03. Ровесники века. Уважать нельзя травить

Я нисколько их не боялся. Родители сидели за партами и обстановка напоминала занятия в автошколе – много случайных и разных людей, собранных вместе, ради одной общей задачи. Просто люди, уставшие после рабочего дня. И мы с ними в одной лодке – надо грести к берегу идеального детского будущего. Настоящее пока было не очень.
- Евгений Вячеславович, вам известен неприятный инцидент с Пашей? – интересуется дама с первой парты. У неё короткая стрижка и длинные, острые, изогнутые ногти бурого цвета. Она не мама Паши. Пашиных родителей здесь вообще нет. Остальные качают головами и вопросительно смотрят на меня. Разбор инцидентов с Пашей – это местный ритуал. Так родителям кажется, что они принимают участие в воспитании подростков и могут влиять на атмосферу в классе.
- Известен, - киваю.
Когда я на прошлой неделе зашел в класс, Влад упирался коленом в спину распростертого на полу Паши, придерживал заломленные назад руки, а Михаил Анатольевич тыкал в Пашино лицо морковным огрызком, который явно не успела дожевать школьная черепашка Матильда. Страдалец мычал, дёргал ногами и головой, отворачиваясь, но всерьёз почти не сопротивлялся. Все вокруг похрюкивали от смеха, Соня размахивала смартфоном, снимая видео. Розовый пушистый шарик болтался на нитке и бил по экрану. Моё появление их не смутило. А никчемная речь о человеческом достоинстве и самоуважении только отняла больше половины урока. На лице Не-апостола явно читалось: «Не лезь со своим уставом в наш монастырь».
В другой день я сподобился зрелища растрепанного Пашиного рюкзака, висящего на лампе. Рюкзак затравленно распахивал щербатый рот, его рвало мятыми тетрадками без обложек. Щербатым рюкзачиный рот стал после того, как в него силой затолкали пару образцов горных пород из коллекции минералов…
Какой конкретно эпизод имеет ввиду хищная дама за первой партой, уточнять я не собирался.
- И вы предприняли что-нибудь? – глаза родительницы превращаются в узенькие щелки, ногти постукивают по покрытой лаком столешнице – тук-тук-тудук.
- Да. Нужная модель поведения нашлась… - в первую очередь, я говорю о Паше и о себе.
Парень привык быть жертвой, так даже удобнее – все неудачи в учебе спишут на сложные отношения в классе. Можно ничего не решать, просто плыть по течению. У Паши сонные, отсутствующие глаза. Его самолюбие не задевают издевательства и насмешки. «Тебе никогда не хотелось подраться с ними? Постоять за себя?» «В школе нельзя драться», - Паша презирает меня за то, что я не могу его защитить. Паша вообще всех презирает. На нём вытянутые на коленках брюки и мятая рубашка – не потому, что он из бедной семьи, просто ему наплевать, как он выглядит. «Ты знаешь, почему они тебя достают?» Паша пожимает плечами: «Так вышло». «Почему именно тебя?» «Я беззащитный». «Так защищайся!». «От того, что они делают, я не становлюсь хуже. Хуже становятся они. Грязнее и грязнее». Паша ухмыляется сломанной ужимкой, странный учитель – склоняет к жестокости, не старается погасить конфликт, не призывает быть добрее. «Паша, можно пожаловаться в полицию. Перейти в другую школу. Из любой ситуации есть выход»… Паша смотрит на меня, как на ничтожество, неужели я сам не догадываюсь о том, что социальное положение родителей, скажем, Влада, защитит сыночка от всяческих мелких нападок. Позже он нажаловался на меня директору – так же, как и на всех остальных, его обижающих. Такие правила у этой игры. Пашу обижают, а он жалуется.
В конце своего урока я пригласил Пашу выйти к доске. Он подволакивал ноги, за сонным равнодушием прятал торжествующий взгляд. «Назовите по одной причине, за что вы можете уважать Павла», - я был серьезен и непроницаем. Класс разочаровано загудел, опять, мол, двадцать пять – думать, говорить, формулировать,а без этого я не отстану… «Он упертый», - отозвался первым Не-апостол. «Он не нарушает школьных правил», «Не делает никому зла», «Он помог мне с домашкой в шестом классе», «Он никого не боится», «Он пофигист», «У него высокое звание в «Танках»… Паша пялился на носки грязных ботинок, постукивал пятками, то засовывал, то вынимал руки из карманов, не понимал, что происходит. «Паша, а за что ты можешь уважать своих одноклассников?» - тут я будто вскрыл гнойный, мучительный нарыв. И Пашина система дала сбой: «Я вас всех ненавижу!». Он выбежал в коридор и хлопнул дверью, Влад крикнул ему во след: «Ты прав, бро!». Я обвел глазами класс, постарался заглянуть во все удивленные глаза: «Это не игра. Он правда нас всех ненавидит. И имеет на это право. Я его уважаю за то, что он смог признаться в своей ненависти». «Ну его нафиг. Ненавидит, так ненавидит», - подытожил Не-апостол.
Больше Пашу никто не трогал. Его право на ненависть сочувственно признали. Он ходил величественный в своем неряшливом великолепии и жаловался теперь исключительно на учителей, погоду, правительство, грабительский режим в стране и идиотские программы Министерства образования. Из повестки родительских собраний и педсоветов его персона исчезла навсегда. А я стал думать, как же мне успеть сплотить класс какой-нибудь интересной идеей, пока они не нашли новую жертву.