04. Адамово яблоко
***
Удар был слишком сильным, таким, что я неделю ходила с красной пятерней на щеке. Ничего вычурного. Ты подарил мне эту пощечину за то, что я сделала с тобой.
Больше всего я боялась не того, что будет, когда он подойдет. Пугало то, что он говорил когда делал это.
“Капризная муза” так он называл меня.
Признаюсь, мне нравилось плакать. После наказания следует утешение. Объятия и раскаяние. Возникает правдивое чувство что ты кому-то нужна. Если есть тот, кто любит тебя, не нужно еще любви.
-Хватит, - говорю я.
-Еще чуть-чуть потерпи, - просит он.
Я соглашаюсь.
Больные не могут и не хотят сдерживаться и я это понимала. Жертвами становятся по воле случая. Стечение обстоятельств, не более. К примеру, если твоя мать сбежала на край земли, бросив дочь на отца своего исчезнувшего мужа. Негодяйка, воспитавшая меня одним своим поступком. Исчезнув она определила мою судьбу.
Мне не совсем нравились его действия, но я терпела не просто так. В конце ждал бонус. Награда, где я сижу на коленях стареющего мужчины и он гладит меня по голове.
-Не плачь, - язык касается моего лица и слеза исчезает у него во рту, - я люблю тебя.
Приветливым и добрым он был только в эти моменты. В остальное время запирался и трудился в кабинете. Подпитавшись, сбегал от своей музы и писал новые книги для чопорного издателя. Сукина-сына, который все разнюхал.
Стучась в дверь кабинета я хотела всего лишь внимания. Долгого взгляда или ласкового слова. Иногда мне удавалось проникнуть внутрь. Любимые полки, заваленные разным хламом, антиквариат под стеклом и переплеты. Заброшенные хозяином вещи и пыльные книги восхищали.
Писатель разрешал читать мне все без разбору.
Кое-что так сильно врезалось в память, что ясно возникает в кошмарах. Изображение повешенной на площади женщины. Безвольно болтающиеся ноги. Открытые глаза. Смеющиеся люди и важные дети.
Глаза деда округлились, когда я показала черно-белое фото.
-Где ты взяла ее?
-На полке. Где и все книги.
В этом не было ничего сексуального. И тем не менее, теперь не меня надевали веревку и заставляли молить о прощении.
Повиновение – то, что я помню. Девчушка понимала что с ней делают. Вся затея напоминала игру. Это и была игра, но не по ее правилам.
Запираясь в туалете я слышала:
Капризная муза, хватит упрямиться, иди ко мне.
Внутри комнаты безбожно пахло сигаретами. Прикрывая нос ладонью я пыталась дышать. В такие минуты он начинал злиться:
-Открывай!!!
Давая себя поиметь, я получала приз. Но после этого не очень-то и хотелось этого бонуса. Это как выпить кипяток за обещанный торт. Глотка обожжена. И куски сладкого застревают в ней.
-Мне надоели твои игры, - наконец подает голос несносная девчонка. – Убирайся и оставь меня в покое!
Мужчина орет.
Точно так же как он делает больно мне, я делаю больно ему. Сейчас. На любую силу найдется другая сила. Быстрым движением вставляю в уши наушники. Кассетный плеер крутит ленту.
Так сразу и не поймешь что человек, который издевается над тобой на самом деле просто одержим. Ты – его главная мания. Причина его ненормальности и угрызений совести.
Все эти писатели так ранимы. И если гадить им в душу прямо у них на глазах они начинают плакать. От беспомощности. Муза важнее их самих и когда она запирается в ванной и делает вид, что ничего не происходит, то они кидаются на двери. Кричат, укоряют, рыдают, просят простить.
Раскаяние и бредовые обещания. Все, что угодно за «еще один раз». Им важно чувствовать свою музу. Быть с ней неразлучным.
Не то чтобы мне было безразлично. Мне льстили эти взывания и просьбы. Людям нравятся когда их упрашивают, так они утверждаются. Делаются значительными и необходимыми. Но иногда жертве тоже хочется почувствовать себя палачом. Ощутить чужой страх и боль.
-Обещаешь что на моей шее не будет петли? – кричу я, чтобы заглушить его рев. Роюсь в косметичке.
За дверью сопение.
-На этот раз давай без этого? – добавляю и продолжаю искать помаду. Все будет по моим правилам.
Мужчина всхлипывает и вытирает сопли. Они текут по губам, мешаясь со слезами. Взрослый не наигравшийся ребенок. Его обидели, а мне все равно. Главная жертва тут я. Все авиации человеку, который стоит в центре арены.
Открываю золотой тюбик помады. Желание поиздеваться постепенно угасает.
Раньше ты просто стучался в дверь, а теперь, когда понял, что я могу лишить тебя маленьких радостей, подыгрываешь мне.
Cидишь под дверью и негромко зовешь свою капризную музу.
Ты говоришь: хорошо. Все по-твоему, только пусти меня и не бросай одного.
Ты ненавидишь меня потому что я заставила испытать тебя чувство унижения. Прыгать как мальчик, вымаливающий конфету перед обедом. Цирк, где я дрессировщица львов. Укротительница котов. А ты зритель. Один из тех, кто должен сидеть на своем месте и смотреть. Потому что неудобно как-то из середины зала карабкаться через проход и мешать другим. Заинтересованным. Хотя, шанс уйти еще есть. Воспользуйся им, если нужно. Кто-нибудь другой прыгнет в горящий круг. Не хочешь? Оставайся и смотри. Шоу продолжается. Я щелкаю пальцами. Мы переходим на «ты». Официально. Ты один зритель теперь. Главный и единственный. Все для тебя. Сиди и смотри. И не говори, что я не предупреждала.
Рисую бардовые губы. Уверенна, ты отыграешься. Но я хочу быть красивой, когда мне вытирают слезы. А пока цирк закончен.
Антракт. И это мое решение.
овации?
Да шо ж с этим бордовым цветом! Почему все его обзывают музыкантом!
События не всегда подконтрольны нам. Но мы всегда можем контролировать свое понимание этих событий и свою реакцию на них. "Iuppiter iratus ergo nefas".
Тяжеловато читать. Иногда до меня не доходит, когда происходит действие: в настоящем или же прошлом? Но все еще интересно, плюс.
Не важно, насколько ты хорош. Рядом всегда найдётся кто-то побыстрее, половчее и — главное — поумнее.
спасибо)
нда...
как изломано всё в этой безумной мозаике...
и сколько безвыходности и обречённости...
свободы в узких пределах