Девочка в красной пилотке

Каждое утро Булат по привычке вставал, пил чай и шел на работу. Сейчас, после ухода жены, работа его просто спасала. Как бы он проводил весь день один в доме, где совсем недавно раздавались привычные голоса?

Работать Булат любил. Он самостоятельно освоил ремонт телевизоров и другой техники, неплохо получалось. Себя полностью обеспечивал уже смолоду. Когда скопил солидную, как ему казалось, сумму, захотел купить свое жилье, надоело снимать углы у чужих людей.

Денег хватило только на домик в пригородном селе: в стране пошла неразбериха, цены взлетели. Оставалось радоваться, что успел, не пропало заработанное.

Одинокое житье в купленном доме поначалу не напрягало. Сделал ремонт, обустроил двор, поставил баню. Старался, словно предстояло большое событие. В его родной деревне так готовились к свадьбе или приему далеких, дорогих гостей. Мама всегда говорила о соседях, наводящих порядок: «Словно свадьбу ждут!»

Вроде бы хорошо все сделал, остались мелочи, даже сам радовался плодам своего труда. Вот теперь-то и настигли его мысли: а для кого все это? Так и будет жить бобылем, состарится один? Приятели все семейные, копошатся, добиваются чего-то. А он… Так и не посмел ни с кем завести отношений. Смолоду мешала природная застенчивость, а с годами уже не хотелось никого пускать в свою размеренную холостяцкую жизнь с маленькими радостями. К примеру, очень любил читать, оторваться не мог от книги, если начал. Точно так же дело обстояло с любимой техникой, если брался сделать из раскуроченной вещи действующую, ночами просиживал над деталями. В этом было ни с чем не сравнимое удовольствие.

Возможно, все пошло бы иначе, если бы встретилась какая-то особенная девушка, думал он. Жены друзей, громкие, уверенные, командующие мужьями, его почти пугали. «Вот они, мои ровесницы, - думал Булат, - давно замужем уже. Забудь.» Попробовать знакомиться с молоденькими, слушать их непонятную беспечную болтовню – ну нет уж, вырос.

А вот теперь, когда обзавелся своим домом, двором, захотелось перемен. Почувствовал, что готов изменить уклад.

Неожиданно для себя он сошелся с соседкой, одинокой женщиной с двумя дочками. Ей давно приглянулся уравновешенный кареглазый парень. Таких работящих и уважительных, как молодой сосед, в ее окружении никогда не было.

Что семейная жизнь не задалась, выяснилось сразу. Нет, ничего плохого Булат не сказал бы ни о жене, ни о ее родственниках – приличная семья. Только не было между супругами той искорки, из которой может затеплиться огонек семейного уюта. И девочки ее не признали молодого отчима. Жили недолго, чуть больше года. Да что вспоминать, думал Булат. Все теперь. Ушла жена, и правильно сделала. Что толку жить, как жили они, - рядом, но не вместе! В его семейной жизни не было ни страсти, ни общих интересов. И никакой любви.

Тосковал ли он? Пожалуй, нет.

Тому была довольно странная причина, которую он осознал только теперь. Оказывается, вся жизнь его шла под повторяющееся видение: маленькая девочка в красной пилотке с кисточкой бодро шагает куда-то без оглядки, а он идет за этой качающейся кисточкой как завороженный. И все остальное пропадает, исчезает куда-то.

Избитое выражение – путеводная звездочка. Только деваться некуда, это детское воспоминание и было для Булата такой звездой. Далекой-далекой, живущей в стародавних, почти забытых временах. Не греет, но светит. Даже не освещает ничего, просто светит.

«Чокнутый!» - оценил бы его мысли любой мужик. Ну и соврал бы, скорее всего. Не может же человек признаться, что у него самого внутри тоже прячется подобное – не греет, но светит. И вся жизнь проходит под этим тонким острым лучом, стрелой пронзающим сердце в важные минуты.

Тем давним летом, в самом его начале, отец принес ему из правления колхоза путевку в пионерский лагерь. Булат знал, что этот лагерь построили на месте старой ГЭС, где еще стояли остов ее основного здания и пара домиков. Красивое место, не зря его полюбили рыбаки из окрестностей. Мальчик не знал, что жить лагерникам предстоит в дощатых павильонах, а удобства – только огромный туалет в отдалении да железные умывальники, установленные почти у самой реки.

Булата в числе десяти мальчишек из их школы-восьмилетки отвез на бортовом ГАЗ-51 пожилой колхозный шофер. Ребята устроились в кузове поближе к кабине, глотали ветер, перекрикивая гул мотора, пытались говорить. Все были возбуждены: первый раз в лагерь, да еще в первую смену! Это казалось им важным – в первую. И хорошо, что их много. Кто знает, с какими задирами придется столкнуться! Ехали по прямой – через колдобины, объезжая глубокие рытвины, прорытые за много лет при вывозе сена с дальних покосов. Иногда ветки хлестали по макушкам, потому что дорога была узкой, среди мелколесья.

Доехали быстро, и вот уже колхозный грузовик пылил по дороге домой, а пацаны стояли у ворот лагеря. Вопреки ожиданиям, их развели по разным отрядам, по трое-четверо в зависимости от возраста.

Булат сразу приметил ее в толпе девчонок – в его третьем отряде их было меньше, чем пацанов. Почему-то она почти не снимала с темной головки с вьющимися волосами красную пилотку - напоминание о войне в Испании, о первых пионерах. Когда вечером вожатая знакомила ребят, он услышал ее имя и фамилию, почему-то постарался это запомнить. Потом почти случайно узнал, из какой она деревни. Он этого названия раньше даже не слышал, но тоже запомнил.

В столовой с длинными столами девочки сидели напротив мальчиков. Изредка она попадала напротив Булата, и он не мог отвести от нее взгляда, хотя изо всех сил старался, чтобы никто этого не замечал. А самое главное, чтобы она сама не засекла его пристального разглядывания. Удалось, так никто и не раскусил маленького смуглого паренька, каким он был в десять лет. Нет, почти одиннадцать уже! Он родился в сентябре.

Вместе с товарищами он поднимал руку, чтобы выбрать эту девочку командиром. Как будто для себя выбирал, чтобы на утренней и вечерней линейке безотрывно смотреть на ее смуглое лицо, когда она легко шагала сдавать рапорт вожатой. Стоило ей появиться, он устремлялся за ней не взглядом, нет, и не худеньким телом, а всем сердцем, нутром, как будто душа его превращалась в подсолнух, рожденный, чтобы тянуться к светилу. Ее загорелое лицо было нежным, с идеальным овалом и светящейся гладкой кожей, ресницы, почти черные, распахивались, словно открывали глаза-окошки. И на губы ее он смотрел, без всякого плотского чувства, а только в неосознанном восторге от их совершенства. Хотелось смотреть на нее всегда, не отрывая взгляда.

В лагере было весело: играли, купались, соревновались и ходили в походы. Всю смену ждали, что приедут снимать их для передачи с телевидения, так и не дождались. Но все лагерные события Булат пропускал как-то мимо, словно видя все происходящее боковым зрением. Он жил ею, маленькой красивой девочкой с улыбающимися ямочками на щеках.

Булат никому не смог бы рассказать о своих чувствах и мыслях, даже если бы его принуждали силой или сказали бы, что его рассказ очень важен для людей, даже для спасения кого-то. Он просто не мог, не умел, потому что не сознавал вполне, что это такое с ним. Вернее было бы сказать, что в нем. Это просто была его сущность в те дни – видеть ее и ощущать рядом, в трех метрах, в ста метрах, на территории лагеря, за полкилометра. А потом, когда смена закончилась, чувствовать ее жизнь там, в неведомой далекой деревне, как будто лучики ее глаз светили ему каким-то непонятным образом. Он ведь не мог знать, что на протяжении многих уже взрослых лет время от времени перед ним будет возникать эта девочка, ее образ просто будет внутри. Странно, что навсегда.

Следующего лета Булат ждал. Просто ждал, без нетерпения. Он знал про себя, что снова увидит девочку в красной пилотке. И когда отец снова принес ему путевку, на этот раз во вторую лагерную смену, счел это за естественный ход событий: в прошлом году она была в первой смене, значит, в этом приедет на вторую – железная логика!

А она не приехала. Через двадцать семь лет он узнал, что ей лагерь совсем не понравился, а Булата она просто не запомнила. Только он постоянно видел ее внутренним взглядом: легкие шаги, сияющие глаза, алеют ее пилотка и пионерский галстук. Необъяснимое повторяющееся видение.

Если бы кто-то умный сказал ему, что это была влюбленность, он бы рассмеялся. В десять лет? Мальчишка из деревни, который ни одного стихотворения о любви еще не прочитал? Отец учил его одному – работать, чтобы не стыдно было людям в глаза смотреть. Мать, жившая в ежедневном труде по дому и в колхозе, в заботе о требовательном муже, научила, наверно, быть честным. Булат даже слова такого не знал – любовь. Дружная семья – это как у его родителей. Чтоб уважение и достаток были, вот как надо жить.

Он так и хотел. И дом, и заработанное – все готов был дать своей семье. Но общих детей им с женой бог не дал. Как оказалось, и к лучшему. Трудно представить расставание, будь у них ребенок. А так – остыло что-то в груди, выветрилось, и ладно. Впрочем, пожара-то не было.

И в один из одиноких вечеров он сделал то, что было невозможным раньше: набрал в поисковике имя и фамилию той девочки из пионерского лагеря. Без раздумий, почти автоматически. Просто в эти дни у него наконец появился интернет, и он сделал самое естественное – начал искать ее. И сразу узнал: вот же она. Те же глаза, губы, щеки. Та же милая улыбка. Это та самая девочка!

Теперь ему уже не одиннадцать без двух месяцев, а почти сорок. Прошло двадцать семь лет с того лагерного лета. И он так же не может оторвать глаз от ее лица на мониторе.

Он написал ей не раздумывая. Она ответила вежливо, как положено. Его не помнила совершенно.

- Дурак, - ругал он себя, - хоть бы за косичку дернул, чтоб внимание обратить! Салага сопливый…

Зато как легко оказалось признаваться в любви, когда прошло столько лет и предмет обожания за сотни километров от тебя! Он это сделал. Вызвал полнейшее недоумение, но теперь ей некуда деваться! Теперь он, как настоящий влюбленный, имеет право ей позвонить! Ух.

Все-таки есть у влюбленных свой бог. Иначе как объяснить, что именно в это время, чуть ли не день в день, у нее тоже появился интернет, что она жила одна и растила ребенка, что в переписке и телефонном разговоре была мила, много смеялась и отвечала с видимой охотой. И голос у нее был тот же – Булат не забывал его звуки никогда. Вскоре они уже часами говорили по телефону, писали друг другу часто и помногу. Он ожил, стал чувствовать себя человеком, а внутри все горело и требовало: делай что-нибудь, действуй! Стеснительный скромный, почти нахально напросился в гости.

Ехал далеко, за сотни километров, волновался, разумеется. Беспокоился, понравятся ли скромные гостинцы. А потом опять поступил совершенно правильно: пошел напролом. Прощаясь, сделал предложение. Вскоре они уже были мужем и женой, вместе растили ее сына. Ни предостережения родных о том, что плохо знают друг друга, ни слова друзей, что сложившимся людям трудно создавать семью, их не испугали. Она смеялась:

- Наверно, тебя красная пилотка зацепила!

Смеется уже восемь лет совместной жизни.

И на этом закончим историю - не будем заглядывать в семейные секреты. Отойдем, чтобы не сглазить чужое счастье.

Но если скажут кому-то привычное «Сорок лет – семьи нет и не будет», не верьте.