Ну, понеслась!

Стояла глубокая ночь. Думаю, что-то около половины третьего, когда я, не выдержав, поднялась, подоткнула одеяло брату под бок, чтобы не замёрз, и выбралась из палатки. Спать не хотелось, и я, нащупав в кармане фонарик, прошлась вдоль берега водохранилища. Тишина поражала. На много километров вокруг не было ни одного посёлка. Только чуть выше, километрах в восьми, стояла на отшибе от прочих, база отдыха с интересным названием "Таналык". Изредка порыв ветра доносил с той стороны собачий лай, который, впрочем, быстро стихал.

Скалистый берег, усыпанный острыми камнями, не слишком располагал к прогулкам, и побродив минут пятнадцать, и дважды подвернув ногу, я вернулась в спящий лагерь. Как раз успев к тому моменту, когда звякнул колокольчик на спиннинге с наживкой. Впрочем, это оказалось ложной тревогой, так как подав голос однажды, колокольчик умолк, и вновь навалилась тишина. Спиннинг, однако, я все равно вытащила, поправила наживку и закинула обратно в воду. Раздался далекий "плюх"... Надеюсь, ночь не пройдёт впустую. В садке у берега плеснула рыба, собственноручно выловленная уже на самом закате, когда едва различим был поплавок в ночных сумерках. Неважный сегодня оказался клев, и улов не слишком радовал обилием и разнообразием. Впрочем, я и без рыбалки была здесь счастлива. Тихое, красивое место. Скалистые холмы, заточившие в себе воды реки Урал. Бескрайние, необычайно долго цветущие в этом году степи. Небольшие березовые и тополиные рощицы, вносящие разнообразие в пейзаж, и ровная, почти зеркальная гладь воды, отражающая звездное небо. Лагерь наш располагался в небольшом заливчике, образовавшемся из ручейка, стекающего с холмов. Камышей по берегам не было, но росла огромная плакучая ива, чьи ветви свисали до самой воды, кончиками касаясь кувшинок, отчего-то сейчас не цветущих. Это справа, а слева росли тополя, и берег становился обрывистым, постепенно перетекая в ещё один залив. Правда, уже не столь живописный, как этот.

Усевшись у ещё отдающего тепло кострища, принялась ворошить угли, отсвечивающие красным. Ещё не остыли... Это хорошо. Рядом лежали приготовленные на утро дрова, и выбрав несколько тонких веточек и пучок сухой травы, принялась осторожно раздувать пламя. Я принципиально никогда не использовала средства для розжига, и готовые угли. Разве может это сравниться с тем удовольствием, которое получаешь, когда робкий и неуверенный огонёк начинает плясать на сухой травинке? Как он растёт, набирая силу и мощь, перебирается на ветки, а после на толстые сучья и бревна? Разве жар готового угля согреет так, как это открытое пламя, с рёвом и треском отгоняющее холодную промозглость, идущую от воды? Да никогда...

Пока разжигала огонь, в маленьком фонарике села батарейка, и теперь берег освещался только пламенем костра. И там, за пределом красноватых отсветов, воцарилась непроглядная, холодная тьма. Зябко поежившись, уселась на бревно, и вытащила из кармана старенькую потрепанную нокию, с расколотым экраном. Связи здесь не было, но это и лучше - никто не нарушит хрупкий покой и приятную, дарующую отдых тишину.

Лагерь спал. Потрескивали сучья в костре, отбрасывая в небо раскаленные искры. Лицо и руки приятно обдавало горячим воздухом, а спину немного холодило ночной свежестью. Где-то в траве трещал сверчок, ему вторила цикада. Завершала хор какая-то птичка, посвистывающая в ветвях плакучей ивы... И отблескивали звезды, отражаясь от ровной, словно зеркало, водной глади. Такой же беспросветно-черной, как небо над головой.

Лениво тянулись минуты, складываясь в часы, и небо на востоке начало светлеть. Вначале это было нечто неопределенно-серое, но постепенно цвет менялся, становясь пронзительно-розовым. Узкая полоска зари быстро разгоняла мрак, разрушая очаровательную магию ночи...

И вновь звякнул колокольчик. Я подскочила, и перепрыгнув через огонь, рванула к кромке воды. Замерла. Звон повторился, спиннинг вздрогнул, едва не свалившись с подпорки. Не раздумывая больше, схватила его, резко потянув на себя, подсекая. Леска загудела, удочка выгнулась дугой...

Ну, понеслась!