Пан учитель
Последний год, последний месяц или час… Хотелось бы умирать, сохраняя присутствие духа и в полном сознании. Не знаю, что бы я сказал детям на прощание...
Из дневника Януша Корчака.
Холодное серое утро расползалось над широким объятым туманом руслом Вислы. Обычно покрытое рябью небольших волн, по раннему часу оно походило на мутное зеркало, в котором ничто не способно отразиться. Река будто остановилась, умерла.
Учителю опять снился невыносимый сон - немцы, а он по недозволенному часу идет по Варшаве без повязки*. Потом купе поезда, где уже есть несколько евреев… Тела маленьких детей: один в наполненной кровью лохани, а другой - на нарах, с содранной кожей, но еще дышит…
В самый страшный момент он проснулся, приподнялся с кровати, рукой нащупав очки на тумбочке. Достав из кармана пиджака папиросы, закурил. Он давно уже спал в одежде, тратить силы на раздевание и одевание в нынешних условиях было бы непозволительной роскошью.
Старик прошел в спальный зал и принялся поливать цветы. В окне заметил широко расставившего ноги немца с винтовкой. Лысина учителя была отличной мишенью, но солдат не спешил стрелять. Возможно, потому что в бытность штатским тоже работал учителем?
- Сердит его или умиляет мой мирный в шесть часов утра труд? - подумал старик. - Интересно, а что он сделал бы, кивни я ему? Помаши дружески рукой? Может быть, он не знает, что все так, как есть? Он мог приехать лишь вчера, издалека… Знает. Просто нет приказа.
Наступило время подъема, но учитель не спешил. Он осторожно шел по залу между кроватей, боясь шорохом или скрипом половицы, раньше срока разбудить своих детей. Сон - то, наверно единственное маленькое счастье, что у них осталось, место, где не было боли и страданий.
Остановившись перед кроватью, на которой спали трое самых маленьких воспитанников, несколько секунд вглядывался в их одинаково худые, но такие разные лица. Ему подумалось, что не бывает похожих детей, как и нельзя найти двух одинаковых листьев, капель или песчинок.
- Подъем, - наконец нехотя выдавил из себя, - Умываемся, одеваемся, старшие помогают младшим. Дежурных сегодня нет, занятий тоже. Зато будет завтрак - милостивая тетя Роза угостила нас крупой. И поторапливаемся - поезд ждать не будет, мы едем в Палестину.
Конечно, это была ложь - и про Палестину, и про неожиданный дар пожилой еврейки. Она была доброй женщиной, но сама возможность такого поступка в гетто была исключена. Крупу учитель выменял на керосин и последние пятьдесят злотых, им они более все равно не понадобятся.
Радости малышей не было предела - они звенели ложками и вылизывали тарелки до чистоты, потом спешили во двор и строились “по четыре”, желая поскорее оказаться в “волшебной стране”, про которую рассказывал пан учитель. На лицах старших улыбок не было - они все понимали.
У ворот дома сирот стояла некогда полная, а теперь чахоточная, сгорбленная, с перекошенным лицом женщина, готовая вот-вот разрыдаться. “Доброе утро, Роза Абрамовна, я очень прошу вас - улыбайтесь,” - сказал старик, и колонна двинулась в путь.
- Хэй, там гджес з над чарнэй воды, всяда на конь козак муоды. Чуле жэгна се з джевчино, ешче чулей з Украино, - стараясь не выдать слез, как можно громче запел учитель. - Хэй, хэй, хэй сокоуы омияйче гуры, лясы, доуы. Дзвонь, дзвонь, дзвонь дзвонэчку, муй стэповы сковронэчку…**
Песню подхватила вся колона. Туман к тому времени окончательно развеялся, впервые за долгое время явив голубое безоблачное небо. Оно и детские голоса на фоне облезлых домов, грязных измученных людей и серых безразличных солдат казались чем-то почти невозможным.
На перроне все погрузились в три вагона, некогда предназначенных для перевозки скота. Учитель остался с маленькими, по пути отвечая на бесчисленные вопросы, о том как выглядит место, в которое они наконец-то едут. А главное, как же там кормят.
- Четыре раза в день, - обещал старый пан. - Утром обычно подают омлет с луком, а на обед овощное рагу и форшмак. На полдник, да-да там обязательно есть полдник, люди пьют молоко или сладкий чай с печеньем. А на ужин детей непременно угощают яблочным пирогом…
Постепенно воспитанники уснули и учитель остался наедине с собой. Потекли воспоминания, но все они с самого начала казались частью какого-то бессмысленного, жуткого спектакля, где чем дальше разворачивалось действо, тем ужаснее становилось.
- Все это не потому, что я еврей, а потому, что родился на Востоке, - умозаключил старик. - Печальное могло бы быть утешение, что и пышному Западу худо… Могло бы быть, да не стало. Я никому не желаю зла. Не умею. Не знаю, как это делается.
Он даже не заметил, как поезд замедлился, остановился, а дверь вагона открылась. Прозвучала команда выходить. Их повели в огороженный забором и колючей проволокой лагерь. На небольшом плацу всем приказали раздеться, чтобы помыться в бане.
- Ну вот и все. Сейчас автоматчики загонят нас под землю, не тратить же патроны на детей? Он не питал напрасных иллюзий - не было даже мизерной надежды, но все же убедил детей, что их действительно отведут мыться.
- Я знаю, что вам уже говорили об этом, но может теперь вы передумали, пан учитель? - с нескрываемым презрением прошипел офицер. - За вас влиятельные люди попросили, вы можете покинуть лагерь - вам сохранят жизнь.
- А что такое, собственно, жизнь, счастье? - он посмотрел в серые пустые глаза немца. - Лишь бы не хуже, лишь бы все осталось так, как сейчас? Тяжелое это дело - родиться и научиться жить. Мне осталась задача куда легче - умереть, - старик услышал лай.
Думаете смерть это конец, вечный сон? А может смерть и есть пробуждение в момент, когда, казалось бы уже нет выхода? Не надо собак. Я сам их отведу! Пусть хотя бы сегодня, в последний наш день... они не будут бояться.
* - в гетто фашисты обязывали евреев носить отличительные знаки с шестиконечной звездой;
** - польский вариант песни “Хей, соколы”, некогда популярной на Украине, в Польше и Белоруссии.
На мой взгляд, одна из лучших работ на конкурсе, для меня она на первом месте. Автору, браво!
Хорошо написано.
Он, видно, в ссоре с головою.
Видно, сам себе он враг.
Надо ж выдумать такое...
Во дурак!
Работа на высший балл. Было невыносимо трудно заново пройти путь вместе с героем рассказа. Вы взяли отличный сюжет и отлично его преобразовали
Безнадёжная
Спасибо за высокую оценку.
Среди людей с погибшим взором, не будет места для орла...(Хагрид)
Старался.
Среди людей с погибшим взором, не будет места для орла...(Хагрид)
Среди людей с погибшим взором, не будет места для орла...(Хагрид)
Тяжело читать, а еще тяжелее сдержать слезы... отлично написано, просто нет слов... ( +
Лучше промолчать и показаться дураком, чем открыть рот и развеять все сомнения. (с) М. Твен.
Жень, от души поздравляю! Не могу такое читать, начала, но только до момента как они садились в поезд. Хочу, но не могу, извини
Дружбу не планируют, про любовь не кричат, правду не доказывают.
Ницше
может попозже и прочту...
Дружбу не планируют, про любовь не кричат, правду не доказывают.
Ницше
Всегда жутко такое читать, но написано хорошо) понравилось)
Дорогой Сойка, поздравляю! Как хочется, чтобы вы всегда были таким же неожиданным, но мягким душой, как в этом рассказе. Ну и пусть известная история - "Памятник" поэты переписывали сто раз, и каждый писал по-своему. Так и вам удалось иначе показать героя, из его душевных глубин! Молодец!
Очень сильно понравился Ваш рассказ. Дал за него высший балл. Правда подумал на Ведруссу. Поздравляю Вас, Геннадий.
Цыганенко Сергей
Среди людей с погибшим взором, не будет места для орла...(Хагрид)
Это здорово.
Среди людей с погибшим взором, не будет места для орла...(Хагрид)
Да я и сам его не дочитал
Среди людей с погибшим взором, не будет места для орла...(Хагрид)
Это вряд ли, но будем стараться.
Среди людей с погибшим взором, не будет места для орла...(Хагрид)
Среди людей с погибшим взором, не будет места для орла...(Хагрид)
Проникновенный рассказ+++
С уважением, Вера Флягина
Уже не раз замечала, что ваши конкурсные работы мне нравятся и даже очень, а вот то, что на страничке... На конкурсах у вас получаются художественные, яркие работы, а не публицистика. Так что рассказ справедливо вошёл в тройку лидеров. + И поздравляю с призовым местом!
Спасибки.
Среди людей с погибшим взором, не будет места для орла...(Хагрид)
Я тоже замечал, причем с завидным постоянством.
Среди людей с погибшим взором, не будет места для орла...(Хагрид)
Ох, Ген, играешь на местной безграмотности)))
Ты о чем?
Среди людей с погибшим взором, не будет места для орла...(Хагрид)
О тебе)
Ну, оочень известная история про Януша Корчака, но пересказали душевно.
Люди как реки (Лев Толстой)
Поздравляю с призовым, Геннадий
Рассказ был моим фаворитом на конкурсе и я рада, что это Ваш рассказ.
История известна, но в то же время преподнесена читателю на должном уровне.
Не позволяй иным плевать в Отчизну.
Достойным гражданином будь,
не чужеродным атавизмом.
Так я вроде пока живой. Так о чем ты?
Среди людей с погибшим взором, не будет места для орла...(Хагрид)
О том, что существует определённый моральный запрет, негласный конечно, касаться темы гибели детей в нацистских лагерях(недавно его обошли - в югославском кинематографе). Такой запрет существует в Голливуде, был он и у нас. Дело в том, а с темой я смотрю вы знакомы, что сохранилась масса свидетельств, написанных детьми, кровью и слезами. Я читал эту историю несколько раз, в подробностях. Выносить ЭТО на обсуждение, ставить плюсы, комментировать, пересказывать как анекдот - на мой взгляд аморально.
Ты же троллишь сейчас. Никогда не поверю, что ты тупой. Спасибо за отзыв.
Среди людей с погибшим взором, не будет места для орла...(Хагрид)
Среди людей с погибшим взором, не будет места для орла...(Хагрид)