Осенние электрички

Нашёл свой старый рассказ, в котором изложена история, имевшая место в жизни. Дополнил его некоторыми подробностями и в таком виде предлагаю вашему вниманию.

Стояла тёплая осень. В эту пору мне пришлось пять раз в неделю ездить на электричках в пригород на тепловую электростанцию, куда я был откомандирован. Это был мой выбор. Можно было бы, конечно, пожить в городке энергетиков в предложенной мне уютной гостинице. Но то обстоятельство, что удалённость от дома до ТЭС составила менее ста километров, склонила меня отдать предпочтение ежедневным поездкам в вагоне электропоезда. Иногда переполненном, бывало с плохо прикрытыми дверьми типа купе, через которые проникал табачный дым из тамбуров, со сквозняками и прочими "прелестями", но зато всегда доставляющим в конце дня домой. А любой, самый роскошный номер в гостинице с его избытком удобств не идет ни в какое сравнение с домашними апартаментами. Думаю, с этим согласится каждый.

Поэтому я ничуть не жалел, что выбрал для себя такой вот порядок пребывания в командировке, хотя вставать каждодневно приходилось спозаранку. До этого я редко ездил на электричках, может пару-тройку раз, чаще как-то не пришлось. И вот сейчас, бывая два раза в день, утром и вечером с понедельника по пятницу в популярном у народа средстве передвижения, я сделал неожиданное, по крайней мере для себя, открытие: вагон, двигающийся со своими собратьями-вагонами по рельсам - это не только транспорт, но и супермаркет на колесах, фастфуд с доставкой, пивной бар и даже сцена для бродячих музыкантов.

- Пирожки, беляши домашние горячие! - оповещала полная дама с румяными щеками, поступательно двигаясь по проходу.

Ей приходилось часто останавливаться, потому что публика в вагоне охотно раскупала товар, не успевши, очевидно, подкрепиться дома. При этом она надевала на кисть правой руки целлофановый пакет, вытаскивала из корзинки пирожок и ловко помещала его в тот же кулек, одновременно при этом освобождая руку.

- Иголки, нитки, ручки, что пишут, фонарики, - бубнил заученно мужчина, обвешанный мелкими бытовыми принадлежностями.

- Пиво, напитки с газом и без, орешки соленые и в шоколадной глазури, - речитативом отзывалось в ушах в момент прохождения очередного образчика длинного торгового каравана.

Когда эта кавалькада проходила, "на авансцене" появлялись поочередно певцы, музыканты с гитарами, гармошками и писклявыми дудочками. Им, обычно мало кто давал деньги. Все молча смотрели либо в светящийся прямоугольник айфона, либо в окна электрички, за стёклами которых мелькали пейзажи, выученные уже до мельчайших подробностей. И непонятно было, слышали ли они песенные изыски, иногда сносные, иногда не очень, которые пытались донести до них бродячие музыканты.

В тот день я сидел у окна, пассажиров было много. Кто-то вполголоса разговаривал, кто выходил покурить в тамбур и, возвратившись на свое место, делился с рядом сидящими табачным благовонием.

Появился очередной музыкант с гитарой. На нём была куртка, длинные волосы касались плеч. Он сильно припадал на левую ногу, она была таковой либо от рождения, либо после травмы. Я сразу обратил внимание на его волевое лицо и мужественный взгляд горящих глаз.

- Тише, сейчас Ромка будет петь. - послышалось где-то в середине вагона.

Когда парень начал исполнять композицию, сопровождая песню хорошим ритмом, я замер. Голос его, сильный и трепетный исходил будто бы из недр души, минуя голосовые связки. Он словно отсылал нам приливы неподдельной грусти.

И листья медленно кружат,

И осени безумно жаль -

Она старалась, как могла,

Всю ночь ковры в садах ткала,

А Ромка этого уже не видит.

Он медленно ковылял по проходу, не останавливая пения под струнный ритм, а пассажиры, превратившиеся на время в слушателей, не скупились и опускали в его сумку, которая висела на плече, не только мелочь, но и денежные купюры. Когда он проходил мимо меня, я не преминул отблагодарить его за прекрасно исполняемую композицию.

Мы вышли на последний круг,

Сыграв во взрослую игру,

И смерть на нас сегодня не в обиде.

И слезы льются по щекам,

И очень больно старикам

Смотреть на солнца яркий свет

В багряной трепетной листве -

Ведь Ромка этого уже не видит...

После того, как он закончил петь, раздались аплодисменты. Никто не остался равнодушным. Слегка поклонившись, парень перешёл в следующий вагон.

Прибыв домой, зашёл в Интернет с целью отыскать эту песню по услышанным строкам и быстро нашел её. Видео называлось "Посвящение Роману Казакову", и исполнял этот авторский шлягер Александр Розенбаум. Я внимательно досмотрел видеоклип, и у меня появилось стойкое убеждение, что тот парень в вагоне электрички исполнял эту вещь во всяком случае не хуже, а может быть и сильнее.

Я видел его ещё раза два, и неизменно он вызывал у меня восхищение своим талантом.

Моя командировка заканчивалась, оставалось что-то около трех дней. Прошедшую рабочую неделю по проходу вагона сновали гармонисты, молодежь с гитарами, которые безрадостно бренчали, как бы стесняясь тусклых голосов своих хозяев.

- Что-то не видно того парня, прихрамывающего, красиво поёт! - услышал я из соседнего ряда.

- Ромку-то?

- А что, его Ромкой зовут?

- Не знаю. Ромка и Ромка. Мы его так между собой называли из-за песни про Ромку. Отпел он своё.

- Случилось что?

- А ты не слышал? Какие-то отморозки выследили его, знали, что много денег собирает... На полустанке ударили чем-то по голове, забрали деньги. Да перестарались. Погиб он.

Мужчина горестно вздохнул.

Это было отвратительное известие, которое проникло в мой мозг, привело в замешательство своей несправедливостью и циничной убогостью. Глаза против воли наполнились слезами.

За окном качающегося вагона мелькали лесополосы. Осень раскрасила листву деревьев в божественной красоты тона. Душа замерла смиренно, а небо пустотой глядело на осеннюю сказку.

В сознании непроизвольно всплыли строки:

" Как жаль, что Ромка этого уже не видит."