Ощущение бытия (или Безнадёжный романтик)

Пусть этот небольшой рассказ, мой друг, будет тебе примером того, что надо жить и не вешать нос, бороться в жизни, бороться и за саму жизнь, и всё же радоваться каждому дню.
Но прежде мне хочется рассказать тебе об озере, которое мы встретили почти на вершине горы. Грязном, но неожиданно большом. О зарослях камыша, обрамляющих его, на которые смотришь и думаешь, что ты опять на равнине, на Дону. О ручьях, утоляющих нашу жажду. И чем выше мы поднимались, тем холоднее они были. А тот, что на самом верху, и пить-то трудно было: нёбо сводило.
Запомнился мне разговор наш, когда ложились спать на толстый матрас из нарванных листьев папоротника:
- Вертолёт, слышишь?..
- По звуку военный.
- Так другие здесь и не летают.
- Знаешь, не перестаю удивляться... Живу как бомж, никогда ни чем и никем не владел, ничего от меня не зависело. Впрочем, меня это никогда и не волновало. Не заботили и интриги против меня: я их просто не видел. А мне всегда завидовали. Наверное моей внутренней свободе. А?.. На меня злились, что не могли подчинить себе, мне мстили за собственное бессилие, за то, что они почему-то себя чувствовали ущербными в моем присутствии. Уже в грязи лежу, и всё равно хотят добить. Аж гордостью грудь переполняется. Лежу, а они понимают, что я выше их. Нищий, но чем-то богаче. Утешительно... Сам то я о себе более скромного мнения.
- В общем, поднимают твою самооценку. Да?
- Правда вот, что не боятся... И правильно... Я же безобидный. Мне как наплевать на их ухищрения против меня, так и на возню с ними. Просто я счастливый человек. Вот смотри...
-Так уж наплевать на козни?
-Ну... Неприятно. И всё равно, я счастлив, а они почему-то нет.
Мы спали на матрасе из нарванных листьев папоротника, и укрывались таким же натуральным одеялом, и чувствовали себя счастливыми от таких удобств тем более потому, что прошлую ночь спали на реке. Так как подходя к дому, допустили ошибку. Испугавшись сумерек (хотелось дойти поскорее, а местность была мало знакома), решили выбрать короткий путь: по реке. И зря... Река к ночи вошла в каньон: стена слева, стена справа. А водопад, ставший впереди, объявил, что ноги просушить сегодня не получится. Пришлось вернуться к песчаному островку, что у валуна. Островок мог позволить нам только сидеть спиной к валуну. Ну, хоть так!.. Какая-то коряга дала несколько сухих коротышей, которые и положили на сырой песок. Когда друг заснул, я встал, и он, свернувшись калачиком, еле-еле уместился на деревяшках. Я укрыл его тремя листиками папоротника, который удалось добыть, а сам всю ночь простоял рядом. Нда... И когда стоял и смотрел я на узкую полосу горного звёздного неба над каньоном, мокрый и уставший, я ощущал восторг от того, что я всё это вижу! Худо-бедно приспособившись к ночёвке, выйдя хоть и маленьким, но победителем из сложившихся обстоятельств, я стал полноправным членом этого каньона, его частью. А, когда я увидел на фоне неба как крыса со дна каньона взбегает на самую его вершину по стальному тросу, по непонятным причинам здесь когда-то поверху натянутому и одни концом упавшему вниз, я ей был рад так, как бываешь рад падающей звезде. Правда мысль о том, что она выбралась, а мы - нет, смешила тем, что огорчала. Видите ли, позавидовал крысе...
Утром пошли искать выход из каньона. И самым удивительным и, даже, чудесным в тот день была поляна папоротника, с трёх сторон защищённая крутыми лесистыми склонами. Видимо, мороз зим не в силах был убивать летнюю зелень тех папоротников, потому что нам предстали растения не менее трёх метров. Густо посаженные гиганты снизу создавали, правильно, наверное, выразиться, плетень, который ноги раздвинуть были не в силах. Пришлось обходить поляну...
Да, уже не ели второй день. И силы не те, и голова, вроде бы, занята мыслями. Но острота восприятия природы, а вернее то, что мы упивались природой как чудом, не позволяли нашему настроению упасть ни на минуту. Идёшь, и внутри тебя странное трепетное чувство!.. Вот представь, что ты видишь милого котёнка, забавного щенка, величайшее чудо на свете - ребёнка, видишь ребёнка и внутри тебя что-то тает, размягчается, разливается ласковой теплотой счастья. И даже не твоего... А счастье, что счастлив другой, счастливы другие. Счастье за счастье других. Подобное чувство я и испытываю порой, когда гляжу на травинки, листики, цветы, малюсенькие цветочки. Когда видишь, как колышется на ветру листья и лепестки-листочки, особенно ярко ощущаешь, что они живые. Так двигаться могут лишь живые!.. Сейчас, наверное, можно подумать, что я обкурился. Но скажу более... Особенность восторга в осознании того, что всё вокруг тебя - это чудо, одно огромное чудо, частью которого является и травинка с листиками и ты. То есть я. Я - часть этого чуда! Ощущаешь себя частью всего этого мира, прекрасного мира! В эту минуту я люблю всех, в эту минуту я люблю всё! Я есть в целостности, в полноте... Одного меня нет!.. Об этом восторге я говорил тебе, когда описывал миллионы солнц утром в росе на траве. Возможно, эту же полноту приобщения ощущает человек, который оглядывается после того как поднимется на вершину горную, который летит в небе тем или иным средством, плывёт в водах рек, морей, океанов и прочее. Человек ощущает себя частью этой горы, до безумия большой, неба, бесконечно прекрасного, волн, никому не послушных. Всего этого порой страшного, но сейчас ему самых родных и близких.
И, знаешь?.. Странно, наверное, но, когда приближаешься к дому, то тебя охватывает два противоречивых чувства. С одной стороны, ты рад, что заканчиваешь свой путь, что выходишь из него победителем, а с другой стороны, ты оказывается расстроен тем, что этот путь заканчивается, и от него останутся лишь воспоминания. Ты победитель, пока идет борьба, после - только зритель прошедших событий. Вроде и победитель, но без борьбы и не та радость этого звания. И тебя влечёт снова и снова пережить ощущение борьбы. Ещё немного - и это влечение уже страсть! Ну, а это уже другая борьба...