Слепая

Вечерний город, пустые улицы. Редкие машины, и запоздалые пешеходы спешащие домой.

Я наконец-то добрался до Родины, настроение было волшебным.
Выйдя из уютного автобуса в прохладную темноту осеннего вечера, я вздохнул полной грудью свежего воздуха отчизны, и почувствовал себя совершенно счастливым. До самолёта было ещё несколько часов, и я совершенно ни куда не спешил.

Свет фонарей отражался от мокрых блестящих тротуаров, и я бодро зашагал, ещё даже и не решив - куда. Этот район был мне немного знаком, и я шел почти не смотря под ноги, думая о скорой встрече с дорогими мне людьми.

Светофоры всё ещё работали, заставляя людей идущих и людей едущих, замирать около себя. Чаще, совершенно без всякой необходимости.

Возле одного из них, я заметил невысокую женскую фигуру, и что то в ней показалась мне необычным. Что то неуловимое в её позе, поворотах головы, движениях рук. В полумраке засыпающего города, я не сразу заметил трость в её руках. Когда-то тросточка была белой, но теперь в осеннем полумраке была лишь чуть различима. Женщина стояла не оперевшись на неё, а лишь изредка неуверенно и слабо водила ей перед собой. Моё неожиданное открытие неприятно поразило - она была слепа.

Я осторожно подошёл, что бы не испугать её, и насколько смог учтиво, предложил ей свою помощь.

К моему удовольствию, она радостно и торопливо согласилась, и голос её прозвучал совсем по детски - трогательно и доверчиво.

Ростом она едва доходила до моего плеча, и я чувствовал себя немного неловко, не зная как лучше помочь.

Тут загорелся зелёный, и мы неспешно тронулись, перепрыгивая гигантские бордюрные глыбы, перешагивая зловеще поблескивающие трамвайные рельсы, и обходя огромные бездонные лужи.

Перейдя широкую дорогу, мы немного приноровились к походке друг друга, и пошли почти свободно, я лишь изредка предостерегал её от особенно опасных мест.

Всю нашу прогулку говорила почти одна только моя спутница, я лишь изредка соглашался с ней, или задавал короткие пустые вопросы.

Рассказ её был совершенно бесхитростным, он был лишён даже намёка на жалость к себе, роптания на судьбу, или чего-то подобного. Я отсутствовал дома больше двух месяцев, и звуки её голоса воспринимались мною как музыка. Я наслаждался каждым словом, тонул в мелодии родной речи, иногда даже теряя нить нашей беседы. Я уже очень хорошо понимал, что понять всю прелесть и чудо родного языка можно только пожив заграницей.

Я начал с вопроса, как она оказалась одна вечером на вокзале, да так почти ничего больше и не спросил...

Приведу рассказ моей спутницы каким он остался в моей памяти:

"Сегодня я ездила за город, насчёт работы, совсем не далеко, сорок километров, мне Сергей Александрович дал этот адрес, Сергей Александрович, это наш руководитель в обществе, добавила она. Так вот я и поехала, но вышла не на той остановке, немного заплутала там, вот потому и так задержалась. А работа ничего хорошая. Они обещали взять меня, проговорила она довольно улыбаясь.

После коротенькой паузы она продолжала.

"До того как я потеряла зрение, я работала в комитете, но потом заболела... И больше не могла там работать... Так вот, Сергей Александрович, он такой замечательный, он меня всему учил, вернее не только он, все наши мне помогали. А потом мы на лето все поехали на Юг работать, и это такое прекрасное время было... Она снова мечтательно заулыбалась.

Повисла небольшая пауза, от которой я совсем не чувствовал ни какой неловкости, идти с этой женщиной рядом и слушать её в тот вечер, было так естественно, словно я знал ее очень, очень давно и мы прогуливались с ней осенним вечерами сотни раз.

Она ещё долго рассказывала мне о прекрасных людях, которые окружают её, которые ей всегда и во всем помогают, и я неожиданно понял, что в её рассказе о себе практически отсутствовал главный персонаж - она сама.

Так незаметно, мы подошли её дому, убогой хрущевке, с покосившейся, открытой настежь подъездной дверью.

Она быстро и весело поблагодарила меня, пожелала счастливого пути, и уверенными шагами направилась домой, оставив меня просветленным, и с предательски заблестевшими глазами в чёрном колодце старого двора.