Как мы языковую проблему решали

До войны я работал в информационно-аналитическом Центре. Вернее, возглавлял его на правах заместителя начальника городского управления.

Каждый день в наш адрес из Киева приходила куча служебной документации. Вся она была, разумеется, на «дэржавний мови», то бишь на украинском языке. Министерство здравоохранения регулярно высылало различные приказы, инструкции, методические рекомендации. Часто от нас требовалось предоставить некие данные по нашему региону. Вздумается, допустим, какому-то депутату после крупной аварии выступить в Верховной Раде с целью «приструнить» руководителей промышленных предприятий за производственный травматизм и он тут же делает запрос в Минздрав.

«А предоставьте-ка мне материалы по Украине за последние три года, что, где и как»!

Министерство, понятное дело, тут же на места разбрасывает запросы: сколько, мол, получено травм на заводах и шахтах. С разбивкой по тяжести, по локализации, по инвалидизирующим последствиям, по длительности лечения и прочее-прочее … И всё это, как говорится, надо предоставить «уже на вчера»…

Зная, как владеют украинским в наших лечебных учреждениях, мы не могли посылать им такой запрос в оригинале, иначе пришлось бы неделями ждать ответа. Мы у себя в центре переводили документ с украинского на русский. Для этих целей у нас имелся в штате отдельный сотрудник. Звали его Константин. Костя этот окончил местный наш университет по специальности украинская филология. Идти преподавать в школу не захотел и долгое время не мог найти работу. Ставки у нас тоже были невелики, но холостого новичка привлекло то обстоятельство, что в Центре работали в основном женщины и многие из них были молоды, красивы и свободны. «Свободны» – в смысле не замужем. Мы выделили Константину отдельный кабинет, где он в течение рабочего дня выпивал несколько литров крепчайшего зелёного чая и выкуривал пачку сигарет. Кроме того я закрывал глаза на то, что переводчик иногда приходил на службу слегка «поддатый» и, бывало, на пол часика запирался в кабинете на ключ и в это время не реагировал на звонки. Дело молодое, а найти дипломированного специалиста, владеющего украинским, да ещё на такой мизерный оклад, было не так-то просто.

В соответствии с полученными из столицы указаниями, мы собирали данные из лечебных учреждений, наши статистики обрабатывали их, а том опять передавали Косте. Он переводил на «мову», литературно обрабатывал нашу информацию и затем по электронной почте передавал в Киев. В министерстве были довольны. Они видимо считали, что раз мы всегда вовремя, оперативно передаём требуемые сведения, то никакой языковой проблемы не существует вовсе.

Труднее было с классификаторами болезней. Прочитав такие незнакомые названия, как «ядуха» (астма), «жовтяныця» (желтуха), «правэць» (столбняк), наши доктора начинали теряться. Тут мы тоже приходили на помощь. Составили краткий словарь самых «весёлых» украинских названий болезней и передали в больницы для практического использования.

Вот так и работали. Правда и у нас иногда случались «срывы». Однажды после праздника наш Константин находился не в форме и допустил при переводе выражение: «брунькова недостатнисть». Дело в том, что почки, которые на дереве, переводятся на украинский, как "бруньки", а почки, те, что у человека, как «нырки»… Хорошо, я вовремя заметил и исправил текст, а то бы в столице подумали, что в Донецке проблемы с языком!