21. Перевал. Глава одиннадцатая. Окончание

Я закрыл дневник, и мы с Марией некоторое время молча смотрели друг на друга в полумраке настольной лампы. В камине потрескивали дрова, отбрасывая волны тепла, но я видел, как девушка сжалась в кресле и оцепенела, точно от холода.

- Скажите что-нибудь, Володя, - наконец произнесла она, - не дайте мне сойти с ума от прочитанного.

- Знаете, Мария, – задумчиво ответил я, – сейчас очень трудно судить о том, что было тогда, кто прав, кто виноват. Очевидно одно, что всего лишь случайное стечение обстоятельств повлекло за собой череду трагических последствий. Нельзя с уверенностью сказать, как поступил бы каждый из нас, находясь на месте любого из участников тех событий. Особенно в то время, на фоне накаленной до предела международной обстановки, глобального противостояния государств, в так называемой холодной войне. А из-за этого порой неоправданных мер по противодействию, когда агенты вражеской разведки забрасывались пачками на территорию нашего государства.

Вот порой кажется, все бы отдал, чтобы узнать правду. А она в итоге оказывается настолько прозаичной, что не приносит ни торжества, ни облегчения, а напротив одни только сомнения, опустошение и боль. Кому и зачем нужна такая правда?

- Ну как же, ведь это факты, разгадка, история в конце концов! – озадаченно воскликнула Мария, не разделяя моего спокойствия.

- Поиски ее за эти годы и без того все чаще стали напоминать дешевый спектакль. Так достойна ли правда того же? Боюсь себе представить, с какой легкостью оные возьмут на себя роль судей и палачей, дай только повод. Дневник этот только подольет масла в огонь бесконечного шоу, все больше и больше спекулирующего на памяти погибших.

Уж под каким только соусом нам не подавали эту трагедию: что ребят зверски убили местные народности манси, дружелюбнее коих еще пришлось бы поискать, и что на них сошла страшенная лавина на склоне с углом горы не больше тридцати градусов, и что с ними расправились злобные неземные пришельцы, а может даже снежный человек - Йети, и что ребята устроили между собой пьяную драку, в которой поубивали друг друга, и кто-то из группы был предателем Родины и расправился с остальными, и что ребята, чтобы согреться, сами легли в воду ручья на том лишь основании, что вода даже зимой теплее воздуха, и что их из палатки выдул и разметал по склону невероятной силы ураганный ветер, не тронувший однако при этом саму палатку, и так далее и тому подобное.

Пьедестал откровенного цинизма на этом происшествии похоже выкован умельцами еще не на один десяток лет. А история…

Я взял со стола дневник и, согнув его пополам, быстрым веером пролистал страницы:

- Сколько живут люди - столько и враждуют друг с другом, убивают своих же собратьев в бесчисленных войнах и никак не найдут согласия, и не обретут мир. Сколь бы ни билась о железную дверь и не кричала об этом самым пронзительным криком вся наша история. Никого уже не вернуть и ничего не изменить, и есть ли в истории смысл, если мы все равно совершаем одни и те же ошибки?

- Что же нам теперь с этим делать?

- Знаете, Мария, разгадка тайны сейчас только в этой рукописи, - я кивнул на потемневший от времени и местами потрескавшийся кожаный переплет, - это дневник вашего деда и вы вправе распорядится им по своему усмотрению.

Мария взглянула на старую тетрадь, затем на жарко пылающий камин, поднялась и подошла к окну. Там в таинстве ночи горели на небе огромные звезды. Она смотрела куда-то в темноту, а я смотрел на нее и видел тонкую фигуру, завитки золотых волос, струящиеся по плавным изгибам плеч, глубокий и задумчивый взгляд. Нежна и удивительно прекрасна, стояла она, чаруя взор. Невысокий рост лишь украшал девушку. Она была настолько изящна и тонка, что лишние сантиметры скорее выкрали бы эту грацию, чем подчеркнули ее. Именно такая как сейчас являлась она неповторимым бриллиантом высочайшей степени огранки, звездой на небосводе, на которую хотелось смотреть бесконечно, не отрывая глаз.

- Ой, что это!? – вдруг прошептала Мария.

Я оставил кресло, приблизился к ней и взглянул сквозь стекло в глубокую темноту осенней ночи. Там в далеком свете тусклого уличного фонаря я увидел двух маленьких белых мотыльков, кружащихся в плавном танце. Движения их были изысканно красивы, воздушны и легки. Но они не оказались одиноки. Рядом закружилась другая пара, а за ней еще и еще одна. Десятки, сотни, тысячи, они совсем не мешали друг другу и каждый новый, неповторимый дуэт только украшал этот волшебный небесный бал.

- Это первый снег, Маша! – негромко сказал я, словно боялся вспугнуть маленьких ангелов.

- Да, - прошептала она в ответ.

Мы стояли совсем рядом, соприкасаясь рукавами и, чувствуя тепло друг друга.

Я украдкой взглянул на Марию и вдруг увидел, что она тоже смотрит на меня, но открыто, по-девичьи доверчиво и бесконечно нежно. Не давая воли рукам, я приблизился лицом к ее лицу и почувствовал, как задрожало у меня внутри от этой близости, а в сердце глубоко проникла любовь. Ни с одной из женщин, с кем был раньше, я не чувствовал себя так как с Марией.

Внезапно меня охватило чувство настолько необычное сильное и всепоглощающее, какое я испытывал лишь в юности от первого поцелуя, хотя нет, даже не от поцелуя, а только от прикосновения губ. Все тело будто накрыло горячей волной, сердце, казалось, выпрыгнет наружу, а лицо вспыхнет от нахлынувшего жара.

Мы смотрели друг другу в глаза, понимая без слов, а необъяснимое бессознательное влекло нас за собой, как сильное течение уносит огромный корабль, словно щепку в безбрежный океан.