03. Особенности национальной медицины. Взятка

Уже и не помню сейчас, кто из моих коллег однажды с иронией отметил: «Меня не столько интересует сам факт взятки, как её размер».

Это сейчас денежные купюры, фигурирующие в криминальных сводках о взяточничестве, не считают, а для экономии времени, уже взвешивают на весах, а раньше, к примеру, врачи, в большинстве своём довольствовались коробкой конфет, бутылкой шампанского или жестяной баночкой растворимого индийского кофе…

Да и была ли это взятка в юридическом понимании данного слова? Вот, если чиновник за разрешение на строительство дома берёт у вас некую сумму – это взятка. Если пожарный инспектор, обнаружил с десяток нарушений противопожарной безопасности, но положив в карман пару сотен баксов, «закрыл на это глаза» – это преступление. Потому, что тут может окончиться весьма плачевно, как недавно в одном сгоревшем торговом центре…

Если же пациент, после того, как доктор его вылечил, выдал эпикриз и закрыл больничный, принес бутылку хорошего коньяка или коробку гаванских сигар, то какая же это взятка! Это скорее выражение чувства: благодарности, а может жалости. Заметил больной, что доктор курит всякую дешёвую дрянь, от которой вонь в кабинете, вот и презентовал с «барского плеча» элитный кубинский Partagas или...Вolivar

– Курите, доктор, на здоровье!

В конце семидесятых я нарабатывал опыт в травматологическом кабинете районной поликлиники. Не стационар, конечно, масштабы не те, хоть я и старался, как мог и проявлял усердие! Если к концу трудовой недели в моём столе лежали две бутылки коньяка для «расслабухи» в выходные, то неделя считалась удачной! Бывало, что продуктами подносили. Больничка наша неподалёку от пригородного совхоза располагалась. Лук, картошка, баклажаны, сладкий перец тоже входили в ассортимент взяток благодарных пациентов. Приносили обычно мешками и, как правило, с порога спрашивали:

– Куда сыпать?

Продукты, как я понимал, воровались с совхозных полей, а вот мешок! Это уже личная собственность… Мешок вещь в хозяйстве ценная, поэтому, насыпав иногда просто в угол кучу морковки или свеклы, товарищ, вежливо поблагодарив эскулапа, с чувством исполненного долга, удалялся из ординаторской. Овощи сотрудники вечером разбирали по домам в зависимости от того, что каждый собирался готовить на ужин.

Однажды, в начале лета, ко мне на лечение попал парнишка, лет десяти-двенадцати со сложным переломом ключицы. Парень неудачно упал с велосипеда. Лечился он долго. Приходил всегда один, грязный, неухоженный, в порванной одежде. Стоптанные туфли, надетые «на босую ногу», «просили каши». Маслянистые, давно нестриженые волосы, нависали на худенькие плечи. В его медицинской карточке было записано: «мать – уборщица в шахтной бане». В графе отец – стоял прочерк. Однажды я заметил, какими голодными глазами он смотрел, сидя в коридоре, на девочку облизывающую повидло с пирога. Наверное, мальчишку не часто баловали такими лакомствами. Мне захотелось помочь парнишке, и я выпросил для него бесплатную путевку в местный санаторий. Конечно, особых медицинских показаний для этого не было, но я несколько «приукрасил» историю болезни и оформил пациента на реабилитацию.

Подумал: «пусть хоть подкормят его там, да и отдых на берегу моря ему не помешает!» Надо было, чтобы мамаша пришла с паспортом и оформила бумаги. Она появилась только через три дня после приглашения, под самый конец приёма. Синий рабочий халат, опухшее от длительных возлияний лицо, крепкий перегар. Видно, что шла с рынка или из гастронома. Из старой кошелки выглядывал пучок зелёного лука и буханка хлеба.

– Дайте ваш паспорт, надо заполнить путевку.

Женщина молча протянула замасленную книжицу. Она, видимо, не совсем уясняла себе что происходит и для чего её вызвали.

– А куда вы хотите мого Стёпку оправить?

Когда, наконец, поняла, долго не могла поверить, что бесплатно.

Смущённо повторяла:

– Да у меня и денег-то нет, одна я с ним, без мужа живу.

Я сам сходил, поставил печать и вручил документы мамаше. Она пошла к выходу, но неожиданно остановилась у порога и на минуту задумалась. Её лицо отражало принятие мучительно-трудного, но важного для неё, ответственного решения. Махнув рукой, женщина извлекла из сумки и протянула мне бутылку дешёвой водки.

– Возьмите, доктор, это вам!

Я посмотрел на дрожащие руки, на то, с каким трепетом она, «отрывая от сердца», вручала мне эту бутылку, и не стал обижать её своим отказом. Видел, нелегко ей было принять такой вердикт. У нас ведь как повелось: пьющий человек вам последнюю рубашку отдаст, но попробуйте обделить его, разливая по стаканам водку, может и в глаз «заехать». А тут такая щедрость! Что мне было делать!

«Московская» долго стояла нетронутой в столе, пока однажды кто-то из находившихся на лечении женщин, не принес большую кастрюлю малосольных бочковых огурчиков. Лучшей закуски под «беленькую» знойным летом трудно было себе представить!