Конкурс миниатюр (по итогам тренинга)

Пришло время итогов нашего тренинга. Как и планировалось мы проводим конкурс выставленных для обсуждения работ. Еще раз напомню участникам, что для многих из нас услышать хоть пару критических замечаний о своей работе важнее призового места, ибо главная цель тренинга это учеба, а не соревнование, и оценки, выставленные вами играют второстепенную роль, главное же мы обсуждали, спорили, соглашались или нет , но это и был творческий совместный процесс и это важно, поскольку помогая друг другу мы и сближаемся, знакомимся с творчеством остальных авторов, заводим симпатии и т.д., короче оживляем наш сайт творчеством , это главное. Хочу выразить свою благодарность всем участникам тренинга, всем неравнодушным, пришедшим на помощь другим авторам, спасибо вам большое.
Голосуем оценками: 5,4,3 — по каким критериям? Решает каждый, но мне кажется, что главное это впечатление, именно оно и есть цель автора.
И еще одна просьба — хоть пару слов каждой работе, потратьте немного времени для своих коллег, многие из нас пришли на тренинг именно за этими словами от вас.
На оценивание выделяем 5 дней. Начинать можно просто сейчас. Принять участие в голосовании могут не только участники тренинга, но и все желающие.

Конкурсные работы

№1 Автор Тульский

Сегодня летний день у нас.
Впервые.
Всё пышно зеленеет, и жадно пьёт весёлый, яркий солнца свет.
Луга насыщены водою, чистой, дождевой, прозрачной.
Торопятся жить и расти, тёмно-зелёные.
Громада кучевого облака, кудрявится, вспухает и на глазах растёт.
Пруды полны водой, как в половодье.
Парит.
И дальний порою громыхает гром...

Работа №2, автор Тульский

Ночь
Думал что скрипят вдали колёса
Ан нет
То были журавли.
На юг летели прямиком.
И почему-то ночью.
Как только они не плутают во тьме.
Правда ночь яснозвёздная сейчас.
Наверное по руслам рек ориентируются.
По городов огням.
Орион.
Стоит во всей красе.
Плечистый и высокий...
Плеяды.
Почти в зените.
Славы...
Они сверкают ослепительно,
Как россыпи алмазов.

Работа № 3, автор Скарм

Раскат грома прикатился издалека. Пелена черных, напитанных влагой, туч закрыла небосвод. На горизонте сверкали зарницы, пробиваясь сквозь облака сине-желтыми сполохами – гроза стремительно приближалась.
Первые крупные капли ударили по раскидистым кронам деревьев, высокому травостою, забарабанили по крыше заброшенного дома. Тугой порыв ветра качнул заросли черемухи, от чего вниз полетел бледно-розовый дождь сорванных соцветий. Сделался ливень – резко, внезапно, словно на небесах кто-то опрокинул огромный ушат воды.
Ветвистая молния располосовала небосвод, раскат грома разорвал пространство оглушительным треском. Ливень усиливался с каждой секундой.
Крупные капли хлестали в окна заброшенного дома. Ветер, напитанный свежестью и влагой, ворвался внутрь, выдул застоявшийся запах плесени и разогнал невидимое облако ароматов черемухи и болиголова.


Работа № 4, автор stas

Боль

Тихим, томным безмолвием истекает остатками тепла мой август. Всё умолкло: ни птиц, ни лая соседских собак. Умиротворённо и сонно день подтянулся к полдню, и тишина звенящей истомой накрыла хутор. Всё живое замедляется, останавливается и, увязнув в горячем, плотном воздухе, замирает, впадает в легкую дрёму.
Задний дворик словно парит в опустошенной синеве застывшего неба. И вслед ему уплываю и я, разомлевший от горько-сладкого аромата цветущей полыни и мягкого, баюкающего тепла уходящего лета.
На потемневших дубовых ступенях, облокотившись об приоткрытую дверь веранды, вытянув усталые ноги, в полудреме, утихаю, замираю и наполняю себя целебным теплом мягкого солнца. Лето уходит. А вместе с ним уйдёт и мой август.
Ведь только сейчас, наполненный теплом жаркого лета, оживаю: становится легко, невесомо и забывается страх боли, преследующей меня каждый год ранней весной. Когда любое движение, выверенное тревожным расчётом, играет с ней в утомительную и пока неравную игру. Боль; она всегда рядом, циничная и расчётливая, в ожидании малейшей ошибки, таится до поры, чтобы внезапно застать меня врасплох и огненным ядовитым жаром сжигать изнутри. Иногда, уставшая от ожидания: то тихо ноет, то внезапным набегом рубит пугающим онемением в теле. И уже не боль, а резкий как укол, холод, лишает меня воли и всё окружающее вдруг теряет смысл, туманится, становится второстепенным, ненужным. Не слушаются слабеющие ноги, становятся ватными, чужими; холодная испарина на лбу, и в страхе, затаив дыхание, замираю в тревожном ожидании. А губы, сами, чего-то шепчут, беззвучно уговаривая.
Холод уходит, тает, исчезает. И тогда я понимаю, какое это счастье просто ходить, жить без боли. Радуюсь солнцу, рассвету, вечерней заре.
Горячий воздух накатывает тугими волнами и вместе с ним и я, укачиваю, усыпляю свою боль. Я благодарен лету за эти мгновения лёгкости движений и живительного тепла солнца, напитывающего меня надеждой.

Работа № 5, автор stas

Маки

– Папа, они пропали, умерли!
– Кто умер, ты, о чем, Маша?
– Маки, папа!
– Не может быть. Они же полевые, и должны стоять долго. Помнишь ромашки, в прошлом году на день рождения?
В прошлом году мы с женой собрали огромный букет ромашек и как только вошли к ней, вся вокруг наполнилось ароматом луговых трав. Белоснежные, в обрамлении пастельно-зеленых стеблей, они, казалось, наполнили комнату светом яркого дня. Дочь проснулась, открыла глаза и только охнула, задохнулась восторгом, и протянула руки к ромашкам. И потом каждое утро разговаривала с цветами.
– Да, папа, ромашки долго не вянут, они стоят целый месяц и даже засыхая они живые. А маки, они другие, хрупкие, они как бабочки. Их крылья поникли, свернулись. Мне их жалко, папа. Не надо больше их рвать. На мой день рождения отвези меня на то место, где вы с мамой их сорвали.
К вечеру, уже другими глазами смотрел я на луг, раскинувшийся между двумя массивами леса, как будто передо мной колышется травяное море, а над ним летают тысячи ярко-красных бабочек. На душе стало тепло, и щемящая грусть наполнила меня. Дочь права, цветы они живые, поле их дом. И я, конечно же, привезу её сюда, к макам, которые она так любит.
Ветер мягко укачивал травы, волной подымая и опуская огромные скопления ярко-красных цветов, и казалось, в этих волнах со звонким смехом бегает моя Маша, играя с бабочками-цветами, и забылась её болезнь, вечные лекарства, робкие надежды выздороветь. Я привезу ее на этот луг, и здесь, вдали от шумного города, больничных холодных палат, порхающие у самой травы цветы-бабочки, дадут ей веру в себя, веру в жизнь.

Работа № 6, автор Irina K

Бабочка

Я любил тебя в прошлой жизни.
Когда ты выглядела смешной девочкой
с невинным взглядом
и алым порочным ртом.
Алым, как лепесток растоптанной розы.
Я брал твои тонкие белые пальчики в свои ладони,
а ты улыбалась, как ребенок.
Так легко и невинно...
А потом доставала нож, откуда-то из-за спины.
Я никогда не мог запомнить,
как он появлялся в твоих маленьких руках.
Такой большой.
Ты улыбалась и наносила удар.
Город пах лепестками роз, миндалем и морем.
Мы шли по мостовой.
Ты улыбалась и о чём-то болтала без умолку.
А я думал, как пережить то,
что будет после...
Но оно наступало каждый раз,
Как морские волны накрывают собой песчаное дно в час прилива.
Оно накатывало волнами.
И алыми каплями оседало на обоях...
В твоей комнате были кремовые обои с золотистым рисунком. Какие-то нелепые бабочки.
"Жутко пошло, - сказала ты как-то. -
Но мне нравится".
И я согласился. И мне они тоже понравились. Потому что мне нравилось всё, что любила ты.
Ты доставала нож...
"Почему ты так смотришь на мои руки?" - спросила ты однажды.
Ты сидела на подоконнике и ела вишни.
Перезревшие, темные, набрякшие. Капля вишневого сока стекла по твоему подбородку и остановилась в ямке над ключицей.
В тот вечер окно было раскрыто, и теплый ветерок шевелил легкие серебристые занавески.
В комнату влетела бабочка. Почти такая же нелепая, как те, которые были нарисованы на твоих обоях. Серая и шероховатая.
Почти уродливая.
- Какая мерзость, - с нескрываемым отвращением сказала ты, когда она неловко села на подоконник и поползла по нему, шевеля усиками. И сжав бабочку в ладонь, ты медленно раздавила её...
И улыбнулась своей детской улыбкой.
И в это мгновение что-то закончилось...
Я любил тебя.
Я любил тебя в прошлой жизни.
Но прошлая жизнь закончилась.
А будущая так и не наступила.

Работа № 7, автор Irina K

Рождество

Месяц нивоз II-го года республики, единой и неделимой, или "месяц снега" полностью оправдывал свое название.
Снег медленно падал густыми хлопьями с набухшего седого неба.
И, казалось, конца и края не будет этой белой пелене, накрывавшей собой Париж, накануне Рождества.
Жак, спешивший домой с работы, зябко поежился. Старенькое, залатанное на локтях пальто, почти не грело. А грубые деревянные башмаки и подавно.
Подняв воротник своего хилого пальтишки, он почти побежал. Вот, перед ним открылась набережная в районе Нового моста. Обычно оживленная утром, когда здесь проезжали повозки, везущие на казнь заключенных... сейчас она была совершенно пуста. Да и что было делать здесь людям вечером и в такую погоду?
Жак подумал, как на прошлое Рождество он с матерью и младшей сестренкой Софи ходил в церковь Святой Екатерины.
Недавно церковь закрыли. Теперь в ней располагался один из многочисленных в городе революционных клубов.
Он вспомнил просветлевшие глаза матери, которая ставила перед образом Мадонны свечу и молилась за душу их отца.
Отец погиб, когда Жаку едва исполнилось десять. Разбился, сорвавшись со строительных лесов.
А четыре месяца назад от быстротечной пневмонии умерла и мать.
Осиротевшим Жаку и Софи пришлось перебраться в маленькую каморку. Теперь Жак, работавший на табачной фабрике, большую часть денег отдавал домохозяйке. Оставалось совсем немного - на скудную еду, за которой приходилось простаивать многочасовые очереди. Питанием детей чаще всего был только черный хлеб.
Жак нагнулся, чтобы вытряхнуть из башмака набившийся снег и неожиданно заметил, как внизу что-то блеснуло холодным тусклым светом. Сердце радостно забилось.
Неужели?...
"Если это монета, - сразу же пронеслась ликующая мысль. - О, тогда мы с Софи устроим себе на Рождество настоящий праздник. Можно будет купить сыра, и хлеба с луком. И немного вина. И, может быть, останется еще немного, чтобы купить башмаки для Софи. Ее старая обувь совсем прохудилась. И..."
Жак опустил руку и окоченевшими пальцами быстро разгреб рыхлый наст.
Вот, его ладонь коснулась находки, и из груди мальчика вырвался горестный вздох разочарования.
Это была самая обыкновенная подкова, слегка заржавевшая с чуть скошенным ободком. Она тускло поблескивала в снегу. Жак вытащил её, и от ее холодной тяжести у него почему-то сдавило сердце.
Наверное, ее потеряла одна из лошадей сегодня утром, когда осужденных везли на казнь.
Мальчик поднес подкову к губам и поцеловал.
Затем, подойдя к набережной Сены, размахнулся и бросил ее вниз.
Тяжелые тучи, затянувшие небо, на краткий миг расступились, и необычайно отчетливо стала видна маленькая одинокая звездочка. Она как будто разгоралась, становилась все ярче и ярче, словно стремилась своими лучами достичь земли. Согреть и спасти все одинокие, обездоленные и несчастные души...
Рождество.

Работа № 8, автор Марина Веринчук

Я люблю тебя вечно

Аля смотрела на надпись под балконом «Я люблю тебя вечно!» и думала – надо же, бывает такая любовь!
Нина проезжала с коляской с двумя детьми по надписи «Я люблю тебя вечно», и думала – надо же, мой козел тоже писал мне что-то подобное десять лет назад.
Надя, проходя мимо, смахнула слезу и подумала – «Надо же, мой перед смертью писал мне что-то подобное».
Арина, выбросив цветы, и отплакав свое, подумала – «И мой муж писал мне такие открытки, пока любил других женщин».
Татьяна, прочитав надпись под балконом, расплакалась. Ее любимый всем дамам писал подобное.
Наташа, проснувшись, вышла покурить на балкон с чашкой кофе.
«Дорогая, ты на балконе?» - получила она смс.
«Да, и что?» - послала она в ответ.
«Там послание тебе» - написал любимый.
Они ездили на рок-концерт, И Найк Борзов пел: «Я буду любить тебя вечно!»
Наташа заспорила: «Что значит – Я буду? Когда буду? А я буду, когда ты будешь? А вообще кто-нибудь когда-нибудь будет в тот момент?»
И любимый сказал: «Все верно. Время нужно поменять.»
«Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ ВЕЧНО!»
И наутро написал это под ее окном.
Сколько же мыслей пробежало перед глазами соседей!
…. Прошло пять лет. Надпись стерлась.
«Как жаль»- подумала Аля.
«Ну и отлично»- зло подумала Нина.
Надя вздохнула и опять смахнула слезу.
Арина улыбнулась.
Татьяна отвернулась.
А Нина взяла краски и обновила надпись.
Он был в реанимации, и Наташу туда не пускали.
«Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ ВЕЧНО!» - написала Наташа под его окном.

Работа № 9, автор Недвойственный

Листопад

Лёгкий туман висел над полем впереди, а морозное сентябрьское утро пахло свежестью.
Несколько сотен солдат с шевронами в виде кленового листа замерли на краю леса, ожидая сигнала.
Задача проста - бегом пересечь поле, по данным разведки свободное от мин, и занять ближайшие дома деревни.
Молодой парень лет двадцати с конопушками на носу и лычками сержанта на погонах крепко сжимал автомат, готовясь пересечь эти жалкие пятьсот метров через поле. Вот-вот должно было всё начаться.
Трассером вверх ушла красная ракета.
- Вперёд, - послышался короткий приказ.
Солдаты ринулись через туман в сторону деревни.
Первый взрыв прогремел где-то далеко справа от конопатого.
- Не останавливаться, вперёд! - услышал он крик командира.
Второй и третий взрывы прогремели уже слева.
Со стороны деревни ударили пулемёты. Свинцовые пчёлы шныряли по всюду, а, найдя добычу, нещадно жалили.
Вскрики и стоны раненых заполнили всё пространство вокруг сержанта.
Алый цветок внезапно расцвёл под ногой бегущего впереди бойца. Конопатый успел только остановиться и чётко увидел, как невидимая сила медленно поднимает в воздух подорвавшегося на мине солдата, как неестественно в колене сгибается в бок и отсоединяется от тела нога, как рой чёрных мух из центра цветка устремился прямо к нему.
Осколки достали цель, и ещё один окровавленный кленовый лист медленно опал на землю.


Работа № 10, автор Недвойственный

Лицо напротив

Очередной день.
И снова это лицо напротив. Лицо молодой девушки. Оно прекрасно: большие глаза небесно-голубого цвета, длинные ресницы, чуть вздёрнутый носик, на котором ровно шесть едва заметных конопушек; ещё три маленьких чудесных пятнышка цвета солнца притаились на одной щёчке и четыре на другой. Аккуратный рот с коралловыми губками и правильный подбородок. Две золотистые пряди волос обрамляли его.
Я уже не помню, как выгляжу сам, но наизусть знаю и люблю каждую чёрточку её внешности. Даже когда закрываю глаза, её образ стоит передо мной.
Постоянно пытаюсь заговорить с ней, она отвечает, но голоса не слышу. Я вижу, как двигаются прекрасные губы, пытаюсь прочитать по ним, что она говорит, но смысл ускользает.
Каждый день, каждое мгновение я любуюсь этим лицом, таким родным и знакомым.
Никак не удается вспомнить, почему мы здесь и как давно. Боже, как она прекрасна! Готов отдать что угодно, лишь бы приблизиться на мгновение и нежно поцеловать её. Приблизиться и прошептать: «Я очень люблю тебя…» Хочется кричать об этом, хочется услышать её ответ…
Пробую ещё раз обратиться к ней и… О чудо! Звуки снова появились в моей голове!
– Ты слышишь меня?! – радостно спрашиваю и с нетерпением жду её ответ.
– Да, – отвечает она, и сердце моё начинает бешено колотиться.
Она слышит меня! Она! Меня! Слышит! А я слышу её, и теперь мы будем говорить, я узнаю о ней всё и расскажу обо всех своих чувствах.
– Кто ты?! Как тебя зовут?! – вопрошаю, едва сдерживая радостный смех.
– Ты опять всё забыл, – её лицо помрачнело.
Мне начинает больно давить в груди от плохого предчувствия.
– Нет, не расстраивайся, что я забыл? Скажи, я всё исправлю! – всё что угодно, лишь бы она была счастлива.
– Ты убил меня… – Внутри что-то оборвалось. И тут воспоминания взорвали мозг. – А до этого три дня насиловал и пытал… – слеза скатилась по её щеке.
Не-ет! Зачем я опять это вспомнил?!
Едва могу существовать от отчаяния и безысходности. Изменить что-то уже невозможно.
Кровавые слезы текут из моих пустых глазниц. Понадобятся века ил тысячелетия, чтобы я снова смог забыть то, что сделал.
В аду нет пощады раскаявшемуся грешнику.

Работа № 11, автор Гаврош

Так мир погрузился во мрак

Ослабевший ветер шелестел в тростниковой кровле. Вечернее море неторопливо накатывало волны. Краски вечного лета сгущались, теснили друг друга, превращались в тени и постепенно терялись в первозданности космоса. Небо меркло, и звёзды обыденно замерцали над мачтой, сохнущей на берегу лодки. Короткий надрывный вопль разрезал пространство и растворился.
Длинные, в узловатых наростах, пальцы старика перебирали сеть. Он вскинул взгляд на ускользающий горизонт, проводил чайку. Начало сезона обещало рыбное изобилие. Лодка не подводила уже которое поколение, а теперь, подлатанная и заново осмолённая, казалось, рвалась в бескрайность родной стихии.
Старик уложил снасти и, опираясь о борт, присел на шершавый, изъеденный солью брус-противовес. Непослушные колени щёлкнули-скрипнули. Лодка скрипнула в ответ. Мир всё больше утрачивал объём и цветность, но наполнялся силуэтностью в бархатистой густоте запахов моря, цветов и пряностей доносимых из деревни через непроглядную завесу сумерек.
Всё это было знакомо старику с детства. Он вспомнил деда. Глядя на заходящее солнце, дед говорил, что придёт время, устанет держать небосвод и солнце уже никогда не взойдёт, а это значит, что кто-то другой должен занять его место. Потом, то же самое о себе говорил и отец.
Когда прощальный луч скользнул по мачте, старик посмотрел на руки, на вздыбленные вены и вдруг остро почувствовал, что смертельно устал от одиночества. Вздохнул, обмяк и, мерно покачиваясь, будто в лодке, стал погружаться в тёмную глубину мыслей о потерянной семье. О том, что его место занять уже некому.


Работа № 12, автор Гаврош

Цитата

Фульхенсио Диас, импульсивно жестикулируя, с радостью откликнулся на сообщение в телефоне, что Гаспар Сантос снова в сети. Короткий разговор с подопечным только добавил оптимизма. Ещё бы, они уложились в жёсткие сроки издателя, чего раньше не случалось. У Фульхенсио мгновенно выросли и сразу же расправились крылья. Если бы их можно было измерить, то они оказались бы больше, чем у альбатроса. Одного взмаха достаточно, чтобы взмыть. И он полетел.

Гаспар Сантос положил телефон на рабочий стол. С улыбкой изумления смотрел на постепенно чернеющий экран. За время творческой самоизоляции, перенося на бумагу особенности речи своих самобытных персонажей, успел отвыкнуть от голосов реальных людей. Гаспар уловил настроение агента и, чтобы преумножить это настроение, решил хорошенько подготовиться к встрече.

Камин капризничал. Отсыревший дымоход не поддерживал тягу, огонь не разгорался. Гаспар извелся. Пока прогревал трубу газетными факелами, непроизвольно сравнил себя с этим камином. Старый и бесполезный. Значимый только аурой былой популярности, как копоть на стенках топки. Сомнения вкрались и не оставляли.

Стрижом мелькал у окон Фульхенсио Диас, бился в стеклянную дверь, а когда впорхнул, так и не сложил крылья даже в помещении, даже вблизи открытого огня пылающего в очаге. От кресла к дивану, от дивана к буфету и обратно ходил нахохлившимся грифом. Агент был тронут тёплым приёмом, а подогретый изрядной порцией бренди не умолкал, распекая отсутствующего издателя с его нетерпением и неверием в "наши силы, наше упорство... наш гений, в конце концов". При этом отдельно возносил талант Сантоса на божественные высоты и, не теряя профессиональной хватки, бросал косой голубиный взгляд по сторонам, чтобы найти и оценить объём нового творения.

А Гаспар Сантос сидел заворожённый пламенем. Слышал, но не вслушивался в соловьиные трели Фульхенсио. Пытался вспомнить авторство слов: "Настоящий писатель лучше узнаётся по тому, что он сжёг, чем по тому, что опубликовал".

Работа №13, автор Ведруса

Мысль

Впервые она появилась майской ночью. Через открытое окно вошла по лунному лучу под пение сумасшедшего соловья.
— А ведь эта ночь может быть твоей последней, — раздалось у него в голове.
Он отмахнулся.
— Вот ещё! С какой стати?
— Но ведь когда-нибудь так и будет, — запросто сказала она.
Он растерялся:
— А ведь и правда. Но почему ты раньше никогда не приходила?
И ладно бы, стучали монотонно осенние капли дождя по крыше и пел в трубе заунывно ветер. Но нет! Запах сирени кружил голову, в разгаре пора надежд и мечтаний, он ещё полон сил, а тут она… Когда уснул, она, довольная, осталась с ним.
Обычное утро. Обыкновенный завтрак — чашка крепкого кофе с сахаром, бутерброд с маслом. Но лишь она шепнула: "А ведь они могут быть твоими последними", — он непроизвольно глубоко вдохнул аромат напитка и, откусив кусочек хлеба, зажмурил от удовольствия глаза.
На улице весеннее солнце дразнило лучами. Он стоял под солнечным душем и купался в тёплом свете. Надо же, оказывается, сколько летает птиц и разных насекомых!
"Чик-чирик", — пара воробьёв уселась на цветущую грушу.
"Точно люди", — улыбнулся он. Сначала мило чирикали, потом она заругалась на него, а он, нахохлившись, начал оправдываться.
"Жжжжж", — деловито завис над маком толстый шмель и уселся на мохнатые тычинки. Лепестки зашевелились и, казалось, послышалось: "Не щекочитесь, будьте добры! Ах-ха-ха!"
А цветы? Они же совершенны! Ничего лишнего, всё подчинено гармонии. И почему он раньше этого не видел.
— Потому что ты не думал, что этот день может быть последним, — прошептала она, напомнив о себе.
Он взял поводок и пошёл гулять с собакой. Солнце подбиралось к горизонту, окрашивая облака во все оттенки малинового. Он остановился, не в силах пошевелиться от восторга.
— Красиво? А когда ты видел закат последний раз? — спросила она.
— Я?.. Я уже не помню… — пробормотал в ответ.
— Вот видишь, а ведь каждый закат и рассвет может быть последним, — вздохнула она. — А ты…
Благодаря ей он стал замечать, какой интересный и прекрасный мир! Никогда ещё так не наслаждался прогулками в лесу осенью, когда пахнет грибами, на ветках висит паутина, а ласковое солнце подсвечивает разноцветные листья.
Но однажды она исчезла. И он не успел рассказать о том, каким насыщенным оказалось самое замечательное лето в его жизни. И про нагрянувшую любовь, что теплом разливалась по венам холодными осенними вечерами. И конечно о предстоящей зиме. Он уже чувствовал прикосновение морозного ветра и представлял, как будут выглядеть в инее деревья солнечным утром…
— Ну где же ты? — в надежде позвал и вдруг осознал, что ей больше незачем напоминать о том, что и так свершилось…


Работа № 14, автор Ведруса

Туман

Сегодня мы гонялись за туманом. Ну, а как иначе назвать это: ты двигаешься словно в разбавленном молоке, несколько шагов, и ничего не видно. Лайка то заныривает в него, то выныривает как челнок - туда-сюда.
А что-то в нём ведь есть, такое мистическое, волшебное. Ведь когда туман, мира как будто и нет. Прямо квантовая физика, существует только то, на что ты смотришь.
А что? И правда. Вот была собака, а вот её нет. Для тебя. А может, и вообще её уже нет... Ой, не надо.
- Анька! - кричу, но её что-то долго нет.
Повторяю, уже волноваться начинаю. Но вот из тумана прямо передо мной выныривают уже две собаки - моя и соседский Гека. Он раза в три меньше лайки, дворняжка, но им весело вдвоём - бегают, кувыркаются, постоянно исчезают из виду, прячась в параллельном молочном мире.
Бегу, и туман нехотя расступается. Кажется, слышу, как он ворчит:
- Бегают тут всякие, не сидится дома. Беспокоят.
- Да ладно, ворчун, - смеюсь, - скоро поднимется солнышко повыше, и ты вовсе исчезнешь. А так хоть пообщайся пока. Вот ты знаешь, сколько про тебя песен люди придумали?
- Откуда же мне знать? - удивляется седой и лохматый старец, таким он мне видится.
- Вот послушай... - я напеваю украинские народные "Туман яром", "За туманом нічого не видно", современную "Синий туман". - Ну, какие больше нравятся? - спрашиваю.
- Народные, - отвечает довольный собеседник.
- А поэты стихов тебе сколько посвятили! - снова льщу ему. - Даже у меня есть про тебя.
- А прочитай, - просит туман.
- Не помню. - Вот беда, не запоминаю свои стихи наизусть.
- А ты в следующий раз прочтёшь? - просит туман. Я клятвенно пообещала. - Буду ждать, не забудь, - напоминает.
Вот, теперь учить надо - напросилась, вздыхаю. А где опять моя лайка?
- Анаконда! Гектор! - Довольные собаки наперегонки бегут ко мне по полю, слышу их лай. - Держите, мои хорошие, - достаю сухарики и ловлю благодарные взгляды братьев наших меньших...
Хорошо-то как!
- До встречи, туман! - и мы втроём несёмся домой.

Работа № 15, автор Tsaritsa

Наваждение

Утро. Иду на работу.
Утро, как утро. Такое же, как всегда.
Сегодня пятница. Любимый день.
Вон кошка дорогу перебежала. Подумала: хорошо, что не чёрная.
Какие хмурые лица вокруг. Поймав себя на этой мысли, улыбнулась.
У меня всё хорошо - подумала я. Нужно ли желать большего?
И вдруг… Это трудно описать словами. Можно назвать блаженством или восторгом...
Но и это не будет точным определением.
Это состояние поглотило меня.
Одновременно я ощутила и ласковое тепло солнца и утреннюю прохладу июня,
радость и освобождение, защищённость и уверенность, лёгкость полёта и влюблённость во всё сущее.
Вслушавшись в своё состояние, я поняла, что оно не может быть вечным, и замерла, пытаясь удержать его.
Мимо меня проплывали золочёные купола собора на фоне голубого неба и раздавался колокольный звон.


Работа № 16, автор Tsaritsa

Серое солнце

Он был в растерянности.
Ещё вчера жизнь била ключём. Нужность, уверенность в себе и своих взглядах, знание как надо жить, собственное мнение, кутёж направо и налево, придавали смысл его жизни.
Вращаясь среди людей, чувствовал себя, как рыба в воде, не представляя, что такое одиночество. Жил, по сути, не имея ни друзей, ни хобби, ни даже простых интересов, думая, что достаточно жить одним днем, ведь гуща событий вокруг была его хлебом и вином.
Думал ли он, что ждёт его в будущем? Наверное думал, но не ожидал, что оно наступит так скоро.
Вся мишура людского присутствия мгновенно упала с плеч и была выметена за порог его одинокого жилища. Вся "пыль" которую он любил пускать в глаза людям рассеялась, явив перед ним пустоту.
Состарившись, стал жалок в своём желании делать что-то полезное, но не зная конкретно что и каким образом, стал брюзжать вспоминая никчёмные дни молодости, где, как ему казалось, он был нужным.
Он жил долго, искал виноватых, обвинял, ставил себя в пример, пока наконец его серое солнце не упало за горизонт.

Работа № 17, автор Axtro

Зверь

Жадный город старательно мажет бесцветьем всё: бесконечный писк антирадара, вечный красный на светофорах, полированные панцири универсамов. Солнце - только оконным рикошетом. Тоска накатывает медленно, как маятник По, давит и леденит. Я спешу из колодца в тепло домашних, таю, ночью мне снятся перекаты. Но утро вновь бесит угрюмыми пейзажами и рекламными слоганами городских дорог.
Я понимаю, что снова пуст, как упаковка тетрапак, пинаемая ребятнёй в проходном дворе. Бетонный вампир высосал всё. Значит, мне пора к Реке. Она щедра, бескорыстна и всегда готова залить меня радостью, не требуя ничего взамен. Надо только собраться и рвануть за горизонт.
И тогда, ранним утром, залив на окраине бак под пробку, я выруливаю на взлётную. Разгоняюсь медленно, смакуя коктейль из музыки и запахов весенней степи. Выдохнув, решительно топлю педаль, впуская в салон остро заточенный встречный ветер. Он сдирает, почти с кожей, свалявшуюся шерсть тоски. В зеркалах видно, как её лохматые клочья катятся туманом по асфальту к дымящему сзади городу. Зверь скалит мне вслед клыки высоток, тянет путы проводов, тормозит постами ДПС.
Поздно. Я уже взлетел.


Работа № 18, автор Axtro

Фонарь

Днём я на балкон не выхожу. Чтобы не будить ночь. Она там отдыхает. Балкон маленький, но ей хватает. Выхожу, когда ночь проснётся и разбудит шершавую от редких машин тишину. В ней и курю, если не спится.
Есть у меня там друг - Фонарь. Он особенный. Свет от него не жёлтый, а призрачно-голубой. И включается он сам, а не по команде Горсвета. Захочется ему с бабочкой поболтать - включится. Или ветру подмигнуть - подмигнет. А так-то он не горит, размышляя о чем-то своем, фонарном.
Бывает и мне посветит. Тогда мы курим вместе. Приятно же помолчать в компании. Но если я молчу неинтересно, он гаснет. Его право. Он - независимый Фонарь.
Мы даже спорим. Я молчу против, он светит за. Или наоборот. Ну, это смотря о чём.
Иногда Фонарь сам предлагает мне посмотреть на что-то интересное. Внезапно подсвечивает разное. Например - компанию из трёх кошек с собакой. Какие у них общие дела в четыре ночи? Или негра, бредущего по дороге. Откуда? Куда? Его без Фонаря и не заметишь.
В общем, мы с Фонарем много чего видели. А уж о чем только не молчали...

Сегодня днём приезжала здоровенная колымага. С люлькой. Долго ковырялась в столбе. Уехала. Теперь у меня напротив балкона просто желтая лампочка, рядовая Горсвета. С ней не помолчишь...
Грустно.


Работа № 19, автор ElenaIS

Одиночество

Лариса с закрытыми глазами долго сидела на скамейке, подставив лицо последним нежным лучам осеннего солнца. Вокруг царила тишина. Только иногда еле слышно шелестели на деревьях листья, издавая прощальные звуки своей жизни, — это тихонько покачивал их ветерок, боясь неосторожным движением сорвать с веток очаровательную красоту.
Воздух был наполнен запахом опавшей листвы, и Лариса наслаждалась этим, как наслаждаются женщины ароматом любимых духов.
Руки ласково коснулся падающий лист. От этого прикосновения защемило в груди, и ощущение блаженства сразу исчезло. Лариса открыла глаза, вернувшись в реальность по имени Одиночество, и медленно, опустив голову, побрела домой, где уже много лет её никто не ждёт.


Работа № 2o, Elena IS

Вкус маленькой власти

Свою работу Катя не любила и страдала оттого, что приходилось все время находиться на виду у незнакомых людей. Ей очень трудно было привыкать к этому, но случилось то, что неожиданным образом облегчило ее страдания. Руководство супермаркета, где Катя работала кассиром, объявило, что все сотрудники обязаны находиться в защитных масках весь рабочий день. Кроме этого, запрещалось обслуживать покупателей без масок.
Такую новость кое-кто принял в штыки, но возмущавшимся было четко разъяснено, что эти вынужденные меры предприняты для защиты от опасного вируса, а если кто не осознает существующей опасности, то ему не место в коллективе.
Катя опасность осознавала, так как напряженно следила за ежедневной статистикой по телевизору и старалась не пропускать телевизионные передачи, в которых людям рассказывали всю правду о страшной инфекции.
Она панически боялась заболеть и маску надела безропотно. Самое удивительное её ожидало дальше. Кате вдруг показалось, что этот небольшой кусочек ткани на лице стал защитным барьером между ней и покупателями, и она уже не ощущала угнетающего дискомфорта под взглядами незнакомых людей.
Если кто-то подходил к кассе без маски, Катя вежливо просила надеть её, и все надевали, так как это правило теперь было введено повсюду. В такие моменты никто не видел легкую полуулыбку удовольствия на её лице.
Не беда, что маска раздражала кожу, что в ней трудно было дышать. Более значимым теперь стало другое: впервые в жизни Катя ощутила вкус пусть маленькой, но власти, и смогла от кого-то что-то потребовать.

Работа № 21, автор Геннадий Сойка

Опять видел этот сон

Маленький мальчик играет в полосе прибоя. Строит замки из песка и собирает "изумруды" окатышей бутылочного стекла. Бежит в ласковые волны, на зеленых ладонях которых нежатся корабли. Его жалит медуза, на животе пощечиной красуется розовое пятно ожога, еще обгорит, и кожа слезет лохмотьями с угловатых плечей.
Он сидит, сложа руки на выпирающем животе, весь измазанный сметаной. Напротив бесконечная стопка блинов сантиметров так 20 в высоту и «вышневое» варенье, а еще угол комнаты заваленный арбузами. Эхом звучит голос бабушки "Ну скушай ще трошки...".
Прогулка по узким улочкам Феодосии, тонущим в акациях и виноградных пологах стен невысоких домов. Его спутницу зовут Марина. Белокурая девочка с шоколадным загаром сжимает букетик чайных роз: сорваны мальчишкой тайком в чужом саду. Трехлетняя разница в возрасте его не смущает, ведь ему восемь – взрослый.
Они направляются прямо к Лысой горе. В бесчисленных «ничейных» виноградниках, лопают немытые бубки и считают тополя, ракетами устремленные в небо. Их преследуют жадные осы... Она высасывает яд из щеки своего защитника, еще не зная, что это первый поцелуй, а он уже влюблен.
Пара бредет по степи, собирая спелые колосья и маки. Небо зарождается ливнем. Взявшись за руки, спешат к машине деда, со смехом влетая на заднее сиденье. Пахнет 80-ым бензином, детством и СССР. "Победа" звенит между полем пшеницы и прибоем, небрежно роняющим драгоценные камни на песок...

Работа № 22, автор Lenok

Боль.

Тупая, ноющая, выматывающая.
Боль, лишающая возможности думать и дышать.
Из-за которой не хочется и не можется жить.
Ночь. Духота. И ты на грани срыва, или давно за гарнью? Когда нет смысла делать что-то, потому что знаешь - не поможет.
Есть лишь ты и безысходность, вынуждающая плавать на волнах боли, сдерживая крик отчаяния, рвущийся изнутри. Замерзшее время, кажется, вовсе перестало двигаться, растягивая и растягивая момент жуткой пытки. Ты заламываешь пальцы, принимаясь метаться по комнате. Становится лишь хуже - кружится голова и стены, тело протестует против движения, но боль гонит вперед. И тонешь, тонешь, тонешь, ежесекундно глядя на часовые стрелки, прилипшие к циферблату. И вот, когда накал отчаяния достигает своего апогея, когда ты почти срываешься в бездну истерики, цифры на табло телефона медленно сменяются, и ты, натянув то, что первое попалось под руку выскакиваешь во двор и мчишься.
Мчишься, обгоняя первых собачников, пенсионеров, спешаших на дачи, ленивые траллейбусы и летящие над дорогой маршрутки.
Мчишься в ближайшую стаматологию...

Работа № 23, автор Андрей Благовещин

Ожидание

Все чего-то ждут от меня. Глупые, жалкие людишки! Всегда помогал вам, когда с надеждой заглядывали в оконце. Но сами виноваты. Нарушили баланс. С ужасом и недоумением взирал, как израненные карабкаетесь по скользким от плесени стенам, со стоном вонзая в последние ножи или мечи, обагрённые кровию невинных. Языки пожарища лизнули даже брёвна моего стоящего на отшибе дома... Чего же хотите теперь?
Жду, кажется, целую вечность. Осторожно в проём заглядывает полная луна. На её фоне появляется вдруг странный силуэт. Вскоре различаю удивлённое лицо. Забредший издалека путник вглядывается в темноту, а затем кидает что-то. Наконец-то! Собрав почти всё, что позволяет пересохший зев, сплёвываю в ветхую посудину. В такт мерному поскрипыванию ворота ржавое ведро глухо ударяется о прогнившее дерево, расплёскивая мутную жидкость. Пей, странник!


Работа № 24, автор Андрей Благовещин

Такси

- Ну, на посошок, - Максим разливает по последней. На телефоне, что на столе, выскакивает входящее сообщение: "Вас ожидает белая Лада Калина, гос номер В130АТ".
- Это за мной, - опрокинув стопку, встаю.
- Ну, счастливо! - жмёт на прощание руку.
Быстро спускаюсь по лестнице и, выйдя на улицу, оглядываюсь. Справа, через дорогу, стоит белая тачка. Бегу к ней. Вдруг сзади раздаётся глухой удар и визг тормозов. Оборачиваюсь. Перед светлой машиной в неестественной позе лежит мужчина в сером пальто.
- Да он сам под колёса бросился! - объясняет кому-то водитель.
- Вот бедолага! - открываю дверцу и падаю на заднее сиденье. - Шеф, погнали!
Опять просигналил мобильный. "Ты где?" - пишет Светка. "Еду", - отвечаю ей. "Чё так долго?" Началось! Не могу с другом посидеть? Ведь объяснял же, что он работает вахтой. Встречаемся раз в пятилетку. "Где именно едешь?" Выглядываю в окно, но по проплывающим мимо неказистым строениям не могу понять, где конкретно нахожусь. "А фиг его знает!" - хотел было написать жене, но передумал. Неожиданно останавливаемся.
- На месте!
Оглядывая дом, вспоминаю, что не называл адреса таксисту. Поднимаюсь по знакомым вроде ступенькам, но всё кажется каким-то странным. На площадке третьего этажа курит Макс, который, не замечая меня, тушит о перила окурок и скрывается за дверью с табличкой "11".
- Что за...
Стены вдруг пускаются в пляс. Что-то невидимое давит на грудную клетку, отчего становится трудно дышать. Стремглав мчусь вниз, но, оказавшись на свежем воздухе, спотыкаюсь о бордюр и растягиваюсь на снегу. Пытаюсь встать, но тело не слушается. Рядом с окровавленным серым рукавом моргает экран смартфона; поверх раскладки клавиатуры, над зелёным и красным кружками, - улыбающаяся Светка. Поперёк её лица - откуда-то взявшаяся тёмная полоса. Чуть дальше на белом фоне смутно различаю чёрные цифры - 130.
- Да он сам под колёса бросился!