08. Студенческие рассказы. "Голубая кафедра"

Если секса и наркомании в Советском Союзе просто не было, то в представлении пропагандистской верхушки однополая любовь и вовсе отсутствовала на всей планете как данность. Вот так! Но наряду с этим утверждением в уголовно-процессуальном кодексе имелась статья за мужеложство, а блатные барды пели про «терпил», «петухов» и других любителей запретной любви.
Получалось, что «голубые» жили с нами в какой-то параллельной реальности, вроде бы и были они, а вроде бы и нет! Получался парадокс, объяснить и понять который мог только родившийся в стране Советов человек. Студенты архитектурного института ломали себе голову: зачем древние греки ваяли в основном красивых мужчин с маленьким «хозяйством», ведь любому нормальному самцу много интересней лицезрение прекрасной половины человечества в костюме Евы, чем разных там мускулистых мужиков с голыми задами. Сам собой напрашивался вывод, что скульпторы Эллады как раз и подходили для привлечения по той самой вышеуказанной статье.
Но было одно место на планете где сексменьшинства наличествовали в большем количестве, чем среднестатистические два-пять процентов. Это была кафедра истории КПСС Полтавского торгово-экономического института. Чем было вызвано то, что из шести преподавателей пять являлись гомосексуалистами, сказать трудно. Очевидно не все законы человеческого общежития поддаются теоретическому обоснованию. Но факт штука упрямая, кафедра истории с полной ответственностью так и называлась – «голубая кафедра».
Вела себя эта группа индивидуумов по-разному, что и понятно, ведь все люди отличаются друг от друга. Например, Карнаухов, пожилой гомосексуалист с остатками былой красоты на подточенном пороками лице и добрыми глазами старого спаниеля, к студентам не цеплялся, был подчеркнуто вежлив и корректен.
Беседкин и Водянников, наоборот искали себе утеху в морально слабых первокурсниках. Похожие на страдающих ожирением Добчинского и Бобчинского, Витольд Пименович и Николай Винарьевич были, что называется - не разлей вода. Масляно лицезрели мужскую часть аудитории и сладострастно подмигивали особо понравившимся студентам.
Двое оставшихся из этой «пятерки супергероев» - Коган и Будко, были личностями невзрачными, какими-то грустными и никак не походили на пышущую энергией и апломбом «сладкую парочку» - Беседкина и Водянникова. К тому-же Эммануил Абрамович вскоре переселился на землю обетованную, сократив таким образом популяцию геев на кафедре истории КПСС до восьмидесяти процентов.
Последний историк, Шовковский, от такого обилия гомосексуалистов впал в другую крайность – стал националистом. Назло коллегам вступил в УНА-УНСО, приобрел на ярмарке в Диканьке пару сорочек-вышиванок и стал являться на пары с самодельным черно-красным прямоугольником, которым заменил ставший теперь ненужным значок члена КПСС.
Так они и жили на одной кафедре, одинокий националист в окружении разномастных гомосексуалов. Старшекурсников жутко веселила бывшая кафедра истории КПСС, которую в ногу с происходящими переменами переименовали в кафедру истории Украины. Придумывали пошлые шуточки про «голубых националистов» или «гомиков-патриотов», но первокурсникам было не до смеха. Кафедру хоть и переименовали, но учить, как и раньше приходилось совершенно непонятные апрельские тезисы, переписку с Кауцким и прочую хрень. А сдавать все тем-же розовощеким, словно поросята из французской сказки, Беседкину и Водянникову.
Тут уж «сладкая парочка» отрывалась по полной. Преподаватели находили небогатых студентов из провинции и начинали, как говорят в милицейский фильмах про Петровку, склонять их к сожительству. Иногда это получалось, но чаще ребята забирали документы, предпочитая не заниматься содомией с моральными уродами. Самое интересное, что все, начиная от ректора и заканчивая уборщицей тетей Фросей, знали про безобразия на кафедре истории, но никто и пальцем не пошевелил, чтобы прекратить все это.
Не стало большой страны, сняли красные флаги на здании института, появились временные деньги – купоны, но на «голубой кафедре» ничего не поменялось. Разве что взятки стали брать не «деревянными», а долларами и западными дойчмарками. Все так же Беседкин ставил на заметку симпатичных студентов, а Водянников через собственную агентуру брал их в оборот.
Прекратилось это безобразие в один день. Но не благодаря вмешательству ректората, как и должно было быть по идее, а из-за одного студента. Звали парня Толик, а родом он был из небольшого городка на Кировоградщине. Взяли его в ВУЗ по направлению местного райпотребсоюза, Толик был круглым сиротой.
Смуглый, с резкими чертами лица, больше похожий на степняка, чем на украинца, Толик сразу обратил на себя внимание «сладкой парочки». Яркий, бедный и… бестолковый. Учился Кривенко еле-еле, с трудом сдал зимнюю сессию и подошел к летней с тремя «не допусками».
«Сладкая парочка» наблюдала за парнем, как мудрый змей за неопытным кроликом и ждала только подходящего момента, чтобы перейти к решительным действиям. В самый критический момент Водянников поймал студента в коридоре третьего этажа и предложил махом решить все проблемы. При этом историк томно закатывал глаза и сладострастно улыбался. Кривенко мигом оценил ситуацию и в его голове созрела шикарная идея покинуть институт громко хлопнув дверью. Он только что послал по матушке математика и как раз собирался идти в деканат за документами.
Толик притворно согласился и спросил куда и когда ему приходить. Потея от радости, Водянников написал на клочке бумаги адрес съемной квартиры и попытался прижаться к студенту своим громадным животом. Кривенко ловко избежал столкновения с этим «айсбергом» и смылся. Теперь он поменял направление и отправился в аудиторию, где должна была начаться лекция по экономике.
Там парень накатал на тетрадном листе длинную «телегу» на имя ректора, в которой ярко описал бесчисленные приставания «сладкой парочки» к буквально всем представителям сильной половины человечества первого курса заготовительного факультета. Из заявления выходило, что Беседкин и Водянников целыми днями ни чем другим не занимались, а только домогались студентов. Ребята подписали, кто с радостью, кто под давлением бешеных глаз Кривенко, тому терять было нечего, и он обещал сломать челюсть любому штрейкбрехеру.
Изумленный ректор несколько раз прочел густо исписанный листок и скривившись, как от зубной боли, выпроводил Толика, предварительно порвав бумагу. Но парень был не из тех, кто легко сдается, он предполагал подобный сценарий и запасся еще одной «заявой», на этот раз в милицию.
В райотделе его приняли благосклонно и пустили заявление по инстанции, приложив злополучный клочок бумаги с адресом. На утро наступил судный день. Улыбчивый милиционер принес «пригласительный» к следователю прямо на «голубую кафедру», а еще через час в институт пришло сразу несколько журналистов местных изданий с целью взять интервью в этом рассаднике «содомского греха и разврата».
Впавший в прострацию ректор уволил вчерашним числом обоих виновников тектонического скандала «с запретом занимать должности в ВУЗах Украины». Заодно отправили на пенсию и ни в чем не повинного Карнаухова. Будко, почуяв угрозу, перевелся в Курск, где имелся такой-же институт-близнец. Несмотря на все это через два дня сняли и ректора.
Кривенко покидал Полтаву, как кубинский герой Че Геварра остров свободы, его провожали со слезами на глазах одногруппники, а юная "абитура" смотрела на избавителя от грядущего "голубого ига" с восторгом. Новый ректор настоятельно приглашал Толика поступать в ВУЗ на будущий год, обещая всяческую поддержку.
На кафедре истории остался один Шовковский. Он пригласил на работу нескольких бывших своих студентов и «голубая кафедра» превратилась «бандеровскую крыйивку». Если раньше ребятам забивали голову коммунистической ахинеей, то теперь слетевший с катушек Шовковский всерьез утверждал, что украинцы произошли не от славян, а от прилетевших с Марса укров, которые и были предками атлантов, а те… Но это совсем другая история.