Сочельник

Моя крестная – Анна Кондратьевна, работала учительницей начальных классов и жила неподалёку от школы в так называемом «учительском доме» – старом, ещё дореволюционной постройки одноэтажном здании на четыре квартиры.

Мне тогда было всего шесть лет, я только собирался осенью поступать в первый класс, но о традиции перед Рождеством носить «вечерю» крёстным уже знал. К этому меня приобщила моя бабушка – человек верующий. Это она поведала мне, что носить кутью своим крёстным родителям должны именно дети, как бы в знак благодарности за то, что те присутствовали при их крещении.

Это был конец пятидесятых, господствовал «воинствующий атеизм» и за участие в подобных мероприятиях учитель мог запросто «загреметь» с работы с «волчьим билетом» в кармане.

Нести вечерю мы вознамерились вдвоём с дедушкой. Предупреждённая заранее Анна Кондратьевна, умоляла быть осторожней, приходить попозже, когда хорошо стемнеет и постараться никому не попадаться на глаза.

В январе у нас темнеет рано, но мы подождали ещё немного, пока темнота не накрыла своим чёрным покрывалом весь посёлок. Дедушка нёс кошёлку с красиво уложенной в глубокие тарелки вареной пшеницей, а мне досталось нести расписной китайский термос с крепким узваром.

Идём, торопимся, а вокруг тишина, только поскрипывает под валенками снег. Много его в тот год насыпало! Под заборами целые сугробы намело. Звёздочки на небе совсем, как живые дрожат, разными огоньками блещут: синим, голубым, зеленоватым.

Вот и дом учительский показался. Только подходить стали, как вдруг дверь скрипнула и на крылечко, в накинутом на плечи полушубке, вышла соседка крёстной. Мы мигом за дровяной сарай шмыгнули. Стоим, притаились. Женщина не спеша достала из кармана и долго разминала в пальцах папиросу. Потом прикурила, выпустив в морозный воздух густую струю дыма. Своим присутствием мы, видимо, потревожили кота, который принялся громко мяукать, угрожая выдать наше укрытие. Наконец дама выбросила окурок в стоявшее у крылечка ведро и, хлопнув дверью, удалилась восвояси. Мы с дедом, как заправские спринтеры, через секунду оказались у дверей крёстной и тихонько постучали.

Анна Кондратьевна ожидала нас. В гостиной на столе горели свечи, стояла ваза с кутьей и маленькая иконка. Пахло ладаном, хвоей и свежей выпечкой. После прогулки на морозном воздухе такими вкусными казались обычные, поджаренные на подсолнечном масле, пышки! Мы запивали их горячим чаем с липовым мёдом и кизиловым вареньем.

Потом я декламировал рождественские колядки, который разучивал с бабушкой. Они все были на украинском языке, и у меня получалось примерно так:

– «Коляд, коляд, колядныця, добра з мэдом паляныця, а бэз мэду нэ така, дайтэ титко пятака»

После этого полагалось одаривать крестника подарками. Крёстная насыпала мне полные карманы конфет – моей любимой «Ласточки», выдала целый рубль «на кино», а потом достала из шкафа небольшую картонную коробочку и извлекла из неё заводного зайца. Игрушка была маленькой, чуть больше моего кулачка. Под хвостиком у зайчика чернела маленькая дырочка, куда вставлялся миниатюрный ключик. Если его повернуть несколько раз против часовой стрелки, ушастик «оживал»: начинал быстро бить в литавры. Такие игрушки в те годы привозили из Германии. У Анны Кондратьевны брат служил на железной дороге, имел персональное звание генерал-директор третьего ранга путей сообщения и часто бывал за границей. Он привозил ей иногда такие презенты, всякие диковинки в виде музыкальной шкатулки для чая или точилки для карандашей…

Домой мы возвратились поздно. Бабуся уже заждалась нас:

– Что долго-то как? Время к полночи, а вас всё нету! Идите, грейтесь, я вам у печки постелила…

В доме было тепло и тихо. Только тикали ходики на стене, да потрескивали в топке берёзовые поленья. Я лежал под тёплым боком у дедушки и бережно прятал под подушку своего зайца.

– Деда, а если кто узнает, что мы Рождество праздновали, нас накажут? И зайца отберут?

–Спи, никто твоего зайца не отберёт. Твой он теперь на веки вечные, – сонным голосом успокаивал меня засыпавший уже дедушка…