Ночные роды

- Проснись, Настюшка, пожалуйста, - мама нежно, но настойчиво трясла за плечо одиннадцатилетнюю дочку. Часы показывали половину третьего ночи.

- Мама, который час? Пора в школу?! - Настя сладко потянулась и тут же свернулась котёнком, зарывшись в пышную мамину перину, щедро нашпигованную пухом бесчисленных дворовых кур.

- Детка, папа - в командировке, а наша Вечорка принесла телёночка. На улице минус двадцать, ему в хлеву очень холодно, он дрожит весь! Да ещё
и родился слабеньким, выживет ли? – мама подталкивала тёплые вещи к сонной Настеньке и говорила, говорила…

Её волжский окающий говорок звучал всегда успокаивающе. Музыка маминой напевной речи поселяла в душе покой и незыблемость семейного счастья.

При этом, на удивление всем, сама Настя говорила на красивом московском диалекте, так как с младенчества радио у них в доме не выключалось. Училась она блестяще, но успевала всегда помочь по хозяйству.

Колола дрова, ворошила вилами сено, носила на своих хрупких плечиках коромысло с вёдрами, наполовину наполненными водой, полные вёдра она бы не смогла поднять. От таких прогулок с грузом на плечах фигурка была необыкновенно стройной.

- Так мы, мамуль, его домой принесём?! - изумлённо спросила девочка.

- Да, доченька, в столовой места хватит. Подрастёт чуть-чуть, утеплим маленький хлев и перенесём туда.

На улице была морозная синяя ночь, огромные звёзды смотрели с осколка неба, не закрытого дворовым навесом.
Мама открыла тяжёлую дверь жилища коровки, которая в эту ночь перенесла нелёгкие роды.

Вечорка вздыхала, от неё исходил характерный запах и молока, и навоза, смешанный ещё с чем-то тяжёлым для настюшкиного восприятия.

Рядом лежало чудо - рыженькое, мокренькое, с тонкими ножками и огромными глазами.

- Мамочка, какой он хорошенький, - всплеснула ручками Настёна, - какой неземной! А как мы его понесём?

- Да, вот так, доченька, - сказала мама, расстилая толстый старый плед, - давай-ка, подтянем его на одеялко, - ей было явно тяжело затаскивать малыша весом тридцать килограмм. Мама с Настей старательно подсовывали под него плед, и, наконец, им удалось поместить Мишку (так его уже назвала мама) в центр.

«Медвежонок» издавал странное «му» , похожее на «мяу», и было его очень жалко.

Ноша оказалась невероятно тяжела для Настеньки, она чуть не обронила свои два конца одеяла.

А впереди был ещё подъём на крыльцо.

- Давай, доченька, передохнём, - с нескрываемой жалостью в голосе, сказала мама. Они опустили телёнка на самый верх крыльца и обе судорожно выдохнули.

- Ну, ничего, мам, осталось чуть-чуть, - успокаивала мужественная девочка.

В столовой они почти уронили тяжёлую ношу на чистые доски пола вишнёвого цвета.

- Мамуль, он же весь пол испортит, - по-хозяйски рассудила девчушка.

- Что поделаешь, покрасим потом, улыбнулась мама. Её красивое лицо выглядело очень усталым.

Папа работал, а она всех кормила, крутилась с трёх утра до позднего вечера.

Телёнок попал в тепло и ожил.

Он являл собой живописную картину: старался изо всех сил подняться на тонких ножках, четыре копытца разъезжались, и малыш смешно шлёпался на пол. И так несколько раз. Не получалось у него пока держаться на ногах.

Настя каждый раз протягивала руки в безудержном желании помочь, но не успевала. Мишка на дрожащих непослушных ножках делал пируэт, как на коньках и приземлялся в самой непостижимой позе.

Настёна присела перед ним на корточки. Её распущенные пышные русые волосы опустились до самого пола, она не сводила любопытных серых глаз с новорождённого.

Трогала его бархатные ушки. Низко наклоняясь, заглядывала в глупые синие глаза с каштановыми ресницами, касалась пальчиком мокрого кожаного носика и тут же отдёргивала руку.

- Мам, а можно я его попою из бутылочки?

- Конфеточка моя сладенька, - нежно и жалостливо глядя на дочку, сказала мама, - это уже завтра, тебе ведь в школу рано вставать. Давай-ка я радио выключу и разбужу тебя ко второму уроку.

Первый урок у вас – труд, вот и объяснишь учителю, что пришлось ночью маме помогать.

- Да, конечно, я всем-всем расскажу, что принимала роды! – не скрывая гордости, радостно сказала Настя.