добрая душа - Юрий Иванович, доверял мне ключи от лаборатории. Один всю ночь, немного жутковато!
В общежитии живу с четырьмя дипломниками ВЗПИ разных факультетов: автомобилистом, текстильщиком, геологом (вместе с женой) и машиностроителем. Каждый занимается своим делом, общее для всех – это ближайший пивбар и телевизор, когда началось первенство мира по футболу 1968 года. В конце марта произошло ужасное событие - разбился Гагарин, вся страна в трауре.
Машиностроитель Лёшка, житель Вологды, постоянный посетитель вместе с друзьями ближайшей пивнушки, собирался на выходные съездить домой, чтобы пополнить кошелёк. И, чтобы задобрить жену за большие растраты, накупил десяток пачек дефицитного стирального порошка в подарок. А его друзья, когда он отлучился, засунули в коробку пару кирпичей, а потом проводили на вокзал. Лёшка, вернувшись, стал искать обидчиков для нешуточной расправы. Ведь жена, открывая коробку, уронила кирпичи на ногу и травмировалась! А, главное, лишила Лёху дотации!
Друзья сами пришли мириться с бутылками пива, увидев которые, Алексей сразу забыл про обиду, и вся гопкомпания отправилась в пивбар.
К июню худо-бедно подготовил диплом, включая пояснительную записку и несколько листов чертежей большого формата. Осталось получить рецензию и можно защищаться. Рецензентом назначили кандидата наук из закрытого Морского института ( я даже и не предполагал, что есть такое заведение в Москве ). Дальше проходной не пускают, связь только по внутреннему телефону. Дней через 10 кандидат выдаёт мне положительную рецензию.
Защитился успешно, теперь я дипломированный инженер! На радостях, с коньяком и конфетами, заявился в лабораторию к Юрию Иванычу и ребятам.
Видно там перебрал, потому что сев в трамвай, уснул. Проспал свою остановку и трамвай завёз меня неведомо куда.