25. Роковой лед. Глава десятая. Эпилог

Глава 10

- Савелий Семенович, а я вас обыскался.

- Да в канцелярии очередь будто год почту никто не получал, - Савелий бросил на стол пачку свежей корреспонденции, - а что за срочность, Алексей?

- Кравцов вам уже три раза звонил.

- Вот как! – удивился Житяев. – Что ему нужно? Вроде всех поймали-арестовали, только успевай-оформляй. Не сказал, что хотел?

- Спросил, пришло ли нам отдельное поручение.

Савелий округлил глаза и быстро рассортировал принесенную пачку. Выбрал конверт со штемпелем прокуратуры с пометкой «Нарочное» и перекинул Ладожскому.

- Глянь, я пока разденусь.

Входная дверь вдруг распахнулась. В кабинет метеором залетел невысокий плотный мужчина. Салютовал Ладожскому, сидевшему за столом, а стоявшему у входа Савелию протянул широкую пятерню.

- Сава, рад тебя видеть! А то вроде в одной конторе служим, а видимся раз в пятилетку, - выпалил он на ходу.

- Ничего, Костик, скоро будем еще реже, - вроде как в шутку, но с нескрываемым оттенком грусти в голосе произнес Савелий.

- Подписали? – спросил тот, кого звали Костиком, со скоростью света забрасывая в рабочую папку какие-то бланки.

- Да, с понедельника. Так что готовься, капитан Кузнецов, принимать управление кораблем.

- Ясно, - без особой радости произнес Кузнецов, - жалко, что уходишь.

- Ладно, все слезы на последнем партсобрании, - улыбнулся Савелий, имея ввиду отходную, - а ты что носишься как ужаленный?

- Разбой на Выборгской, с группой выезжаю. Ну все, я полетел, - уже на ходу бросил Кузнецов, захлопывая дверь раньше, чем свою папку.

Ладожский еще несколько секунд неподвижно смотрел ему вслед, потом качнул большой головой, извлек из конверта единственный листок и стал читать вслух:

- Отдельное поручение. В связи с необходимостью по настоящему уголовному делу ускорить проведение…

- Переходи к вопросам, - перебил его Савелий.

- Установите дополнительный круг свидетелей и очевидцев происшествий…

- Дальше! – вновь прервав напарника, бросил Савелий.

- Допросить подозреваемого Ваурина Игоря…

- Стоп! – скомандовал Савелий. – Ух ты, посмотрите, как замаскировал-то - допросить ему надо, вроде как промежду прочим. Что, Кравцов, парень-кремень тебе попался? Не ожидал? Думал на блюдечке показания получить? Не тут-то было, не работают здесь твои методы.

Выпустив пар, он без сил плюхнулся на стул и, уставившись в одну точку, с минуту сидел, о чем-то задумавшись, потом спокойно сказал:

- Ну что, Алексей, пошли исполнять.

Камеры предварительного заключения или сокращенно КПЗ находились здесь же в райотделе, занимая весь цокольный этаж. Поэтому Савелий принял решение поднять Ваурина для допроса в свой личный кабинет.

Полуподвальное с узкими коридорами помещение КПЗ и при электрическом освещении выглядело довольно мрачно. Даже на Савелия, часто приходившего сюда по долгу службы, оно навевало тягостное чувство. Коридоры казались лабиринтом, настоящий ключ от которого находился не на связке охранника, а где-то в руках далекого и невидимого правосудия.

Савелий подал необходимые бумаги.

- А, это тот, который все время молчит, - прочитав фамилию, сказал угрюмый надзиратель.

Вскоре вывели Игоря. Когда парень шагнул из полутемного дверного проема в освещенный коридор, Савелий взглянул на него, как обычно смотрел на других задержанных, пытаясь получить первое впечатление от их состояния. Это помогало при ведении дальнейшего разговора. Однако вопреки ожиданиям он не увидел в лице Ваурина ни страха, ни отчаяния, ни угнетенности. Игорь держался прямо и открыто, не прятал и не отводил глаз. Так бывало, когда человек твердо уверен в своей невиновности или… правоте.

Савелий достал приготовленные заранее наручники и согласно инструкции пристегнул руку задержанного к своей руке.

В кабинете он снял браслеты и усадил Ваурина на стул посредине комнаты. После вчерашнего столкновения в подворотне, разбитый нос парня, заклеенный пластырем, напоминал нос гладиатора под защитной пластинкой боевого шлема. Один глаз припух и смотрел как бы с прищуром. На губах, словно малиновое варенье из бабушкиного буфета, запеклась кровь. Орешкин вчера не жалел его, вкладываясь в каждый удар.

- Ну, здравствуй, отчаянный фигурист, - сказал Савелий, присаживаясь за стол напротив.

- Здравствуйте, - буркнул Ваурин.

- Придется немного подождать. Как ты, наверное, понял, с самого начала задержания теперь во всех следственных действиях с тобой будет адвокат, - разъяснил Савелий, - минут через сорок подъедет он и… мама.

Взгляд Ваурина оживился.

- Зачем? – спросил он.

- Что зачем? – недопонял Савелий.

- Мама зачем?

- Положено по закону, несовершеннолетнему, - ответил оперативник.

- Так не получилось, маму решили сюда привезти! - бросил Ваурин. - Я все равно ничего не скажу.

Он отвернулся, уставившись в пол.

Савелий пожал плечами и, подумав, сказал:

- Я пока не знаю что там по допросу Орешкина, но если он не будет иметь к тебе никаких претензий, скорее всего к вечеру тебя освободят, и с мамой вместе поедете домой.

- Так я что не задушил его? – поднял голову Игорь. - Он жив?

- А ты что хотел его убить? Оперативники говорят, он сам тебя избивал, пока ты не вывернулся.

- Да, хотел, - заиграв желваками на скулах, со злостью проговорил Ваурин, - Я все равно до него доберусь.

- Ты что, ты это серьезно? – опешил Савелий и услышал, как нелепо прозвучал его вопрос.

Ваурин был напряжен как взведенная боевая пружина. Черные глаза его пылали ненавистью, и сам он был похож на дикого зверя, волка, на пути коварного охотника, разорившего его логово, убившего волчицу и беспомощных щенков. Теперь он не искал себе спасения и готов был принять неравный бой только бы дотянуться клыками до горла ненавистного врага.

Савелий ровным счетом ничего не понимал и знал наверняка, что и во время допроса в присутствии адвоката и матери Ваурин ничего не скажет. Решать надо было здесь и сейчас.

Поднявшись, он стал быстрыми шагами ходить по кабинету, все больше и больше закипая внутри.

- Что происходит! – вдруг, вспылив, крикнул он. – Может быть, хватит уже этих нелепых тайн. Девушка погибла, убили ее отца. Завтра возможно будут еще жертвы, а вы здесь всё упиваетесь бессмысленными склоками, пытаетесь друг другу что-то доказать.

- Не будет, я уверен, - проговорил Ваурин, добавив лишь масла в огонь.

Савелий рванулся с места.

- Да кто ты такой, чтобы так говорить? В чем ты можешь быть уверен, пацан?

Он сунул руку в ящик стола и достал оттуда какой-то предмет размером не больше спичечного коробка. Зажал его в пятерне, выпрямился и шагнул почти вплотную к парню.

- Бить будете? – выпалил тот. Глаза юноши сверкали яростным огнем.

- На, смотри! – выдохнул Савелий и разомкнул пальцы.

Из руки на колени Ваурину выпал обрамленный в рамочку портретик молодой женщины. Она была, как и Амелия тонкая и светлая и смотрела с фотографии добрым открытым взглядом.

- Это Рита, - произнес Савелий, - жена моя покойная.

Увидев черную ленточку в нижнем углу портрета, юноша вдруг сник и потупил взор.

- Два года назад это было, - сбивчиво от волнения начал Савелий, - секретное дело, призрачный серийный убийца ходил по Москве. Душил женщин в подъездах, лифтах. Мы слишком долго к нему подбирались, вот так же как сейчас, через преграду непонимания, нежелания помочь. По принципу – моя хата с краю, ничего не знаю. Рита стала его последней жертвой.

Парень наклонил голову, уткнувшись в свои ладони, закрыл лицо руками и с горечью произнес:

- Почему же вы сразу мне не сказали, что Лия умерла, когда я говорил, что с ней что-то случилось? Вы же знали!

- Чтобы это изменило?

- Все. Все было бы по-другому.

Юноша исподлобья пристально посмотрел в глаза Савелия, словно пытался установить с ним какую-то особую невербальную связь, убедиться в готовности слушать.

Савелий ждал и молчал, чувствуя невидимую внутреннюю борьбу, происходившую в душе Игоря и его стремление преодолеть последние сомнения.

В тишине кабинета было слышно, как под неплотную раму окна с настойчивым свистом пробивается холодный ветер. Казалось, в минуте этой прошла целая вечность.

Наконец Игорь распрямил спину, перевел взгляд на стоящий в углу электрокамин с языками жаркого пламени на декоративной панели и начал свой рассказ.

- Про выступление вы все знаете, добавить нечего. А вот потом.… Когда Лия в очередной раз упала, Шмелев крикнул стоп и махнул рукой, чтобы мы подъехали. Он видимо поговорить хотел, спросить, что не так, он знаете какой знаменитый тренер?

Савелий кивнул.

- Только Лия не стала подъезжать, она со стыда готова была сквозь землю провалиться и в слезах побежала в раздевалку. Я решил, тогда тоже не буду подходить. За Лией сразу развернулся. А Орешкин, он еще меня остановил, что это спрашивает с Амелией сегодня? Гад, гад, ненавижу его, - юноша с силой ударил руками по бокам сиденья стула.

Савелий, пока еще толком ничего не понимая, внимательно слушал.

- Я тогда лишь переобуться успел, - продолжал Игорь, - и сразу за Лией. В раздевалку заглянул, ее уже нет, только шкафчик открытый и конек на скамеечке лежит. Я его схватил и в чем был на улицу выбежал. Не успел только. Лия уже возле дороги стояла с отцом.

- С отцом? – переспросил Савелий. – Ты не путаешь, это точно был он?

- А кто же еще, неужели вы думаете, я отца Лии не знаю, - заартачился Игорь.

- Ну ладно не кипятись, я удивился просто - на выступлении его не было, а тут неожиданно появился.

- Он на машине приехал, - добавил Игорь, - возле волги своей у тротуара ждал. Я сначала не понял, что произошло. Видимо Лия ему что-то сказала. Он закричал, по лицу ее ударил и в машину затолкал.

Савелий сразу вспомнил про небольшой прижизненный кровоподтек на лице Амелии, о котором говорил судмедэксперт.

- Я к ним сразу бросился, - рассказывал Игорь, - не добежал только, Натский меня увидел, сразу газ надавил и с места рванул. Я ничего не понимал, решил к ним домой поехать разобраться. В клуб вернулся, оделся и конек Лии в свою сумку положил, чтобы заодно ей отвезти. Но дома их не оказалось, и машина во дворе не стояла как обычно. Я больше часа то на улице, то в подъезде ждал. Потом домой поехал. Звонил, звонил по телефону, бесполезно, никто трубку не брал. Дома я конек из сумки достал и тут случайно зазубрины на лезвии увидел. Вы представляете себе? Вот почему Лия все время падала.

- А какие зазубрины? – как бы ни понимая, спросил Савелий.

- Зазубрины на скользящей кромке, - со знанием дела объяснял Игорь, - такие остаются, когда лезвие крупным напильником перед шлифовкой затачиваешь.

Парень пристально взглянул на оперативника.

- А знаете, откуда они появились?

Савелий только вопросительно приподнял бровь.

- Это Орешкина рук дело, - выпалил Игорь, - я сразу понял.

- С чего это ты взял? – недоумевая, спросил Савелий.

- Он всегда коньки сам готовил и перед выступлением лично у всех проверял, а у нас с Лией особенно.

- Но зачем ему понадобилось такую подлость устраивать?

- Не знаю, - покачал черноволосой головой Игорь, - не могу понять, но он это специально сделал, чтобы Лия плохо выступила.

И тут вдруг до Савелия дошло – «Так вот, Орешкин, где твоя хитрая месть укрылась! А мы тебя за убийцу принимали. Не-ет, слишком уж просто бы все выглядело. Ты из тех оказывается, кто исподтишка. Через ребенка значит, отыграться решил».

- Меня когда с РОВД отпустили, - продолжал рассказывать Игорь, - я же снова к Лие поехал. Только сел не на троллейбус, а на автобус, который вокруг микрорайона идет и вышел на остановке в районе моста. Там короткий путь есть к домам - люди тропинку в снегу каждый год протаптывают. Тут я его и встретил.

- Кого?! - не понял Савелий. - Орешкина?

- Нет, - ответил Игорь, и голос его задрожал, - отца Лии.

У Житяева округлились глаза, и он безуспешно попытался обрубить, возникшую в ту же секунду в голове закономерную логическую цепочку. Ведь именно там и нашли труп Натского - в снегу возле тропы, ведущей от моста к жилмассиву. Савелий не мог поверить в страшный вывод, который рисовало его воображение. Но Игоря уже было не остановить.

- Если бы вы мне тогда сказали, что Лия умерла, у меня было бы время подумать, а так я даже не знаю, что со мной произошло, - он покачал головой, - я говорю, Николай Андреевич, что случилось, где Лия? А он мне: «Уйди с дороги сопляк, я на поезд опаздываю». Я спрашиваю - на какой поезд? Он: «На мой поезд, самый последний». И тут только я увидел, что он пьяный. Говорю ему - не уйду пока не узнаю где Лия. А он меня толкнул и закричал: «В морге, вот где она, задушил я ее вот этими вот руками», и потряс передо мной своими ручищами, а потом схватил и закричал: «Я и тебя сейчас щенка удавлю». Я вырваться хотел, да не тут-то было, он как медведь на меня навалился. Схватил за куртку и встряхнул так, что зубы клацнули, мы поскользнулись и упали в снег. Я сам, не понимая, что происходит, вцепился ему в шею, до конца, пока пальцы не онемели и пока он не обмяк.

Житяев несколько секунд сидел в ступоре, немигающим взглядом уставившись на Игоря, потом хлопнул себя по лбу и резко поднялся. Его потрясывало в нервном ознобе.

- Ведь ты же мог ничего не рассказывать, никто бы на тебя никогда не подумал, - сам не ведая почему, с горькой досадой выдохнул он.

- Я знаю, но я не смог бы с этим жить, - твердо сказал парень, однако Савелий увидел, как на смуглых щеках его заблестели тонкие серебряные нити слез.

Непонятное щемящее чувство заполнило сердце Житяева, железным обручем сдавило виски.

- Игорь, ты же понимаешь, что с тобой теперь будет? Тебя будут судить, это же приговор, тюрьма, разбитая жизнь.

- Я все понимаю, - немного помолчав, ответил тот на удивление спокойно, и ответ его прозвучал не глупым юношеским порывом, а совсем по-взрослому глубоко и осмысленно, - я очень любил ее… Лию…Амелию…мою снежную королеву.

***

Хотя февраль испокон веков называли месяцем ветров, погода стояла на удивление тихая, и солнышко уже несколько дней светило как-то ласково, словно чувствовало скорый приход весны и улыбалось миру, оттаивая понемногу от зимних холодов.

Савелий сидел у себя в кабинете, задумчиво просматривая утреннюю сводку происшествий.

На календаре двадцать второе февраля, завтра намечался праздник, но радостное настроение вместе с тем не приходило. Вчера состоялось последнее судебное заседание - Игоря Ваурина приговорили к двенадцати годам лишения свободы. Савелий был там и слышал, как звучал в тишине судебного зала бесстрастный голос судьи: «После неудавшейся первой попытки убийства Ваурин не отказался от своей затеи. Ведомый жаждой мести, он долго выслеживал Орешкина, и лишь вмешательство сотрудников милиции не позволило ему довести начатое до конца». Убийство Натского плюс покушение на убийство Орешкина. Приговор казался справедливым, однако равновесия в душе у Савелия не наступило. Не все так просто было в этой истории. И хотя как говорил Мищенко - в деле, наконец поставлена жирная точка, Савелию она казалась многоточием, растянувшимся вперед на долгие двенадцать лет. Первый раз за всю службу его по-настоящему волновала судьба виновного. Но закон есть закон и… В это время в дверь тихонько постучали.

- Да, войдите, - машинально ответил оперативник, не поднимая головы.

Дверь открылась.

- Доброе утро, Савелий Семенович, - раздался приятный женский голос.

- Здравствуй, Лиза! - удивился Житяев и поторопился подняться.

- Сидите, работайте, товарищ майор, - с жестом руки, серьезным тоном произнесла Скворцова, в точности копируя манеру Житяева при входе в кабинет к подчиненным.

Савелий от души улыбнулся:

- Хороший ты человек, Лиза, а про майора, молодец, напомнила, получить то получил, да капитанское удостоверение еще не поменял. А ведь гарнизонный строевой смотр на носу, недолго от генерала и «премию» схлопотать. Проходи, чего стоишь загадочная такая?

Вторую руку Лиза держала за спиной. Приняв торжественный вид, девушка подошла к столу и произнесла:

- С праздником, Савелий Семенович! – и положила на стол открытку, гвоздику и маленького вязаного медвежонка.

Савелий взял игрушку в руки. Мишка выглядел совсем как настоящий и словно живой по-доброму смотрел на Савелия темными пуговками-глазами.

- Неужели сама сделала?! – восхищенно спросил он и сделал паузу, - …для меня.

- Для вас, - тихо сказала Лиза, и, улучив момент, когда Савелий отвлекся, наклонилась через стол, и едва касаясь губами, поцеловала Савелия в щеку.

Пока Житяев, покраснев и смутившись от неожиданности, соображал, что же это было, Скворцова птичкой выпорхнула за дверь, и быстро убежала.

- И ты еще спрашиваешь, почему я забрал рапорт и решил остаться, - улыбнулся Савелий и прижал пушистого медвежонка к своей щеке.

Эпилог

Минуло ровно двадцать лет с тех трагических событий. Отшумели долгие январские вьюги. И снова наступил февраль - вестник весны. На московские улицы тихо падал пушистый снег, лениво напоминая об уходящей зиме.

Сегодня ледовая арена московской школы олимпийского резерва заполнилась зрителями. Вот-вот должен был начаться международный чемпионат среди юниоров. Команда российских фигуристов вернулась после долгих сборов из Канады. Гордые и счастливые родители и друзья стояли у самого бортика и наблюдали за разминкой спортсменов.

- Игорь, Игорь, смотри, вот она, - радостно воскликнула симпатичная молодая женщина, повернувшись к высокому черноволосому мужчине с пробившейся нетающим снегом на висках сединой.

Юная фигуристка как раз проезжала рядом и тоже увидела их.

- Папа, мама, смотрите, как я умею! – крикнула она.

Плавно заскользив по льду, девочка оттолкнулась и, сделав несколько стремительных оборотов в воздухе, уверенно и изящно приземлилась на лед.

- Лиюшка, доченька, молодчинка! – замахала рукой женщина и, прижавшись к плечу своего спутника, сказала. – Дорогой, какая она у нас все-таки красавица!

- Да, - тепло обняв ее, ответил мужчина и, глядя задумчиво куда-то вдаль сквозь годы и расстояния, добавил, - настоящая королева.