Исповедь Люцифера

Солнце, за день раскалив до бела пески Гизы, скользнуло последними лучами по пирамидам и Великому сфинксу, охраняющему их покой. Мифическое чудовище никогда не встанет, чтобы провести светило на отдых, так и будет лежать и неустанно смотреть на восток, где устало плещется Нил, чтобы завтра первым встретить восход. Как уже многие тысячи лет.

Одинокая сгорбленная фигура сидящего на голове у Сфинкса поднялась, и на фоне быстро темнеющего южного неба стали чётко видны и высокий рост, и могучее телосложение стоящего. И хоть стоял двадцать первый век, одет он был в древние одежды.

Светлая льняная схенти*, обмотанная вокруг бёдер, крепилась на тонкой талии поясом, расшитым золотыми нитями. Одежда выглядела очень нарядной и даже изысканной: красиво задрапированная тонкая ткань доходила до колен, открывая стройные мускулистые ноги. Ускх*, похожий на золотой воротник, лежал на широкой груди, вздымаясь дыханием его хозяина.

Никого не было видно, но вдруг в тишине прозвучал вопрос:

- Ты меня звал? – и одновременно с ним, словно от звуков речи, а не от дуновения ветра со Средиземного моря, пришла прохлада.

Стоящий быстрым движением водрузил на голову урей*, до этого лежавший у его ног. Золотой обруч с головой кобры блеснул при свете восходящей полной луны, заливающей словно липовым мёдом пространство жёлтым светом. На сандалиях из папируса с задранными кверху носками заблестели драгоценные камни и золотые ремешки.

- Да, звал, - прозвучал спокойный голос с нотками грусти. - Прошло ровно десять тысяч лет в земном исчислении. Неужели ты забыл? - в свете Луны было видно, как на красивом смуглом лице появилось подобие улыбки.

- Не хватает атефа*, накладной бороды и скипетра, - снова прозвучал голос ниоткуда, - и я подумал бы, что передо мной фараон, а не ты, мой горячо любимый сын.

После этих слов фигура ещё больше распрямилась и замерла, словно
мраморное изваяние.

- Когда-то любимый? - одновременно дерзко и с болью прозвучал вопрос.

- Всегда горячо любимый. И ты это знаешь... - наступила пауза, видимо, каждый думал о своём, затем разговор продолжился: - Ты ведь сам сделал выбор, я не настаивал...

- Сам, конечно, сам... Но разве я знал? - голос усилился во сто крат, и отяжелевшие звуки скатывались с лежащего сфинкса в остывающий песок:

- Разве я знал, как невыносимо там, где нет ничего? Где вечный холод, пустота, бездна... Да, я познал это всё и выдержал... Знаю, никто другой бы не смог... - говорящий словно успокаивал себя, отчего голос то усиливался, то стихал, - только я смог, я один... Я возгордился не напрасно...

- Знаю. Но чего же ты хочешь тогда? - ласково спросил собеседник.

- Жизни. Хочу хоть глоток жизни. Какой ты мне позволил тогда, десять тысяч земных лет тому.

- Когда ты назвался Эг-гиптом и привёл с севера в эти благодатные края народ, спасая от ледника? - скорее утвердительно, нежели вопросительно прозвучали слова.

- Да, - говорящий понуро сел на край головы сфинкса и свесил ноги. - Если бы ты знал, как я им завидовал. И всё ещё завидую. Люди, - он заметно оживился, - они не представляют, чем владеют, не знают в полной мере, каково это: быть живым.

- Ты почувствовал это тогда... И сам стал немного живым, сын мой... - в голосе послышались нотки радости. - Рад за тебя. Однажды ты навсегда покинешь столь ненавидимую тобой бездну... Когда-нибудь твоя миссия будет выполнена...

- Она будет выполнена, - называемый сыном указал рукой на светящиеся вдалеке огни Каира, - лишь те исчезнут... И Земля, Вселенная тоже... И зачем тогда? - к ноткам растерянности добавились нотки надежды: - Или?

- Даже я этого не ведаю, мой возлюбленный сын. Ты же знаешь, во многом всё зависит от них самих.

- А они в большинстве своём даже не подозревают это, - глухо прозвучали слова, и наступила долгая пауза.

Северный ветер принёс облака, и те время от времени прикрывали нагую Луну, свидетельницу необычного разговора. Как только назойливые белые буруны пролетели дальше на юг, она продолжила с любопытством рассматривать сидящего на сфинксе. Вот он снял с себя по очереди всё, кроме схенти, встал и не спеша пошел по спине великана-сфинкса, снова обращаясь к невидимому собеседнику:

- Мне не с кем поделиться, и только ты можешь понять меня. Хотя, наверное, всё и так знаешь, но, возможно, кое-что упустил... - собственная длинная тень шагала медленно сзади.

- Хочешь исповедаться? - без тени насмешки спросил невидимый.

Фигура замерла:

- Это звучит смешно, но скорее да, чем нет.

- Внимательно слушаю, излей свою душу, - будто услышав, Луна укрыла себя большим облаком, и ветер стих, чтобы сохранить в веках каждое слово.

Когда огромный ледник - порождение самих людей, вернее, их мыслей, о
которых они вряд ли догадывались, пополз на юг; когда он, поглощая селение за селением, замораживал растения, животных; когда птицы падали на лету; когда всё исчезало в чреве ненасытного ледяного монстра, я и представить не мог, что выберу роль спасителя. Звучит смешно... если бы я ещё умел смеяться...

Я никогда не испытывал ненависти к людям, но и не любил, это правда. Но всё же могу испытывать к ним симпатию - я это понял именно тогда, когда увидел тот самый народ, покидающий свои земли. Люди не знали, куда идти, их цель была проста - спрятаться от ужасного пронизывающего ветра и ступающего по пятам холода.

И тогда я пришёл на помощь. Да, я... Тот, кто культивирует в них всё тёмное, кто создал армию существ, приносящих боль и страдания; тот, кто придумывает болезни и испытания... Ведь в некотором роде я тоже творец...

Кому, как не тебе знать: кто умеет творить сильные образы, манящие людей, тот управляет их сознанием. И я создал образ Великого сфинкса. Стал полульвом-получеловеком Эг-гиптом, героем, спасшим народ от гибели, кумиром, подарившим бесценные знания о земледелии, военном искусстве и даже одежде...

Но я был бы не я, если бы не наградил их пороками. Это я, взращивая в людях гордыню, выделил среди равных более способных и умных - жрецов, которые стали управлять народом посредством фараонов. Я поощрял рабство, насилие, сексуальные извращения, и люди достигли небывалых высот и здесь...

Ах, как красивы были мужчины и женщины моего, да, во многом моего, народа! Высокие, стройные, с тонкой талией и широкими плечами. Тонкие черты лица, миндалевидный разрез глаз, прямой нос, полные губы – портрет египтян. Образ светлокожей древнеегипетской красавицы в облегающем калазирисе*, открывающем небольшую упругую грудь с торчащими розовыми сосками, зовущими самцов; с широкими бёдрами и длинными ногами и до сих пор будоражит умы мужчин.

Я - лишенный, отделённый от всех, почувствовал тогда какое-то подобие причастности к общему... Такое незнакомое мне чувство. И там, в бездне, я иногда чувствую себя египтянином, стоящим босиком на горячем песке, или сфинксом, лежащим у вечных пирамид...

Ты знаешь, что я проявляю неправду. Но не только! Я ещё и создаю её. Мне ничего не стоит довести до гибели кого угодно, но мой народ оказался сильным, и он, пройдя испытания, закалился и выжил. Ты понимаешь, что не в моих интересах извести людей. Хотя, за прошедшие с тех пор годы они и сами достигли высот в истреблении себе подобных...

Ты знаешь, если ничего не станет, настанет полнейшее отчаяние. Я вижу, мир людей находится на краю пропасти. Я хочу их спасти, каким бы странным это ни казалось тебе.

Отец мой, позволь мне вернуться в мир людей! Хоть ненадолго!

Последняя фраза прозвучала с надеждой и болью в голосе, сказана была так громко, что, казалось, от этого снова поднялся ветер, который прогнал надоевшее Луне облако, и та засияла с новой силой, освещая одинокую фигуру со сложенными молитвенно руками.

- Сын мой... - обладателю голоса было трудно говорить, но всё же он сказал: - Нет. Они сами должны решить, это их выбор... Я не могу влиять на него, прости...

В мире не осталось звуков - они все разом исчезли вместе с голосом. Лишь слышалось, как вырастают огромные крылья у сына того, кто исчез, как сын их расправляет и, разогнавшись, взлетает с каменной головы. Того, кем сам когда-то был...

***

Ночная жизнь набирала силу. Лягушачье кваканье, соловьиные трели и стрекотание цикад звучали в одном оркестре, не мешая друг другу. Огромная и яркая полная Луна, похожая больше на Солнце, поднималась над лесом, в котором двое влюблённых проводили выходные.

- Серёж, чего тебе не спится? - услышав перебор гитары, из палатки выглянула девушка. - Опять муза посетила?

- Да, угадала, - торжественным голосом произнёс парень лет двадцати пяти, подбирая мелодию и мугыкая слова рождающейся песни. - Алинка, ты не представляешь, что мне приснилось!

Привыкшая к ночным концертам, девушка терпеливо ждала, пока любимый напишет песню. Иногда этот процесс был мгновенным, иногда длительным. Она подбросила поленья в костёр и залюбовалась танцем огня. Но не прошло и пяти минут, как услышала:

- Есть! Любимая, слушай песню о... - парень перешёл на шёпот, - Люцифере*, - длинными пальцами он вновь тронул струны и запел:

Чему вовсе не быть, так того не сгубить,

А чего не сгубить, тому нету конца на Земле.

Тонких улиц иглу пальцем переломлю.

Будь свободна душа, но меня не лишай

Легких крыльев, ведь кажется мне:

Будто я египтянин,

И со мною и Солнце и зной,

И царапает небо когтями

Легкий Сфинкс, что стоит за спиной.

Алина зааплодировала:

- Супер, Серёжка! - и тут же задала вопрос: - Но песня про египтянина, а причём здесь падший ангел, не поняла?

- Так это он мне приснился! Я словно кино посмотрел! - глаза парня блестели как у мальчишки.

- Может, ты ещё и писателем станешь, - мечтательно произнесла девушка, смотря на любимого полным нежности взглядом.

Сергей в который раз залюбовался миндалевидным разрезом глаз и точёной фигуркой любимой:

- Иди ко мне, моя Нефертити*, - он привлёк девушку, поцеловал и на ушко восхищённо произнёс: - Нет, моя Алинка, египетской царице до тебя далеко.

*Схенти - набедренная повязка, представлявшая собой полосу ткани, обмотанную вокруг бёдер и закреплённую на талии поясом.
*Ускх - массивное ожерелье из золотых дисков.
*Урей - обязательная принадлежность любого царского головного убора - золотое изображение кобры.
*Атеф - белая корона с двумя окрашенными в красный цвет перьями страуса по бокам, которую носил древнеегипетский бог Осирис.
*Калазирис - сарафан на бретельках длиной от груди до лодыжек. На статуях широкие бретельки прикрывают грудь, а на некоторых рисунках и рельефах она обнажена.
*Нефертити (др. египет.) - прекрасная; царица Египта.
*Люцифер - "несущий свет", был самым прекрасным из всех ангелов и пользовался особым доверием Бога. Одна из самых загадочных и противоречивых фигур мировой мифологии. С позднего Средневековья в христианстве - синоним падшего ангела, отождествляемого с сатаной и дьяволом.