06. Вальс на булыжниках 16+

Глава 6. Сухой закон

В палатке ничего не обсуждали, это обманчивое уединение, за пределы голос мог далеко разноситься, и говорить что-либо в присутствии стольких ушей подобно самоубийству. В палатку постучали. Это условно постучали, на самом деле кто-то похлопал сверху по брезенту.

- Да? – ответила Любашка.

- Можно к вам? - по голосу это был Вовка, зарубку с носа мы уже стерли, простили ему эти километры. Он уже был отомщен, хотя сами мы этого не хотели. Ну, так получилось.

- Заходи!

Нелепо звучит слово «заходи», когда надо встать на четвереньки и заползти в палатку. Он встал на корточки, приподнял полог, глаза его смотрели в неопределенном направлении.

- Ну чего вы там про меня наговорили, что я геолог? Я вам говорил, что работаю с геологами.

Мы молчали, не могли же мы вдвоем обмануться, и не правильно его понять.

- Там я к вам в рюкзаки кое-что положил, мы хотели забрать, но вы уже спали.

- А зачем ты нам без разрешения в рюкзаки вино насовал? И когда успел? Мы даже не заметили.

- Это когда мы отдыхали, я поправлял груз у лошадей и переложил. У нас сухой закон. Весь груз начальник и геолог партии пересмотрели, когда мы прибыли. А в ваши рюкзаки они не полезли. Мужики ждут, послали к вам. Они думают, что вы целый день провели в конторе и все рассказали начальству. Уже не надеются получить свой товар.

- Нет, мы ничего не сказали. Забирайте свое пойло отсюда! - с презрением сказала Любашка.

Одна мысль, что нас считают доносчиками, покоробила до глубины души. Спорить он больше не стал, быстро рассовал бутылки в карманы, за пазуху, а бутылку белого вина не стал брать.

- Это вам по приезду! - показал на сухое вино.

- Забирайте! Мы не пьем ни по приезду, ни по отъезду, - передразнила его Любашка.

Вовку уговаривать не надо, прихватив бутылку сухого вина, он моментально исчез. Мы с облегчением вздохнули. Теперь можно рассчитывать, что до утра к нам больше никто не заглянет. Легли на спальники и стали учить имена.

- Леха. Это высокий, кучерявый юноша.

- А где он сидел?

- Третий по основному ряду.

- Валера.

- А это красавец с золотыми зубами.

- Илья.

- Это колобок с большим животом.

Через два часа мы уже знали, как всех зовут и безошибочно протестировали их на внешность. Заминка возникла только с двумя Николаями и с тремя Вовами. Решили начальника звать по имени и отчеству. А второго только Николай. С Вовками распределились так: Вовка – это конюх, Володя – симпатичный молодой парень, Владимир – пожилой невысокий мужчина, который не произнес за все время ни одного слова. Довольные мы пошли умываться к ручью и ложиться спать.

Эта ночь была беспокойная. Через стенки палатки слышали пьяные голоса рабочих, бас начальника партии. Да и камни и ветки впивались в бока, через тонкие стенки спального мешка. В первую ночь, мы почему-то этого не почувствовали.

Наступило тихое, прохладное утро. Комары, напившись крови, просто толпились в оконных отверстиях и отдушинах. Убивать их не имело смысла, белая сетка окрашивалась в красные пятна, а потом превращалась из белого в бурый цвет. Комары раздражали, но они не были так назойливы, как вечером. Болели бока, ломило спину, голова была набита ватой. Неудобства давали о себе знать. Палатка была поставлена на голую землю, и поэтому все неровности наносили свои отпечатки на худые девичьи тела.

К семи часам утра мы пошли на завтрак злые, не выспавшиеся. Опять была каша, но гречневая с тушенкой. Все уже сидели за столом. Вид у многих был помятый, но потерь среди состава не было. Молодежь в основном вся была нормальная, косились на старшее поколение, может, завидовали, может, сочувствовали. Прогромыхал голос начальника партии:

- Кто купил спиртное в партию? Все знаете, что у нас на время работы – сухой закон! Кто не знает, - глядя на нас, - еще раз предупреждаю!

Можно было подумать, что это мы болтались всю ночь пьяные, он так строго глянул на нас.

- Девчата – это вы купили спиртное?

Вопрос был сформулирован не правильно, и мы честно ответили:

- Нет!

Мы просто не могли им ничего купить, мы ехали на заработки без денег. Провезли спиртное в лагерь не по своей воле. Имущество забрали, те, кому оно принадлежало, и мы здесь ни при чем. Повернувшись к Вовке, он спросил:

- Это ты привез водку?

И козе было понятно, что он, но он ответил:

- Нет! Вы же сами все обыскали, никакой водки у меня не было.

Тоже верно – она лежала у нас в рюкзаках.

Начальник засмущался: да провезли, да старички напились, да – это дело рук Вовки, но он лично пересмотрел весь багаж, обшарил конюха, проверил его сумку. Спиртного нигде не было. Он с геологом лошадей перехватил метров за пятьсот до лагеря. Делать нечего – «не пойман – не вор».

- Еще раз предупреждаю, пить в лагере нельзя! Замечу – выгоню!

Но не мог же он выгнать сразу человек десять здоровых мужиков.

- А теперь всем выйти на работу. Андрей Петрович, но вы должны знать, кто принес спиртное? - обратился он к дяде Андрею.

- Да, должен знать, но не знаю. Зашел в дом – пьют стервецы, меня тоже напоили, но я выясню.

Всем было понятно, что гроза миновала, никто не скажет, как водка попала в лагерь, и допытываться уже не имело смысла. Да и работать горняки, конечно, не пошли, ушли из палатки и их уже никто не видел.

Василий Васильевич сказал:

- До завтра проспятся, лишь бы не было больше нигде припрятано, а потом наверстают упущенное. А вам молодежь сегодня выходной. Займитесь своими делами, дальше выходных может и не быть.

Мы опять ушли изучать отчеты прошлых лет, документацию. Проект был защищен, и согласно смете шло освоение бюджетных денег. Василий Васильевич вздыхал, все маршруты лежали на его плечах, он вел разработку ближайшего маршрута. Потом поднял голову и спросил:

- Девчата, ну скажите, откуда в лагере появилась водка?

Мы недоуменно пожали плечами, делая вид, что ничего не знаем.

Николай Иванович пробасил из-за своего стола:

- Не приставай к ним, чую, что знают, но я уверен – ничего не скажут. А может и не знают, - дальше рассуждал он, - если бы они привезли ее, то напились все в первый же день. А они напились только через сутки, значит, водка была спрятана в тайге, и нашли они ее только к вечеру второго дня.

Мы в душе были благодарны его рассуждениям, и что нас, наконец, оставят в покое.