Матильда - женщина, которая проснулась 18

После этого разговора прошло три недели. Был конец сентября. Осень в том году выдалась теплой и безветренной, по крайней мере, первая ее половина баловала ласковыми солнечными днями и какой-то умиротворяющей тишиной. Это особенно чувствовалось за городом, куда вот уже неделю как, переехали Аристов с Матильдой. С ними в доме находились сиделка, она же мед.сестра, Гуля с Нигорой и смотрители - семейная пара из Украины, проживающая тут круглогодично. Кроме того, Анатолий Борисович организовал приезд врача два раза в неделю.

Аристов дремал. Он сидел в инвалидной коляске на широкой террасе перед домом. Солнце, большое, по-осеннему золотистое уже задевало нижним краем верхушки бурых сосен, подчеркивая ярко-оранжевые, прямые стволы. Заметно подросший за последние месяцы кот Стасик, свернулся колечком и тоже спал, уютно расположившись на укрытых пледом коленях старика. Мотя сидела в кресле рядом, и как только старик задремал, сложила книгу и с каким-то животным упоением уставилась на позолоченные закатным солнцем верхушки деревьев. Казалось, еще немного и она безвозвратно растворится среди всей этой первозданной красоты, и потом будет летать бестелесным духом среди деревьев. Перелетая с ветки на ветку, прислушиваться к щебету птиц, или к скрипу старых, сухих стволов, что пугают случайных путников в ветренную погоду. А когда надоест, будет играть наперегонки с забавными бельчатами и ворошить сухую, прошлогоднюю листву с деловитыми ежами. Да! Она хотела стать частичкой этого леса, кусочком колоссальной, непостижимой для человеческого ума мозаики под названием мироздание. Мотя благоговейно вздохнула, она уже и не помнила, когда в последний раз получала удовольствие от простого созерцания дикой, не тронутой человеком природы, от многоголосия лесных звуков, от желания вдохнуть поглубже этот чистый, не загаженный близостью мегаполиса воздух.

Деревенька Артищево располагалась на границе Московской и Владимирской областей. Затерянная среди бескрайних лесов и болот, она находилась на достаточном удалении от административного центра и поэтому не представляла никакого коммерческого интереса для застройщиков новомодных котеджных поселков. Это обстоятельство позволяло немногочисленным местным обитателям вести тихую, размеренную жизнь. Они не были избалованы ни столичной элитарностью, ни вниманием власть придержащих. Чего уж там! Они не были «избалованы» даже элементарными благами цивилизации. В деревне до сих пор не было магистрального газа, хотя из каждого приемника власть обещала повсеместную газификацию. Во многих домах не было воды, люди носили ее из колодца, туалеты, как и много лет назад, стояли в конце участка. Населявшую Артищево публику текущее положение дел вполне устраивало. Так жили их деды, деды дедов, так намерены были прожить свою жизнь и они.

Когда на окраине деревни, ближе к лесу, началось строительство Аристовского дома, многие решили,что в их богом забытом краю решил поселиться какой-нибудь эксцентричный богач. Они приходили просто поглазеть на диковинные в те времена панели солнечных батарей, приборы для отведения и очистки воды, аппаратуру для установки и запуска независимой солнечной электростанции, множество аккумуляторов для хранения преобразованной в электричество солнечной энергии и многого другого, чего не видели даже в телевизоре. Как уже говорилось выше, этот дом был полностью независимым, как в плане энергоснабжения, так и в с плане подачи и отведения воды. Прошло уже много лет, а Матильда бродила по дому, исполненная гордости за свое творение. Особенно ее привлекал подвал, где размещалось сердце дома, обеспечивающее бесперебойную работу всех узлов и механизмов.

Аристову пошла на пользу эта поездка. Все теплые, солнечные дни, на которые эта осень оказалась очень щедрой, он проводил на террасе перед домом. Он слушал Мотино чтение, любимых композиторов, играл со своим четвероногим тезкой, которого Мотя привезла с собой, сражался с ней в шахматных баталиях, правда, с переменным успехом.

Старик тяжело переживал проигрыш, который все же иногда случался. Ему все сложнее удавалось анализировать свои ходы, это обстоятельно помогло Моте выиграть несколько раз. Однако, заметив, как он расстраивается, Матильда решила поддаваться, потому,что его настроение и здоровье было для нее абсолютным приоритетом. Однажды, в явно выигрышной партии она намерено пошла не той фигурой. Нужно было объявлять ферзем шах, и на следующем ходу добить Аристовского короля ладьей. Мотя, вместе этого, сходила пешкой прямо под Аристовского коня, что дало ему в дальнейшем неоспоримое преимущество, и старик эту партию выиграл. Словно почувствовав подвох, он надолго призадумался, прокручивая в голове все ходы. Мотя в этот момент раскладывала фигуры для новой партии. Внезапно Аристов выругался и злобно ударил кулаком здоровой руки по шахматной доске. Все это с громким треском разлетелось по террасе.

- Не смей так больше делать!! – свирепо закричал на Мотю.

Она испуганно отскочила в сторону и уставилась на старика:

- О чем это вы?

- Ты поддалась мне! Я что по-твоему, идиот?!

- Я вовсе не собиралась вам поддаваться, - Мотя успела оправиться от испуга, и опустив глаза к дощатому полу террасы, нагнувшись, собирала фигуры. Шахматная доска была безнадежно испорчена.

- А я еще удивился, думаю - «что это она сходила, как последняя дура», оказывается наша добрячка Мотенька пожалела старого придурка.

- Вы не старый придурок, точнее старый, но не придурок – примирительно пошутила Мотя, виновато улыбнувшись.

- Никогда не поступай так больше со мной никогда. Обещай мне сейчас же! – сказал он уже мягче.

- Обещаю. Тогда вы тоже обещайте не переживать так, когда я выигрываю. Это всего лишь игра, Станислав Михайлович, и ничего больше!

Аристов коротко пожал плечами, и окончательно успокоился:

- Постараюсь, натура у меня такая...

Новая доска появилась на следующий же день и они возобновили игру. Мотя то играла в полную силу, то позволяла себе небольшие огрехи в выборе правильного хода, и в итоге партию сливала. Но это было уже не так очевидно, во всяком случае старику не к чему было придраться и свой выигрыш он считал заслуженным.

Когда на Аристова снисходила откровенность, а это происходило все чаще, он рассказывал ей какие-то моменты своей жизни: что-то про семейную жизнь, что-то из общения с коллегами, о том, как снимался тот или иной фильм, о забавных моментах на съемочных площадках. Однажды он спросил ее:

- Ты хотя бы делаешь заметки по моим рассказам?

Мотя поняла, что старик помнил тот их диалог на веранде в арбатской кафешке, и ждал, когда она наконец приступит к написанию книги о нем. Инсульт и последующая реабилитация Аристова совершенно вытеснили из ее головы содержание того разговора и ее собственные мысли об этом нелегком деле. Она тогда честно призналась старику:

- Мне даже страшно начинать ее, кто я такая, чтобы писать о вас? У меня есть мое собственное впечатление, мое мнение о том , кто вы, каким вы мне представляетесь, что я думаю о вас. Вы понимаете, что именно в этой проекции я буду писать о каких-то важных событиях вашей жизни. А они могут в корне не совпадать с вашим видением. А потом еще поделиться этим с миллионами читателей? Ну уж нет, увольте....

Аристов искоса глянул на Мотю, снисходительно вздохнул и заметил:

- Ну про миллионы, ты, голубушка, слегка загнула, меня бы и пара тысяч вполне устроила.

Он хотел видеть эту книгу, успеть подержать ее в руках.

- Может вы мне надиктуете, а я запишу? – брякнула Мотя и тут же осеклась под стариковским взглядом.

- Если ты думаешь, что я похож на человека, который в состоянии диктовать, то я, действительно, неплохо выгляжу, но ты ведь видишь каким трудом мне дается разговаривать.

- Простите , сказала не подумав....

- Пойми ты наконец, что тебе выпал уникальный шанс написать обо мне. Да, ты не писатель, я в курсе. Но ты начни, а там уж мы, совместными усилиями что-нибудь да сотворим...

Мотя сделала последнюю, вялую попытку к сопротивлению:

- А что если нанять профессионала? Любой почтет за честь.

Аристов посмотрел на нее как на любимого, но слабоумного ребенка:

- А что если эта честь выпала тебе? Да пойми ты уже! Ну не хочу я с ними работать, выворачивать на изнанку душу, проходить через ад воспоминаний с незнакомым человеком. Нет у меня писателей ни в друзьях, ни в приятелях! Есть пара драматургов, но я с ними работать не хочу. Значит сначала нужно будет привыкать к этому новому человеку, и кто его знает, сложится у нас контакт или нет. У меня просто не осталось на это сил. Даже укол в задницу а бы кому не доверишь, а это гораздо серьезнее. А я, если ты еще не заметила, доверяю тебе.

- Мне страшно... – это был ее последний аргумент.

- Мне, видишь ли, тоже, но попробовать - то можно.

В тот же день она дала себе слово записывать ежедневно хотя бы несколько строчек о жизни и творчестве Аристова. Прошла еще неделя.