Сигареты или Адам Смит, обидчик цыган 02

Ехать решили немедля, возможно удастся вернуться к ночи, на «начитку», понятно, «забили». Заправили полный бак «девяносто третьего», заскочили в сберкассу, где Леша снял деньги и дунули на Черкассы. Трасса на Кременчуг была убитенькой, но «Москвич» храбро перескакивал через небольшие рытвины и юрко объезжал гигантские провалы, Витька оказался неплохим водителем. Из старенькой магнитолы хрипела популярная «Ламбада», а в полуоткрытые окна залетал аромат скошенных трав и плохого бензина. Перед Кременчугом машина задергалась, а на приборной панели нервно задергался желтый огонек.
- «Бенз» кончается, - округлил глаза Леша, - мы же полный бак заправили. Какой у тебя расход?
- Пятнадцать по городу, машина старая, - Марунчак выглядел удивленным, - по трассе должно быть меньше.
- У тебя все тридцать выходит, - быстро посчитал Паша, - как у «ЗИЛа».
- Ашот, зараза, - взорвался Серега, - его работа.
- То-то она так летела, - вздохнул Витя, - как экспортная «восьмерка», надо заправляться.
Но все немногочисленные заправки радовали проезжающих вывесками «БЕНЗИНА НЕТ». В Кременчуге находился крупнейший в республике нефтеперерабатывающий комбинат, который дымно отравлял свежий днепровский воздух над городом, но куда девалась готовая продукция вышеозначенного предприятия, так и осталось для ребят загадкой.
Заправились двумя канистрами смесью гексана с газолином, о чем честно предупредил дюжий таксист, забирая четыре «червонца». Что это за адская смесь такая, второкурсники не знали, сказывалась нехватка кафедры химии в их торгово-экономическом институте.
Переехали Днепр и поплелись на Чигирин. Местность пошла красивенная, высокие правобережные кручи щетинились дубами и вязами. Деревья были чуть тронуты желтизной, орешники тяжело склонились под весом плодов, а прибрежные плавни обожгли взгляд ярким померанцем. Села вокруг стояли богатые, с вычурными домами и автомобилями в каждом дворе.
К сожалению, полюбоваться пейзажем не удалось. После гексана «Москвич» стал дымить, как подбитый «Мессершмидт», так, что пришлось закрыть все окна. Мотор несчастной машины натужно гудел, не в силах переварить непонятное вещество, а зеркало заднего вида можно было без колебаний снять, все равно в него ничего не было видно из-за чада. Теперь автомобиль с трудом набирал пятьдесят километров в час, и то если катился с горки. Подъем превратился в сущее мучение, клапана били, как расстроенные ударники, а машину обгоняли даже велосипедисты.
Лампочка вновь замигала через невероятно тяжелых семьдесят километров от Кременчуга, сровняв потребление топлива «Москвича» с расходом небольшого танка. Машина грустно чихнула и остановилась. Ребята с проклятиями выбрались на свет Божий и принялись останавливать проезжающие машины. Солнце перевалило на запад и шансы добраться засветло до Черкасс таяли на глазах.
Но ребятам повезло. Возле них остановился молоковоз, и дородный дядька в смешной кепочке согласился дотащить «Москвич» до Чигирина и заправить «семьдесят шестым» из бака «по самые гланды», за цветастую сторублевку, с Ильичем в анфас. Деваться было некуда и Леха с вздохом расстался с «соткой».
В Чигирине на местной СТО шустрые ребята непонятной национальности быстро разобрали половину мотора и торжественно вытащили что-то очень черное и закопчённое. Это был горемычный карбюратор, который не пережил интимного общения с гексаном. После жестокой торговли, в ходе которой смуглолицые граждане били себя в грудь, молитвенно обращались к небу и гортанно восклицали, заинтересованные стороны пришли к консенсусу. Этому способствовали показ громадного кулака Оберемка и два сосредоточенных Ленина, опять же в анфас. Нерусским товарищам великодушно предоставлялся выбор. Темноокие выбрали последнее, Леша стал беднее еще на двести рублей, а предприятие, не успев начаться, уже привело к гигантским издержкам.
На новом карбюраторе «Москвич» вернулся к своему старому, доремонтному состоянию. То есть он ехал, но, как-то очень вяло, дергался, как старый паралитик и часто глох. Ребята вымучились не меньше дедовского автомобиля. Леше стало казаться, что последние пять лет жизни только тем и занимался, что ехал в этой неудобной машине.
Вряд ли древние евреи так радовались стенам Иерихона, как концессионеры дорожному указателю с надписью «Черкассы». «Москвич», как жестянка с гвоздями, загрохотал по разбитым улицам областного центра. Долго крутились по центру, не в силах найти «табачку», улица Октябрьская, на которой находилась фабрика, была длинной.
Город был разбит на ровные кварталы, что еще больше усугубляло путаницу. Дважды проехали мимо памятника Ульянову-Ленину, который подозрительно смахивал на выбитого в граните Кобзаря. Похоже было на то, что Ильич и Тарас Григорьевич состояли между собой в дальнем родстве.
Наконец доехали до «табачки» и пристроились за древним «Рафиком». Очередей было две, в первой стояли грузовые автомобили, которые получали сигареты для магазинов, во второй «барыги». Водители фур долго бегали по кабинетам, ставя подписи и ожидая пока им «шлепнут» печати, поэтому первая очередь практически не двигалась.
В параллельной колонне все было по-иному, ибо здесь вовсю применялись принципы рыночной экономики. Легковушки подъезжали к провалу в стене и передавали деньги, вкупе со своими пожеланиями огромному омоновцу. Тот здорово походил на артиста Дольфа Лунгрена, и обладал способностями Гая Юлия Цезаря. Сержант пересчитывал хрустящие червонцы левой рукой, беззлобно матерился, отдавал команды пьяненьким работягам, потягивал пиво из стеклянной бутылки и курил тридцатисантиметровую бракованную сигарету, зажатую в углу рта. Все это он делал одновременно.
Но работу свою омоновец знал четко. Он мигом пересчитал деньги и когда грузчик принес в мешке «Фильтр» вместо «Експресса», то дал последнему крепкого пинка под зад и отправил обратно. Сигареты загрузили в багажник и потихоньку поехали обратно. Возвращаться решили другим маршрутом, через Золотоношу и Градижск, путь через Кременчуг вспоминался с ужасом. Уже на выезде из города, перед мостом через Днепр их остановили гаишники.
- Куда путь держите, - улыбающийся старшина мельком глянул на права и подошел к багажнику «Москвича».
- В Полтаву, - Марущак поежился от ночной прохлады и опасливо глянул на милиционера, - мы студенты.
- Пусть друзья из машины выйдут, - улыбка гаишника резко контрастировала с висящим на груди коротким автоматом, второй милиционер сидел в «пятерке» и не стесняясь проезжающих, сосредоточено считал деньги.
Леша вместе с остальными выбрался из машины и с удовольствием потянулся, ехать в этом гробу на колесах ему порядком надоело. Днепр влажно блестел в ночи, отбивая свет звезд и мерцающей луны. Левый берег был практически не виден, в этом месте проходило водохранилище, и река превращалась в искусственное море. Для его создания после войны выселили и затопили сотни сел, основанных еще до монгольского нашествия. Странная аура погибших деревень витала в воздухе, казалось, что они смотрят с немым укором на Лешу, словно тот был виновником их гибели.
Резкий порыв ветра вывел его из оцепенения и Кононенко вернулся в реальность, а она была такова: старшина открыл багажник и с довольным видом обозревал мешок с сигаретами.
- Что в Черкассах делали? – миролюбиво спросил омоновец и дал знак своему коллеге выбираться из машины. Жирный, как хряк прапорщик с трудом выбрался из жалобно скрипнувшей «пятерки» и с усилием потопал к «Москвичу».
- Памятник Ленину приезжали посмотреть, - брякнул первое, что пришло в голову «Мара», - он у вас очень красивый.
- Правда? – умилился старшина. – Какие вы молодцы! А сигареты взяли, чтобы покурить у памятника?
- Мы для всей группы купили, - встрял в разговор Леша. Он увидел, что Оберемок не жаждет вступать в дискуссию с ненавистными «ментами», Паша вконец оробел, а Витька несет всякую околесицу. – Заодно и достопримечательности города глянуть.
- Сказать тебе, дружок, сколько статей уголовно-процессуального кодекса вы нарушили? – Старшина перестал улыбаться и поправил автомат. - Или сам догадаешься? Скупка, перевозка и перепродажа краденого, незаконный оборот подакцизного товара, незарегистрированная индивидуальная деятельность… Или у тебя патент есть? Продолжать?
- Этого вполне достаточно, - вздохнул Леша, - Сколько?
- Молодец, - похвалил Лешу старшина за понятливость и мигом поднял три пальца.
- Тридцать, - обрадовался Кононенко.
- Издеваешься? – рассердился гаишник. – Ноль добавь.
- Триста? – охнул Леша и почувствовал, как его сердце бешено заколотилось. Он попытался взять себя в руки, и рывком вытащил потертый бумажник. – Восемьдесят шесть рублей и мелочь, больше у нас нету.
(окончание завтра).