01. Хождения по Желтым Водам. Часть 1. Институт

Едва забрезживший свет в окошке нашей маленькой квартирки в хрущевской пятиэтажке возвестил о наступлении унылого и серого мартовского утра. Весна в этом году явно припозднилась и несмотря на конец месяца на улицах все еще лежали, правда уже порядком просевшие и потерявшие свою ослепительную белизну сугробы. К тому же дул противный северный ветер, гнавший по небу мрачные свинцовые облака и тучи, грозящие разродиться настоящим зимним снегопадом. А где-то далеко уже вовсю цвели сады, зеленела травка, а ласковое солнышко дарило свой первый весенний загар. Но это было все где-то там и не у нас, предстоял еще один мрачный и слякотный рабочий день, к счастью последний на этой неделе. До будильника оставалось еще минут десять, и вылезать из-под теплого одеяла совсем не хотелось. Накануне лег поздно, сначала смотрел по телевизору популярный шпионский сериал, а затем зачитался его книжной версией, совершенно случайно оказавшейся в моей скромной библиотеке, доставшейся по наследству от бабушки. Словом, вставать не хотелось, но чувство долга гнало меня умываться и готовить заурядный завтрак. А дальше все, как всегда – бежать на остановку, запрыгнуть на подножку автобуса, чтобы после получасовой мясорубки выбраться из душных объятий товарищей по несчастью и сделать еще один рывок до проходной нашего Института.
Рабочий день в нашей конторе начинался в 8:15, за дисциплиной следили строго и в шестнадцать минут девятого контролеры перекрывали турникеты и переставали выдавать пропуска. Наш совершенно секретный НИИ принадлежал Министерству среднего машиностроения и являлся объектом особо охраняемым. Как водится, все оборонные предприятия в СССР были распределены по отраслевым министерствам и понять, чем реально занимается данное учреждение было практически невозможным, названия у всех были вполне гражданскими, да и принадлежали формально никак не связанным с войной ведомствам. Вот и наш НИИ гордо носил на вывеске аббревиатуру АН СССР. Естественно никаких академиков у нас не было, да и наукой совсем не пахло, а были инженеры, техники, да и просто работяги, нашедшие себе непыльную работу с хорошей зарплатой и массой всяких льгот. Конечно, территорию окружал высоченный забор, по верху которого на специальных кронштейнах была подвешена колючая проволока, а внизу проходила вспаханная полоса, оборудованная всякими датчиками движения, работающими по разным физическим принципам, что исключало срабатывания сигнализации на городских и залетных птиц и мелких животных, кои в больших количествах обитали на территории института. Не скажешь, что полоса была такая как на границе или на зоне строгого режима, но определенные ассоциации все же навевала. Не хватало только вышек и пулеметов. Для содержания всего этого великолепия и соблюдения режима объекта был создан целый отдел, который видел свою задачу прежде всего в том, чтобы «запрещать и не пущать». Доступ персонала на территорию объекта был соответствующий. Входящий в проходную сотрудник дергал рычажок на боковой панели будки со своим индивидуальным номером, тем самым выталкивая пропуск из ячейки прямо в руки сидящему за стеклом контроллеру-охраннику. Помимо фотографии и основных данных типа ФИО и номера отдела, на пропуске было невероятное количество различных, ничего не говорящих постороннему человеку штампов: так символическое изображение детской коляски указывало на особый статус предъявителя, который мог заходить на территорию в любое время дня и ночи вне зависимости от своего рабочего графика, а символ велосипеда указывал на возможность прохода в любую зону объекта. Впрочем обладателей таких «вездеходов» было мало и они редко шли в общем строю. Для остальных были установлены жесткие временные рамки, к тому же проход разрешался только в связанные с исполнением непосредственных обязанностей зоны и места общего пользования. Опоздавших отправляли в находившийся в отдельном здании Отдел кадров, который фиксировал время и причину опоздания и выдавал разрешение на проход в стены института. Следствием этого было объявление выговора, лишение прогрессивки или какие-то еще административные меры воздействия, например, перенос отпуска с вожделенного августа на «знойный» ноябрь или же внеочередная поездка на овощную базу, а то и командировка в подшефный колхоз. Разумеется, никому это было не надо, ни руководству подразделений, ни самим работникам. Решали вопрос очень просто, опоздавший звонил по местному телефону своему начальнику и получал формальное разрешение выйти с обеда, прогуляв полдня на законных основаниях и не нарушив режима, а попав к себе в отдел, просто писал заявление на предоставление отгула за свой счет на это самое время.
В этот раз я успел проскочить через турникет буквально «на флажке» и спустя пару минут уже поднимался в лифте с такими же полусонными коллегами на восьмой этаж в свою родную лабораторию. Наш НИИ, каких было не счесть по всей стране, поражал своими масштабами и развитой инфраструктурой. Только представьте себе организацию, у которой на балансе были и детские сады и пионерские лагеря, турбазы и пансионаты, расположенные не только в пределах московского региона, но и на побережьях Черного и Балтийского морей. Одним словом «все для человека, все для его блага». Так было изначально задумано. Ключевой фигурой рассматривался инженер или ученый-разработчик, остальные службы должны были вертеться вокруг него и обслуживать его текущие потребности. На деле все вышло по-другому. Все решала и распределяла блага администрация и работники ХОЗУ (Хозяйственного управления). Вот и получалось, что какая-нибудь кладовщица в синем халате измывалась как хотела над несчастным инженером-очкариком, посмевшим потревожить ее неуместной просьбой. Чего уж говорить, что путевки в места отдыха и прочие льготы распределялись всегда между хозяйственными работниками, а науке доставались лишь то, что осталось и возможность отдохнуть не в сезон. Такое отношение проявлялось буквально во всем. Более презренного и бесправного существа, чем инженер представить себе было сложно. Охрана на входе и выходе буквально по миллиметру выверяла размеры дамских сумок и портфелей служащих, не дай бог чего-нибудь вынесут, и совершенно не обращала внимания на выходящую из проходной работницу столовой, сгибающуюся под тяжестью сумок с явно украденными продуктами. Не знаю, как это можно было охарактеризовать, классовая ненависть или банальное упоение, хоть маленькой, но властью, но такова была реальная жизнь, подозреваю, что подобная сегрегация была не только в нашем институте, но и в других схожих учреждениях.
Скрипя и дергаясь, лифт наконец добрался до нашего этажа, выплюнув из своего чрева сотрудников отдела. Наш отдел был одним из самых больших во всем институте и занимал практически весь этаж. В нем и смежной лаборатории работало в общей сложности около 150 человек. Впрочем, слово «работало» не совсем уместно. Многие просто приходили к 8:15, уходили в 17:15, восьмого и двадцать третьего получали жалованье, которое называлось авансом и получкой. Большего никто и не требовал, одним словом сотрудники делали вид, что работают, а государство, что платит.
Как водится, и внутри отдела находились особо режимные помещения. Наша комната считалась именно такой, на двери ее красовался кодовый замок и попасть вовнутрь можно было только набрав заветные цифры. Отдел режима строго следил за регулярной сменой кода и раз в неделю присылал технического специалиста для перепрограммирования устройства.
Что уж было особо секретного в нашей комнате, я так понять и не смог. Те же люди, те же документы и чертежи, те же обязанности, те же зарплаты, то же начальство…
В углу комнаты восседала Людмила Марковна Сатэ, которую мы, молодые специалисты иронично называли «Маркóвна». Всякий раз, начальник первого отдела, встречая в коридоре Людмилу Марковну бесцеремонно интересовался, как она с такой фамилией попала на работу на такой объект. Ответ он явно знал лучше всех. Сатэ была из немногочисленной когорты сотрудников, стоявших у истоков нашего института. А брал он свое начало с «шарашки», основанной ведомством приснопамятного Лаврентия Палыча в конце 40-х годов. Нечто подобное описал Солженицын в своем романе «В круге первом». Людмила Марковна никогда не сидела и не пребывала в «местах не столь отдаленных», но с тогдашними зеками ей пришлось плотно пообщаться. Дело в том, что в любой подобной конторе всегда была небольшая прослойка вольнонаемных сотрудников, принятых на службу лаборантами, кладовщиками, а то и простыми делопроизводителями. Видимо им вменялись и еще какие-то скрытые от посторонних глаз обязанности, но чего не знаю, того не знаю, а свои догадки держу при себе. Вот и Людмила Марковна пришла в нашу контору совсем еще юной лаборанткой и практически находясь в той же должности, доработала до наших дней. Конечно, можно было бы сделать вполне уместный вывод об огромном практическом опыте такой сотрудницы, но это было не про нее. Женщина давно уже утратила необходимые для исполнения должностных обязанностей навыки и последние лет десять занималась на общественных началах распространением театральных билетов. Надо сказать, что на этом поприще дама обрела себя и с удовольствием снабжала дефицитными и не очень билетами всех театралов института. Одним словом, вокруг Людмилы Марковны всегда толпились какие-то люди, непрерывно трещал телефон, заниматься своими непосредственными обязанностями было просто некогда, да и не зачем. Эффективность работы лаборатории всегда стремилась к нулю и от того, хорошо или плохо работает конкретный индивид, ничего не зависело. От нас вообще мало, что требовали. Главное соблюсти формальную сторону. Вовремя прийти на работу, отсидеть свои восемь часов, в положенные дни отработать на овощной базе или на стройке очередного пансионата. Меня всегда поражало другое, что все ее «клиенты» совершенно беспрепятственно проникали в наше особо режимное помещение. Похоже, код от замка знал весь институт. Для верности он был написан карандашом на левой стороне косяка входной двери. Об этом знали все, и клиенты и сотрудники и, даже начальник режимного отдела, но и он сделать ничего не мог. Сколько режимщик не делал внушений и не выписывал предписаний, ничего не помогало, порой даже самолично, орудуя ластиком и мокрой тряпкой уничтожал проклятые цифры, но следующим днем они появлялись снова и снова.
В противоположном углу, сверкая яркими разноцветными лампочками и дисплеями стояла японская климатическая установка, напоминающая большой двухкамерный холодильник. Этот уникальный для своего времени агрегат позволял симулировать практически любые условия работы испытуемого оборудования, задавая параметры влажности, температуры и временные рамки. Я помню, как наш завлаб Виктор Васильевич Шестаков бегал по институтским инстанциям, доказывая, что без такой установки вся дальнейшая работа встанет и вообще на всей теме можно смело поставить жирный крест. Наконец, начальство не устояло под напором шефа, были выделены валютные средства на покупку оборудования и, спустя три месяца установку, запакованную в прочный деревянный ящик, выгрузили во дворе института. Быстро выяснилось, что места для нее в испытательном зале просто нет, а ее монтаж в другом помещении не имеет никакого смысла. Спустя полгода несчастный агрегат все-таки решили распаковать и установить в нашей комнате. Нельзя сказать, что он оказался совсем уж таки бесполезным. Освоив его мудреный алгоритм управления, наш ведущий инженер Валерий Степанович разогревал в установке принесенный из дома супчик, а женщины хранили в холодном отсеке замороженных кур, по случаю добытых в институтском буфете. Представляю себе лица японских разработчиков подобного чуда техники, если бы такое произошло в их присутствии, их узкие глаза явно бы округлились, а в мозгах поменялись местами плюс и минус.
Конечно и у нас были своего рода энтузиасты, которые находили удовольствие в неспешном копании в теме разработки и иногда получали что-нибудь полезное и толковое. Далее был долгий и мучительный путь внедрения разработки в серию. Зачастую, когда большинство этапов было пройдено и было принято решение о серийном выпуске, выяснялось, что наши разработки морально устарели и никому больше не нужны. Многие это видели, понимали, но преодолеть или как-то ускорить работу всей этой гигантской машины не представлялось возможным. Слишком много разных предприятий и ведомств переплелись в один причудливый, почти не поддающийся логике клубок.
Вот и в этот раз наша коллективная разработка проходила предсерийные испытания на одном из заводов в Днепропетровской области. Мое участие в ней было минимальным, я отвечал лишь за маленькую ячейку управления, которая размещалась в одном из многочисленных шкафов аппаратного комплекса станции. Но все же, это была моя первая самостоятельная разработка, которая должна была пойти в серию, чем я ужасно гордился, представляя, как с ее помощью уже на самых дальних подступах будет обнаружен воздушный объект вероятного противника. Объект, конечно будет сбит поднятыми по тревоге силами ПВО, катапультировавшийся летчик схвачен, а мы, инженеры и разработчики, получим заслуженную благодарность от командования, а может быть и денежное вознаграждение или ценный подарок в виде командирских часов с памятной надписью.
Незадолго до обеда, когда сотрудники лаборатории предвкушали уже ставшие ритуальными игры в домино, меня вызвал к себе Виктор Васильевич. Окинув полным тоски и зависти взглядом подготовку к сражению на перевернутом на тыльную сторону старом кульмане, я поплелся в кабинет к шефу. Виктор Васильевич Шестаков, еще достаточно молодой человек, считался перспективным руководителем и медленно, но упорно двигался вверх по карьерной лестнице. Недавно ему удалось вступить в партию и теперь перед ним открывались все возможности для занятия должности начальника всего нашего отдела. Нынешний начальник Сергей Иванович Чистов уже давно достиг пенсионного возраста, на службе появлялся редко, да и то, для того чтобы подписать необходимые бумаги и выпить чаю с лимоном, который отменно заваривала секретарь Людмила Артемьевна. На остальные свои обязанности Сергей Иванович давно уже забил болт, переложив их исполнение на своих заместителей и Виктора Васильевича.
Виктор Васильевич участливо посмотрел на меня и показал срочную телеграмму с завода, из которой явствовало, что моя ячейка управления «не идэ» и мне надлежит в кратчайшие сроки прибыть в Жовтi Води для устранения проблемы. Здесь явно проявился вечный антагонизм разработчика и завода, все проблемы вне зависимости от того, кого они касались, стороны старались переложить друг на друга. Вот и мне предстоял выезд на завод, чтобы попытаться доказать, что суть проблемы заключается в самом заводе, а мы здесь не причем. Мои наивные предположения, что на это уйдет 2-3 дня развеял шеф, выписав мне командировку на месяц. Что ж, мысль, как говорят материальна. Только помечтал о зеленой травке и ласковом солнышке и вот, пожалуйста, собирай манатки и двигай на вокзал. А самое главное, шеф пообещал, что в случае успеха моей миссии, меня ждет повышение в должности и, соответственно увеличение зарплаты аж рублей на двадцать. Так что было за что побороться.
Продолжение в части 2.