04. Дремлют ягоды в лесах

- Чтобы ни звука, ни писка! А то ещё получишь! - предупредил меня блондин, сидевший за рулём. Его смуглый чернобровый спутник всё время курил, салон наполняло сигаретное синеоблачье. Я зажала рукой рот, чтобы не закашляться. Это могло ещё больше рассердить похитителей. Или... оборотней в погонах? Смуглый пробормотал в рацию что-то о потерявшемся ребёнке. «Очередной хитрый ход», - решила я.

Сидела, уставившись на свои китайские желто-синие босоножки, и даже не решалась посмотреть в окно. Ещё никогда мне не было так страшно. Даже когда мы с моей другой, кишинёвской бабушкой прятались в чужих квартирах от тёмного зла, я чувствовала себя увереннее. Ведь рядом был близкий человек. К тому же, мрак бродил по улицам и не мог проникнуть через стену или закрытую входную дверь. А теперь… Теперь я осталась один на один с чужими, враждебными людьми.

Чтобы не сойти с ума от ужаса, стала вспоминать фрагменты из прошлого. Мы с родителями и бабушкой Викторией ехали в поезде. Я смотрела в окно и вдруг увидела чудесную чёрно-розовую картину: закат, старый деревянный дом и лес неподалёку. Мне захотелось остаться там. Каждый день выходить за порог избушки и здороваться с сероглазым рассветом и румяным заходящим солнцем.

«А, может, я сейчас сплю в том самом домишке, под жёлто-синим одеялом, и мне снится кошмар? Бабушка всегда говорила, что спать на закате вредно, разболится голова, и придут плохие сны. А я вот не послушалась. Сейчас проснусь, умоюсь, выйду из дома и посмотрю, как солнце спускается за лес», - фантазировала я.

Мне вспоминались игры в прятки с моим кишинёвским другом Максимом. Землю за трансформаторной будкой покрывал мох, пятиэтажка ласково улыбалась нам, скрипучие качели переговаривались с мечтательным летним вечером.

Вспомнилась мне и девочка Лиза, вместе с которой мы пытались вызвать Фею Сирени из задремавшего на солнце куста. Однажды Лизе удалось выйти целой и невредимой из безвыходной ситуации. Она бы не позволила затащить себя в машину. Отвлекла бы чем-нибудь этих двоих и сбежала.

И многое, очень многое вспоминалось мне. О ягодах я и думать забыла. Мечтать могут лишь те люди, у которых есть более-менее светлое будущее. Меня же ждал мрачный кошмар, вылезший из криминальных передач и бабушкиных рассказов. Какие уж тут лесные чудеса?

Но вот машина остановилась.

- Вылезай, - скомандовал чернобровый.

Я покинула душную, задымлённую тюрьму на колёсах. Мы стояли около нашего отделения милиции. Я несколько приободрилась, но потом в голову пришла другая мысль: «А что если эти двое меня арестовали? Вдруг та долговязая продавщица пришла в отделение и пожаловалась, что я украла у неё босоножек или сапог? Или старушка с клюкой сказала им, что я разрисовала в подъезде стены?»

Потянулись унылые коридоры. Ноги у меня подгибались, и я еле-еле поспевала за своими спутниками. Но вот мы оказались в кабинете, и я увидела... бабушку.

- Вот, получите, - процедил чернобровый. - Эта мерзавка меня всего исцарапала. И он вытянул вперёд правую руку, на которой, и правда, виднелось несколько царапин. – Между прочим, за нападение на сотрудника милиции полагается тюремный срок. Ну или... большой штраф, если правонарушителю не исполнилось четырнадцати.

- И вообще, - вмешался сидевший за столом мужчина средних лет. - Вы за детьми не следите и нас от дела отрываете. Тут убийства, грабежи, кражи и драки на каждом шагу, а вы с ерундой пристаёте.

И долго ещё сотрудники милиции распекали бабушку. Почему-то они упорно называли её мамашей. «Таких, как вы, нужно лишать родительских прав», - возмущался густобровый брюнет. В конце концов, после того, как бабушка подписала уйму бумаг, нас отпустили.

***

- Ужас! Ужас! Ужас! - ахала бабушка, когда мы шли по улицам, мимо тёмно-розовых и грязно-жёлтых двухэтажек. – Ещё девяти лет не исполнилось, а уже преступление совершила. Напала на сотрудника правоохранительных органов. А что будет в четырнадцать? Колония? И почему ты от меня сбежала?

Я ничего не отвечала, дала наконец-то волю слезам. Горькополынное чувство вины душило меня. «Преступление. А ведь, действительно… Но как же всё получилось? Каким образом я могла упустить из вида бабушку? Почему не смогла её найти? С чего решила, что милиционеры – оборотни в погонах?»- мучилась я.

С прабабушкой Зинаидой мы столкнулись у подъезда её дома. Старушка была в халате и шлёпанцах, а лицо у неё стало желчно-жёлтым, больным.

- Ох, что со мной случилось-то! - голос у прабабушки был слабым и прерывающимся. - Решила я прибрать в квартире, и вдруг скрутило. Такая боль в боку, глаза на лоб полезли. Еле-еле добралась до соседки Анфисы. Она добрая. Не то что эта желтолицая Ульяна, которая детей вечно из подъезда гоняет. С одной стороны её понять можно - дочь пьёт, скандалит и деньги клянчит. Но всё же… Ну так вот, вызвала Анфиса «скорую помощь». Меня в приёмный покой привезли. Вкололи какое-то обезболивающее и отпустили на все четыре стороны. Сейчас уже ничего не болит, только голова кружится. А ты, Саша, почему плачешь? Обидел кто?

- Обидишь её как же? Девяти лет не исполнилось, а уже преступления совершает. Особо тяжкие. На милиционеров нападает, - вздохнула бабушка Виктория.

- Как же это ты, Саша? - ахнула прабабушка. - Нельзя же так.

Старушка прилегла на кухонный диван, а бабушка Виктория поведала ей историю о моём побеге.

Недавно дяде Славе, маминому отчиму, выдали часть зарплаты фарфоровыми сервизами. Нужно было как-то реализовывать все эти чашки и блюдца, и бабушка Виктория обзвонила родственников и знакомых.

- Ладно, я подумаю. Неплохо бы сервиз, - протянула флегматичная брюнетка Эльвира. Бабушка когда-то торговала вместе с ней на рынке. - Посоветуюсь с Владленом. Мы с Владиком вместе живём уже третий месяц. Я от него ребёнка жду. Да-да, уже четвертого. В тесноте да не в обиде. Да, у нас съёмная «однушка». Ну и что? Зато у меня работа есть. Продаю обувь в небольшом магазинчике на улице Февральской.

И вот, когда мы проходили мимо обувного магазина, Эльвира стояла на пороге и курила. Она не знала, что табачный дым может повредить будущему малышу. А, может, и слышала об этом, но не придавала значения рекомендациям врачей. Увидев бабушку, Эльвира поманила её пальцем. Бабушка пошла за брюнеткой, ни слова мне не сказав. На какой-то момент она забыла о моём существовании. В эти минуты бабушку занимали только сервизы.

Худощавая блондинка Валентина смерила коллегу и незваную гостью ледяным взглядом и проворчала себе под нос: «Ходят и ходят. Не магазин, а проходной двор какой-то». Эльвира провела бабушку в подсобку и начала болтать:

- Вы на Вальку, коллегу мою, не обращайте внимания. Я её давно знаю, несчастная женщина. Пару лет назад попросила у Толика, сожителя своего, сапоги. Присмотрела симпатичную пару на шпильке. А Толик взъерепенился, сказал, что денег нет. Ну она его и выгнала, а сама стала горькую пить. Беременные - капризные создания. Валька как раз малыша ждала. Я и сама в последнее время психую. Владик от меня в гараж сбегает. Ну и пила Валька всю ночь напролёт, вспоминала, как и чем Толик её обидел. А под утро открыла окно и выпрыгнула. Решила, что такой несчастной, бессапожной, как она, и жить не стоит. А этаж-то девятый. Валька упала в сугроб и выжила, но малыша потеряла. И детей с тех пор иметь не может. Вот и злится на весь свет. Особенно, на ребятишек. А сервиз я возьму. Подойдите ко мне завтра вечером. Я деньги приготовлю.

Бабушке не давала покоя какая-то мысль. О чём-то она забыла, что-то не сделала. Разговор перешёл на детей.

- Моего Лёньку опять на второй год оставили, - жаловалась Эльвира. - Поговаривают о переводе в спецшколу. Но я никогда его туда не отдам. Ещё не хватало, чтобы Лёнька мой с идиотами за одной партой сидел. Кристине тринадцать лет недавно исполнилось, а уже с парнями гуляет, курит и матерится. Позавчера пьяная пришла. Год закончила на одни «двойки». Да и Мишку в садике всё время ругают. Он недавно воспитательницу за грудь ущипнул. Представляете? А ваша Саша в какую школу пойдёт?

«Саша! Где же она? Я её не вижу!» - не слушая болтовню Эльвиры, бабушка пулей вылетела из магазина. Меня к тому времени уже и след простыл.

Перепуганная бабушка принялась расспрашивать обо мне одурманенную пивными парами продавщицу киоска.

- Вы не видели девочку лет восьми-девяти в жёлтом сарафане? - приставала она.

- У нас только пьяные мужики ошиваются. Никаких детей тут нет и быть не может, - хохотнула продавщица и прикрыла глаза.

Бабушка попыталась расспросить злыдню Валентину, но та лишь нецензурно выругалась сквозь зубы.

- Я двадцать часов без обеда, ни присесть, ни воды попить! Мне ещё не хватало за чужими детьми присматривать, - устало бросила полноватая женщина, стоявшая за прилавком в магазине «Пьеро». Конечно, она преувеличила свои трудовые заслуги, но спорить было некогда.

Бабушке представилось, что коварный и неуловимый маньяк затащил меня в машину и увез в неизвестном направлении.

- Саша же плохо видит. Могла принять какого-то проходимца за отца или Славу моего и сесть в незнакомый автомобиль, - бабушка опять тяжело вздохнула.

- Ничего подобного! - возмутилась я. - Никогда бы не села в чужую машину!

- А ты помолчи. Тебя никто не спрашивает. Напала на милиционера, а туда же! - бабушка бросила на меня укоризненный взгляд. – И вот попросила я местных ребятишек задержать Сашу, если она придёт, а сама отправилась в милицию.

- А ты куда пошла, Саша?- спросила прабабушка Зинаида.

- К тебе. Я думала, бабушка решила проверить, как я ориентируюсь в городе. Как тогда, в Кишинёве, - я отвела глаза. Ещё никогда мне не было так стыдно и горько.

- Эх ты! Горе луковое! - махнула рукой бабушка Виктория.