Лунный дед. Кольцо

Лето на исходе зноем навалилось. Уж на что Архип жарой калёный, и то к полудню с огорода в тень. А там так дремлется, что и курить неохота. Только сны чудные. Сегодня Лизавета привиделась. С виду ласковая, а голос грозный: "Опять табачищем избу провонял? Ну-кась, на крыльцо!" Дед спросоня-то: "...чтоб тебя!" - и осёкся... Вот ведь, уж третий год один, вроде попустило, а глаза всё цепляются. То за очешник её, то за коврик лоскутный...

Дело к ночи, повечерял Архип, подымил на крыльце, а там и подруга приплыла, отоспалась за день. Да бокастая, как девки в клубе. Смеётся: "Что, глянулась?" Архип смотрит - чисто фонарь над сельпо. Так светит, что хоть раков в баклуше собирай. Он и наладился. А подруга следом увязалась. Дед по полю ведром гремит, луна по вётлам скачет. Ну, у всяк своя дорога.

Добрались, набрали с полведра, и нате вам - луна в карше застряла. Дед пока её ведром вычерпывал, все раки разбежались. А и шут с ними, Архип-то их не очень. Вот бабка - та любила.

Домой пришли, взялись сети латать. Только у подруги одна паутина по углам получается. Известное дело, повздорили: "Не туда светишь!" - "Не так петляшь..." Ничего, помирятся. Делов-то у них полно, осень на носу. Архипу пора картошку копать, луне - звёзды мыть.

А уж как луна чистоту наводит, дед всегда любил смотреть. Нет-нет, да и уронит звёздочку. Красота!

Лизавете тоже нравилось...

* * *

Осень в этом годе совсем никому случилась. Разъехались все, только Архип в деревне да луна в небе и остались. Днем-то еще ничего - дед в огороде, а луна спит. А с вечера плохо. Архип чаю попьёт и на завалинку, луну смотреть и печаль в клавиши давить. Луна слушала-слушала да с тоски сохнуть начала. Месяцем за околицу зацепилась, деда просит: "Уймись, окаянный, извёл гармошкой".

Дед подумал и сломанный патефон с подполу достал. А гармошку в городе на пиджак выменял. Теперь вечерами в обнове сидит, цигаркой пыхает да пластинки в руках крутит, луне показывает. По этикеткам вспоминает, как танцевалось раньше.

А чего тосковать? Что было, то речка унесла, а что будет - не миновать. Так и танцуют они вдвоем. Луна в небе, а Архип на завалинке. Дед самосадом искрит, а луна звездами.

Ждут. Каждый своё.

* * *

Архип до пол-ночи с луной ругался. Мол, через окно аккурат на печь светит, щекотно спать-то. А она ему - про "одной скушно". Дед разозлился и занавеску задернул. Так луна стала половицами скрипеть, до которых дотянется. Наигралась, сама себе обиделась и за трубу уплыла, греться. Тут и дед задремал.

А поутру Архипу уши тишиной заложило. Напрочь. Он валенки нашарил, тулуп накинул - и на крыльцо. А там - вчера днём было, вечером было, а за ночь не стало. Только глазам больно. Зажмурился дед, в щелку глянул - настоящая зима пришла. Не с морозом и кочками, а с белым листом чистым. Раскинулась - куда хошь пиши.

Проморгался дед, прохрумкал до будки и обратно, валенки о крыльцо обил и цигарку завертел. Пыхнул, стал пальцы загибать. До колодца - вторая строчка, до поленницы - третья. Ну, ещё до калитки, на всяк случай. Вот и вся картина - за день нарисуется. Докурил, пошел за поленьями. Надо печь протопить, луна-то у трубы спит - мёрзнет поди. Вечером проснётся, глядишь и помирятся.

Натаскал Архип дров, запалил, на отрывной глянул и в подпол полез, калоши искать на валенки. Вспомнил, что завтра с пустой деревни до просёлка аж полверсты топать. Пенсия же. А почта теперь до калитки не проедет.

Да пенсия ладно... А вдруг письмо?

* * *

Люська - мышь правильная, мешки не грызёт. Так, соберёт что просыпалось. А по столу бегает из любопытства. Ну и озорничает, конечно, не без этого. Кота-то в избе давно нет.

Только сегодня совсем скучно. Дед не ругается, молчит. Так устал за день, что с вечера прямо на стуле заснул. Бегай, себе не хочу. Тишина. Лишь половицы скрипят, будто Лизавета ходит. Как раньше. Её-то Люська побаивалась, могла и калошей в сердцах запустить. И в неё и в Архипа. Один у неё был авторитет, внук. Ну, которого сыны привозили.

Тогда, года три тому, они аккурат как ноне, перед разливом были. Крышу наладили, на рыбалку сходили и опять в город. Ясное дело, при делах они там, при семьях. А Архипка их, внук-то, ох и шебутной... Ни мигушечки на месте, ни минуточки без слова: "Деда, а деда? А чего удод полосатый? А у галок на проводах лапы в изоленте?" И ответить как толком никто не знает, а он уж про другое...

Дед-то крепко спит. Луна к нему уже разá три заглядывала: "Туман разогнала, свет на крыльце наладила, чего дымить не идёшь? Поговорим..."

Болтунья. Правда, сны от неё лёгкие. Но бестолковые, как шелуха. Ухватить-то ухватишь, а на деле - так, одна прозрачность. Ну и ладно. У Люськи мышиных дел много, а тоже уставать стала. Дед вон, хлеб уронил, когда вечерял, надо под крыльцо прибрать, пока тихо. Потом пригодится...

* * *

Вот и всё. Так уж вышло, что некому больше Люську гонять. Остались только Луна над деревней да Память людская. А память, она как хвост коровий, вроде гладко всё да конец в репьях.

На то она и память.