04. Такая странная жизнь

Частенько любовники захаживали к Марине, которая к тому времени уже успела выйти замуж. С ее мужем Вадим был хорошо знаком, и теперь они «дружили парами». Иногда оставались там же ночевать.

Марина видела, что подруга явно спивается, так же как ее возлюбленный. Никакой хорошей перспективы для Лены не просматривалось. Наблюдая со стороны за развитием их с Вадимом отношений, Марина приходила к выводу, что на развод с Нонной надеяться не приходится. Это было очевидно, но только не Лене.

– Ленка, ну неужели ты не можешь найти нормального парня и как все выйти замуж, родить ребенка? – спрашивала подругу Марина.

– Могу, но не хочу! И хватит об этом. Ты что не можешь понять, я его люблю, – злилась Лена.

Долгие разговоры по душам, увещевания, предостережения не помогли сломить её упорство. Трудно было Марине понять подругу, а повлиять вообще невозможно.

В конце недели, как уже вошло в правило, приятели собрались за столом, чтобы пообщаться и выпить.

– Вот новый анекдот про Брежнева, – начал Вадим. – Леонид Ильич после очередных похорон члена Политбюро спрашивает: «А почему, вчера на похоронах товарища К… Да, кстати, а где он? Так вот почему, когда заиграла музыка, никто не догадался пригласить дам на танец?»

– Хороший анекдот, – Марина чуть не поперхнулась от смеха.

– И ещё один: «Я стар, – задумался Брежнев, – да…, я стар…, я Суперстар!» – добавил Вадим, отлично имитируя речь Брежнева.

Руководитель страны уже действительно частенько заговаривался, и скрывать начавшийся маразм было невозможно. Страна сочиняла анекдоты. В это время, получившее название эпохи застоя, никто всерьез не воспринимал товарища Брежнева, между собой его часто называли Лёликом. На работе говорили одно, а на кухне совсем другое. В обществе витала жажда перемен, но казалось, что они настанут не скоро.

– Мне кажется, Лёлик никогда не умрет, и все это будет продолжаться до бесконечности. Лживые речи, вечный дефицит, очереди, партийные съезды, удушливая атмосфера, – рассуждала Марина. Она вспоминала, как не любила в институте конспектировать партийные документы, да и вообще история КПСС была самым неинтересным предметом.

– Это ты зря, все может измениться довольно быстро. Во-первых, он уже стар и даже Суперстар, и давно болен. Вот увидишь, скоро мы будем танцевать на его похоронах, – ёрничал муж Марины, Егор.

Вадим и Егор были заядлыми спорщиками, особенно касательно мироустройства. Егор был диссидентом и антикоммунистом. Вадим, напротив, поклонялся коммунистической идее, но считал, что ее просто извратили. Полемика была жаркой, разговор уже переходил яростную перепалку. Подвыпившая Лена, обидевшись на Егора за неверие в коммунизм, даже умудрилась укусить его за ухо, правда не очень больно, полушутя. Эта экстравагантная выходка разрядила напряжение, мужчины присмирели, посмеялись. Снова наполнили бокалы, чокнулись. И долго еще дискутировали, утопая в сигаретном дыму.

– А не слишком ли много мы пьем, господа? – заплетающимся языком спросил Егор.

Вадим поднялся во весь свой богатырский рост и пропел басом на церковный лад: «Не пьем Господи, а лечимся, и не единожды, а во веки веко-о-ов! Аминь».

Девушки хохотали. Благообразное лицо, обрамленное густой бородой, длинные зачесанные назад смоляные волосы, спадающие до глаз, когда он наклонялся над стаканом и зычный голос, ну хоть на службу в храм отправляй.

– Егор, да всё нормально, вспомни Омара Хайяма, – продолжал Вадим оправдывать пристрастие к винопитию, –

«Пей с достойным, который тебя не глупей,

Или пей с луноликой любимой своей.

Никому не рассказывай, сколько ты выпил,

Пей с умом. Пей с разбором. Умеренно пей».

Однако Марина и Егор уже начали уставать от этого «умеренного» пьянства, и всё реже приглашали друзей в гости. «Их визиты мешают нормальной жизни и работе», – часто повторял Егор.

Однажды, уже за полночь, в окошко их квартиры, находящейся на первом этаже, полетели мелкие камешки. Марина выглянула и увидела Вадима и Лену. Те жестами давали понять, чтобы их впустили. В дверь звонить было неудобно, так как, это была коммуналка. Соседи очень не одобряли поздних визитов.

– Господи, Медведки припёрлись, – взвыла Марина. Она уже готовилась ко сну. – Придётся открыть.

– Вот же, гады, совсем обнаглели. Наказать бы их. Пусть на улице ночуют, – пробурчал Егор.

Но жена смилостивилась, потихоньку открыла дверь, прислонила палец к губам, мол, не шумите, чтобы соседи не ругались, и быстренько провела непрошеных гостей в комнату.

– Боже, что с вашей одеждой, почему вы такие грязные? – Марина рассмотрела при ярком свете испачканные чем-то чёрным руки и одежду приятелей. – Откуда этот запах гари?

– Ребята, спасибо, что открыли, а мы пожар гасили, – начал объяснять Вадим. – Ездили смотреть интереснейшее место за городом, ну вы знаете, Бобры. Там остатки реликтовой ковыльной степи, такая прелесть, – он восторженно вскинул голову, как всегда делал, когда рассказывал о чем-то значительном. – Уникальнейшее место, а местные идиоты, подожгли стерню, огонь мог уничтожить ценные виды насекомых, животных и растений. Вот мы и бегали два часа, пытаясь остановить пламя. Что-то удалось сделать, но вот перепачкались. Куда в таком виде поедешь. Из транспорта выгонят, вот и шли до вас пешком. Вы ближе всех от Бобров.

– Ты хочешь сказать, что вы героически спасли этот степной участок? – спросил Егор с изрядной долей сарказма.

– Нет, конечно, но нужно, же было что-то делать. Я давно подавал проект о создании там заказника, а участок отдали под дачи. Сволочи! – Вадим скривился так, будто прищемил палец дверью.

– Ладно, герои, умывайтесь. Постелю вам на полу, только не шуршите, что все было тихо, – вздохнула Марина. – И на выпивку не рассчитывайте, вы и так уже, кажется, хороши. Спать, всем спать!

Лена и Вадим не изменяли своим правилам и, несмотря на препятствия, продолжали встречаться.

Со временем Нонна почти перестала обращать внимание на поздние приходы мужа. Она была поглощена работой. В последнее время ей казалось, что кто-то ворует ее уникальные научные данные и гениальные идеи. Эта мысль не давала покоя ни днем, ни ночью. До полуночи она сидела за печатной машинкой, потом долго не могла уснуть, утром с трудом просыпалась и с головной болью ехала на работу. Ребенком занималась мать Нонны, которая жила с ними.

А Лену атаковали бабушка и мама. Скандалы в доме стали регулярными. Бабушка монотонно причитала, мама срывалась в истерики.

«Никогда не прощу тебе, мамам, ту подлую кляузу, тот кошмар, который ты устроила Вадику на работе», – Лена не переставала думать о походе матери в институт.

Она полагала, что из-за атмосферы, которая сложилась на кафедре, тормозится предзащита диссертации. А он, такой талантливый ученый, не заслуженно притесняется.

Возможно, из-за особенностей характера, подруг у Лены почти не было. Самая любимая и близкая – Марина, явно избегала встреч. «Эх, Мариночка, и ты меня бросаешь, мужа своего слушаешь, – с досадой думала Лена. – Все против меня, все против нас».

Шли годы, а личную жизнь так и не удавалось устроить. Работа, дом и все более редкие встречи с Вадимом. Уже почти тридцать, а ни семьи, ни ребенка. Ребенка родить очень хотелось, и, наверное, так бы она и сделала, но Медведко всегда был на чеку, и беременности не допускал.

* * *

Тем временем в обществе зрели перемены. После смерти Брежнева и быстро сменивших друг друга, и ушедших в мир иной, Андропова и Черненко, страну возглавил относительно молодой и энергичный Горбачёв.

Начал он неудачно – с антиалкогольной компании, чем сразу вызвал недовольство миллионов не только пьяниц, но и умеренно пьющих. Экономика страны падала, дефицит товаров увеличивался, но зато началась эпоха гласности. В популярных журналах издавались ранее запрещенные книги. Все взахлеб читали «Раковый корпус» и «В круге первом» Александра Солженицына, «Крутой маршрут» Елены Гинзбург, «Белые одежды» Дудинцева, «Колымские рассказы» Варлама Шаламова и многое другое. Эпоха представала совсем в ином свете, а вера в коммунизм иссякала. Свежий ветер перемен закружил Вадима. Он активно интересовался политикой, бегал на митинги, завел новые знакомства. Верилось, что перемены к лучшему. А в 91- ом году как-то неожиданно произошел развал страны.

(продолжение следует)