Командировочный 01

- Говорю же вам, товарищ, Илларион Семенович на больничном, - неопрятная толстуха в зеленом бутылочном платье раздраженно глянула на посетителя.

- Вы и вчера это говорили, и позавчера, - стоявший напротив нее лысоватый коротышка с тоской посмотрел на покрытый паутиной портрет молодого генсека, будто последний мог чем-то помочь незадачливому командировочному.

- И завтра повторю, - несгибаемая тетка сурово оскалила золотые фиксы, - вы, товарищ, словно дитя малое, не понимаете - директор заболел. Она оперлась гигантской грудью на коричневый письменный стол и шумно отхлебнула остывший чай из тусклого гранчака в железнодорожном подстаканнике.

Леонид Петрович раскрыл рот, но лишь машинально сложил дудочкой губы, будто собрался просвистеть веселый мотивчик, его аргументы закончились. Злодейка судьба забросила немолодого экспедитора в суровый заполярный край против его воли, и Леонид Петрович послушно, как тонкая щепка, несся в водовороте свалившихся на него испытаний.

Колхоз-миллионер, где трудился снабженец, активно строился, но в благодатном приазовском крае напрочь отсутствовали столь необходимые для коровника пиломатериалы. Голова, герой-соцтруда и близкий приятель председателя местного облисполкома, с трудом выбил квоты на карельский лес для своего колхоза. Вот и пришлось Леониду Петровичу отправиться сначала в Киев, а затем уже и в Ленинград. Из Питера командировочный поехал в Петрозаводск, столицу Карельской АССР.

За Лодейным Полем началась зима. На перекурах в тамбуре мужчина кутался в тонкое пальто и с удивлением созерцал вековые сосны, россыпи клюквы на белом, до синевы, снеге и опаловые болотца страны тысячи озер, как еще называют Карелию. У них в конце октября бывало еще загорали, а тут царил мертвенный мрак зимы.

Соседи Леонида Петровича, в основном офицеры и моряки, ехавшие в Мурманск, добродушно подшучивали над несчастным командировочным и первым делом по приезде советовали приобрести кожух и валенки. В Петрозаводске его скоро приняли в министерстве и за небольшой презент, состоявший из армянского коньяка, харьковской колбасы и киевского торта, быстро подписали наряд. Чего-чего, а леса в промерзлой Карелии хватало.

Трудности начались уже после Петрозаводска. Скорый Москва-Мурманск довез Леонида Петровича до маленького городка за полярным кругом, там, в местном леспромхозе, ему надлежало получить вожделенные пять вагонов «кругляка».

Первым делом командировочный поселился в единственной городской гостинице с непритязательным названием «Турист». Получив койку в двенадцатиместном номере, несчастный экспедитор стал свидетелем странного действа, устроенного водителями лесовозов тем же вечером. Суровые мужики аккуратно нарезали три серых кирпичика хлеба, щедро намазали его сапожным кремом и с трепетом разложили жуткие бутерброды на пышущих жаром батареях.

Мнительный Леонид Петрович постеснялся поинтересоваться неожиданными гастрономическими изысками соседей, уж больно дико выглядели водители, к тому же язык их состоял из странного сочетания русского мата, тюремной фени с редким вкраплением знакомых фонем из словаря Даля.

Всю ночь командировочный задыхался от букета ацетона, дешевого табака и крепкого пота давно немытых тел. По сравнению с этим духаном запах поезда казался райским ароматом. Утром все прояснилось. Водители соскребли с серых сухариков остатки гуталина и с удовольствием схрумкали ужасные тосты. Мужики мигом повеселели и изрыгая миазмы ацетона, нестройной шеренгой двинулись на работу.

Леонид Петрович облегченно вздохнул и отправился в леспромхоз, рассчитывая убраться из города уже тем-же вечером, он не знал, что его хождения по мукам только начинаются. В правлении было многолюдно и празднично. Никто не работал, а все разговоры сводились к завтрашнему дню, когда начинали отоваривать талоны на водку. Местные любовно разглаживали синенькие бумажки, загодя готовясь к часу «Х».

Среди развалов поверженного леса лениво прохаживались спитые мужики и беззлобно переругивались с не менее синими железнодорожниками. Подогнанные вагоны мирно пустовали возле деловой древесины, тут же мерз одинокий кран. Все ждали благословенное завтра.

Экспедитор пошел прямиком к директору, оного не застал, немного потолкался под дверью и позорно ретировался из остывшего за ночь здания. Было очень холодно. Местный сторож предложил Леониду Петровичу прийти через два дня. Дескать завтра будет русская народная забава – отоваривание талонов. В этом виде спорта обычно давили насмерть нескольких горожан, в основном престарелых бабок, потом все будут потреблять с трудом добытый алкоголь, послезавтра отходить, ну а потом можно и на работу.

Леонид Петрович несколько пал духом, перспектива вновь ночевать с водителями-токсикоманами ему вовсе не улыбалась. Но командировочный вспомнил, что жизнь суровая штука, а карельский «кругляк» нужен колхозу позарез, и чтобы подсластить себе горькую пилюлю, отправился в местную баню, почистить, так сказать, и тело, и душу.

Заплатив шестьдесят копеек в кассу, мужчина получил ржавую шайку и облезлый, как хвост мусорного кота, веник. Вдоволь напарившись Леонид Петрович вернулся в раздевалку и с удивлением увидел лежащего аккурат напротив его шкафчика, голого мужчину. Шкаф был бесстыдно открыт настежь. Испуганный командировочный бросился к кошельку, но там все было на месте. Отсутствовал лишь одеколон «Консул», ценою в пятнадцать целковых, выпущенный, согласно этикетке, сразу в двух городах – Париже и Москве. Парфум подарила жена на 23 февраля и Леонид Петрович очень дорожил им.

Немного оглядевшись экспедитор все же нашел одеколон, вернее пустой флакон от него. «Консул» был крепко зажат в руке спящего в костюме Адама незнакомца. Очевидно мужчина употребил его сразу, как только обнаружил трофей, и мигом отправился в прекрасную страну розовых снов под названием «отключка».

Впавший в глухую депрессию южанин потопал в леспромохозовскую столовку и вяло похлебал пустого супа, заел его салатом из капусты с клюквой и запил скромный ужин морсом. За столами почивали одинокие пьяницы, а по холодному залу вальяжно, словно борзые в рыцарском замке, прогуливались огромные лайки.

Вернувшись в номер Леонид Петрович застал соседей за необычным занятием, водители откуда-то притащили ржавую стиральную машинку «Иж» и старательно колдовали вокруг нее. Мечта домохозяек семидесятых мрачно гудела и вяло подрагивала изъеденными коррозией боками. Заросший по самые глаза, как снежный человек, детина руководил процессом, время от времени подсыпая в машинку сахар и дрожжи. Его компаньоны внимательно созерцали за процессом, часто поглядывая на часы.