У советских собственная гордость

Витька гнал на велосипеде, чуть пригнувшись к рулю, чувствуя себя, по меньшей мере, гонщиком на навороченном спортивном мотоцикле. Он даже начал слегка рычать, изображая шум невидимого мотора. Светлые волосы одиннадцатилетнего мальчишки взъерошились, круглое веснушчатое лицо покраснело от напряжения, но на нем изображалось невероятное удовольствие. Да, он был самым настоящим спортивным гонщиком, как в тех мотогонках, которые они вчера с отцом смотрели по телевизору. Не меньше.

- Р-р-р! – Витька усилил шум «мотора» и, пригнувшись, еще быстрее закрутил ногами педали. В ушах свистел теплый весенний ветерок. Весна 1981-го года в Ленинграде оказалась невероятно теплой. Проезжая вдоль длинной панельной девятиэтажки, Витька услышал доносившийся сразу из нескольких открытых окон, знакомый хриплый голос. С бобинных магнитофонов пел Высоцкий. Витька причмокнул языком и, обогнув дом, вырулил на большую площадь, носившую название площадь Победы. Живущий неподалеку, на Московском проспекте, он часто ездил сюда покататься. Площадь нравилась ему своей серо-гранитной строгостью, простором, величием. Нравились ему и скульптуры солдатов – защитников Ленинграда. Красивая и мужественная была композиция, Витька всегда с удовольствием проезжал мимо высоких фигур, одетых в военную форму, рассматривая их.

Но сейчас неподалеку от монумента стояли несколько милиционеров. Витька не рискнул приближаться к памятнику, просто сделал большой круг, представляя площадь спортивной ареной. По сторонам, сливаясь в сочный алый цвет, мелькали знамена с серпом и молотом. Вдали виднелся огромный плакат с изображением вождя мирового пролетариата и лозунгом о грядущей и неизменной победе коммунизма. Площадь была уже значительно украшена к предстоящему великому празднику победы.

Сделав несколько кругов, накатавшись, Витька свернул к стоящему напротив площади такому же серо-строгому зданию. Гостиница «Пулковская». Площадка перед гостиницей была практически пуста, не считая нескольких человек. Собираясь резво проехать мимо, а затем свернуть в сторону дома, на Московский, мальчишка поднажал на педали. В ушах засвистел ветер. «Мотор» разгонялся... как вдруг... булыжник, неожиданно как подвернувшийся под колесо старенького велосипеда, вызвал катастрофу.

Внезапно гостиница накренилась куда-то вбок... всё дальше и дальше... затем удар. Велосипед валялся рядом, Витька лежал на асфальте. Попытался встать, но ногу пронзила острая боль. Он, на свою беду, был в шортах. Вся левая коленка мальчишки оказалась ободрана. Больно. Очень больно. Витька сидел на асфальте, вытирая кулаком невольно выступившие на глазах слезы. Метнул взгляд налево. «Спортивный мотоцикл» валялся рядом, руль основательно покорежен. Удар оказался сильным.

"Теперь и не починишь, - с отчаянием подумал Витька. - А новый отец теперь долго не купит, это точно. Теперь всё".

Не хотелось даже вставать.

- Мал-чек! - женский голос с сильным акцентом раздался над головой. Кто-то тронул его за плечо, и Витька сердито вскинул голову. Нахмурил светлые брови.

С сочувствием во взгляде, наклонившись к нему, на него смотрела худенькая женщина лет сорока пяти. Витька сразу понял, что иностранка. Одета не по-советски - светло-голубая джинсовая курточка с небольшой бахромой по рукавам, вишневые джинсы-клеш, оранжевые босоножки на здоровенной платформе. Рядом с ней стоял высокий мужчина, тоже в джинсе, бородатый и в темных очках.

- Как... с тобой, мал-чек? - повторила женщина, опять дотронувшись до Витьки. В ее голосе было слышно искреннее сочувствие.

"Иностранцы", - мелькнуло в Витькиной голове. Не любил он иностранцев. Мало ли что можно было от них ожидать советскому школьнику. Он дернул плечом, скинув с себя женскую ручку с ухоженными пальчиками и невероятной длины наманикюренными ногтями.

Но иностранка не сдавалась. Порывшись в небольшой, золотистого цвета, сумочке, она извлекла оттуда какой-то прямоугольник, надорвала край и извлекла оттуда довольно-таки большой пластырь.

- На! На! - она протянула его мальчишке, указывая на коленку. Та и правда представляла из себя печальное зрелище - глубокая кровоточащая ссадина. Витька дотронулся до нее и ойкнул. Но иностранка уже сама, присев на корточки, аккуратно и очень быстро налепила на его коленку пластырь, слегка погладила по голове. А здоровенный мужик в джинсе, по-видимому муж, протягивал ему что-то.

- Воз-ми, воз-ми, мал-чек, - по слогам проговорила женщина.

Витька нахмурился. Отвернулся в сторону и, не выдержав, все-таки взял предложенное. Искушение было слишком велико. Целых две шоколадки "Сникерс" и две упаковки жвачек "Ригли Сперминт".

- Сенкью... - неловко пробормотал Витька.

- Гут... гут, - женщина, улыбаясь, ласково смотрела на него. А мужик помог подняться и, когда мальчишка захромал прочь, ведя за искалеченный руль свой "мотоцикл", они сочувственно смотрели ему вслед.

***

- Кулик, откуда у тебя это, а?

Витькин сосед по парте Жорка Михеев с неодобрением, но и с нескрываемым восхищением смотрел на иностранную жвачку, которую протягивал ему Витька.

- Я ж сказал, отец с командировки привез, - буркнул Витька Куликов. - Давай, угощайся.

Жорка живо сгреб пару ароматных пластинок, одну засунул в карман, а другую, развернув серебристую фольгу, засунул в рот.

- Вкусно-о-о... - протянул он и начал усиленно жевать, слегка чавкая. - И что ты врешь, Кулик? Папка у тебя токарем работает на заводе, все это знают. Не ездит он ни в какие командировки. Что ты врешь-то?

- Та-ак. И что это у вас здесь происходит? - над замершими мальчишками раздался недовольный женский голос. Пожилая учительница русского языка и литературы Нина Федоровна отличалась повышенной строгостью.

- Мы это... ничего, - буркнул Витька, стараясь прикрыть ладонью лежавшую на парте серебристую упаковочку. Но не успел.

Пальцы учительницы оказались проворнее. И вот теперь "вещественное доказательство" лежало на морщинистой ладони Нины Федоровны. Весь класс, обернувшись, с интересом наблюдал за происходящей за задней партой сценой.

- Чье это, мальчики? - в голосе пожилой советской учительницы появились стальные инквизиторские нотки. - Кто принес это в школу? - Михеев? Это твое? - блеклые голубоватые глаза, обрамленные толстой роговой оправой очков, пронзительно уставились на Жорку.

- Н... нет, - запинаясь пробормотал тот. - Это его вот! - Он толкнул в бок соседа по парте. - Сказал, что его отец привез из командировки какой-то... жвачку эту.

- Стукач, - едва слышно прошипел Витька, почувствовав, как цепкая ладонь Нины Федоровны берет его за плечо.

- Куликов... - в голосе учительницы появилось еще больше металла. - Ты понимаешь, что ты сделал? Откуда у тебя... это? Где ты это достал? - Она с брезгливостью посмотрела на лежащую на ладони упаковку жвачки.

Витька молчал, опустив голову.

- У меня... это... отец привез... приехал он вчера, - пробормотал он и густо покраснел.

- Куликов, а ты знаешь, что врать нехорошо? - взгляд Нины Федоровны буравил, казалось, насквозь.

Витька был готов провалиться в преисподнюю.

- А я вижу, что ты врешь, - продолжала учительница. - Говори правду!

- Я... я вчера ездил на велосипеде. У площади Победы... - тихо начал мальчик, опустив голову, - катался и упал случайно. А они... помогли мне, пластырь дали, я ж коленку сильно разбил. Вот, видите, - в доказательство своих слов Витька задрал штанину школьных брюк и указал на левое колено, перевязанное бинтом. - Ну... они меня и угостили еще... этим, - закончил он.

- Кто они? - взгляд Нины Федоровны, не мигая, смотрел на ученика. Допрос продолжался.

- Муж с женой какие-то, наверное. Не знаю я, кто они... Правда, не знаю, Нина Федоровна.

- Иностранцы?

- Ну да, наверное... Они с акцентом говорили, - совсем тихо ответил Витька. Отчего-то ему стало невероятно стыдно.

- Итак, дети! - торжественно проговорила учительница, обращаясь ко всему классу. - Посмотрите на вашего соученика.

Она как-то особенно выделила приставку "со".

- Посмотрите на него и скажите, правильно ли он поступил, беря от... – Нина Фёдоровна скривилась и поправила небольшой белый воротничок строгой темно-синей блузки, затем, продолжила: - Правильно ли он сделал, взяв от граждан другого государства и... государства, скорее всего, враждебного нашей стране, эту... подачку? Ну, Леночка, слушаю тебя!

Учительница кивнула в сторону светловолосой девочки с косичками на передней парте, первой поднявшей руку.

- Нет, Куликов поступил неправильно, - четко и звонко произнесла Леночка Скворцова, отличница и первая активистка в классе. - Это не допустимое поведение. Оно порочит высокое звание советского пионера. Он поступил не сознательно.

- Да, Лена, да... - с тяжелым вздохом подтвердила Нина Федоровна. - Садись, Леночка, ты совершенно права.

- А ты, Куликов... - она вновь подошла к съежившемуся за партой Витьке и пронзительно посмотрела на него. - Ты, Куликов, наверняка знаешь, что с таких вот... с таких вот небольших и вроде бы безобидных подачек может начаться самое страшное? То же предательство. Сегодня ты готов продаться за иностранную жвачку. А завтра, Куликов? Что с тобой при таком поведении станет завтра? Ты за что-то большее будешь готов продать нашу Родину, наш Советский Союз? Да? Отвечай, Куликов!

Витька молчал, глядя в парту и, чувствуя, как к глазам подступают слезы.

- Нет... - очень тихо произнес он.

- Что «нет»? - Нина Федоровна продефилировала к своему столу, открыла верхний ящик, извлекла какую-то книжечку в мягкой обложке и вернулась к задней парте. - Так что же «нет»? - повторила она вопрос.

- Не продам я Родину, никогда! - Витька почувствовал, что из глаз неожиданно и предательски потекли слезы.

- Но все задатки для этого у тебя уже есть, - инквизиторским тоном продолжала учительница. - И очень нехорошие задатки. У советских собственная гордость: на буржуев смотрим свысока. Вот, Куликов! - она назидательно подняла вверх палец. - Вот о чем ты должен был помнить, беря эту подачку от... от граждан другого государства.

- Я... я буду помнить, - судорожно выдохнул Витька.

- Кстати, дети, - Нина Федоровна обернулась в сторону класса. - Кто сказал эти слова из замечательной поэмы, которые я только что процитировала? Ну, Леночка, давай!

- Это Владимир Маяковский. Поэма "Бродвей" - старательно выпалила Леночка Скворцова.

- Умница, садись. Все верно. - Нина Федоровна потрясла в воздухе книжечкой с изображенным на ней портретом великого пролетарского поэта. - Да... продолжала она. - У советских собственная гордость. И чтобы ты запомнил это, Куликов, к следующему уроку литературы выучишь эту поэму Владимира Маяковского, расскажешь классу, а после мы о ней поговорим.

Небольшая книжечка с портретом Маяковского неумолимо легла на парту перед Витькиным носом.

- Но... это же целая поэма, я не успею выучить, - убитым голосом прошептал он.

- Ничего, Куликов, успеешь, - Нина Федоровна похлопала его по плечу. - Учи и думай над своим поведением. И скажи мне спасибо, что я не вызываю твоих родителей в школу для серьезного разговора. Пока не вызываю.