Всё не как у людей 02

Исполнение знаменитой песни отняло у профессора остатки сил. Генерал собственноручно внёс члена парткома в вестибюль Речного вокзала и положил его на скамью под электрифицированным макетом канала «Москва-Волга», где когда-то стояла бронзовая фигура инициатора и вдохновителя строительства вышеозначенного канала Иосифа Сталина. После этого он вынес вердикт:

- Майор, для начала я отправляю тебя под домашний арест. Боец! – позвал он то ли ассистента, то ли агента вражеской разведки Печонкина, - Приказываю доставить майора в деревню Куркино. Посадить под домашний арест и доложить.

Крепко обняв за плечи Козлякова, который шатался и клонился под тяжестью головы, как былинка, к земле, «боец» Печонкин повёл его через парк на автобусную остановку. Однако доцент пытался отпихнуть от себя старинного приятеля и громко кричал:

- Я – не последняя скотина, за мною кто-то занимал!

Когда-то давно они оба ходили в один детский сад. Точнее, их туда водили родители. Однажды отец Лёньки Печонкина пришёл раньше назначенного времени. В помещении, где находились дети, никого из воспитательниц не оказалось, зато сильно попахивало табачным дымом.

- Вы что ли, курите здесь? – спросил Лёнькин отец у трёхлетнего Козлякова.

- Курим, - серьезно отвечал тот, - Лёнька курит.

- Может, вы здесь и выпиваете? – пошутил отец.

- Да. Выпиваем. Лёнька выпивает, - указал Козляков на двухлетнего Лёньку, ползавшего под столом.

«Надо же, такой маленький, а уже стукачок», - удивился старший Печонкин, обувая Лёньку.

Так случилось, что Козляков с Печонкиным шагали по жизни почти всегда рядом и добрели таким образом целенаправленно до кафедры хорового дирижирования института культуры. Но всюду Козляков ухитрялся как-то подставить приятеля, опарафинить и оставить в дураках. Зачем он это делал, скорее всего, не знал и сам. А может быть, и знал. Чужая душа – потёмки. Вот, к примеру, уже в институте затеял Козляков прибыльное дело: фарцевать по маленькой дефицитными товарами. Когда его взяли за одно место, он обставил всё таким образом, что этим непотребным для комсомольца делом занимался не кто иной, как Лёня Печонкин. Он и на заседании комсомольского бюро факультета заклеймил Лёньку позором и предлагал вычистить того поганой метлой из комсомола.

На автобусной остановке рядом с метро «Речной вокзал» передвигавшиеся странным образом Печонкин и Козляков вызвали абсолютно закономерный интерес у милицейского сержанта.

- Кто такие? – задал первый наводящий вопрос представитель власти.

- Заслуженный работник культуры Козляков, а этот со мной, - указывая на крепко державшего его ассистента, заплетающимся языком представился доцент.

- Куда следуете?

- Следуем по месту проживания: город Москва, деревня Куркино, под домашний арест. Генерал отправил, - интимно сообщил Козляков.

Сержант как-то неуверенно посмотрел по сторонам, отступил на шаг назад, положил, на всякий случай, руку на кобуру и скомандовал:

- Проследуем, граждане, в отделение. Я вас задерживаю до выяснения личностей.

В ответ Козляков продекламировал:

- «Сержант почти поймал бандита, но тот по званью выше был».

Печонкин, как более адекватный из их дуэта, вовремя сориентировался, и три рубля, перекочевавшие из кармана его брюк в карман кителя неподкупного на первый взгляд сержанта, своевременно решили исход дела. Спустя несколько минут они уже ехали на автобусе в сторону Химок.

Деревенька Куркино, в которой проживал доцент Козляков, точнее, там проживала жена заслуженного работника культуры Виолетта Самуиловна, а он при ней, находилась в живописном месте, на холме, приткнувшись к кольцевой автодороге. Внизу протекала река Сходня, вокруг теснился лес. В лесу располагался дом отдыха «Нагорное», которым ведал хозяйственный отдел управления делами ЦК КПСС. А сама деревенька недавно стала частью Москвы. Этим фактом Козляков очень гордился, резонно считая себя особой, приближённой к небожителям. Сейчас, направляясь от Ленинградского шоссе к деревне под проливным дождём, по раскисшей грунтовой дороге, доцент вдруг осознал всю степень оскорбления, которое нанёс ему генерал, изгнанав его из ресторана, куда он всех пригласил и за который заплатил свои кровные, а тем более – отправив под домашний арест. Пылая негодованием, Козляков долго костерил вероломного генерала и, в конце концов, предложил Печонкину написать коллективное письмо в Комиссию партийного контроля при ЦК КПСС, дабы изобличить зарвавшегося узурпатора. Причём, сочинить, собрать подписи и отправить письмо непременно должен был Печонкин. А когда тот отказался, пообещал ему вознаграждение – бутылку коньяка «Арарат».

- Сделай это, Печо, для меня. Первый раз тебя прошу, будь человеком.

- Не буду, - упрямо отказывался Печонкин, - Я для тебя много всякого делал, а на Тьмутараканыча стучать не буду.

- Ну, хорошо, - сказал Козляков, когда они, подошли, сильно вибрируя, к дому жены, - не будешь и не надо. Давай, просто так выпьем. Ты посиди вот здесь, на скамейке, а я пойду, вынесу коньяк.

Прождав с полчаса, Печонкин лёг на узкую скамью, поджав коленки к подбородку, чтобы согреться и вскоре заснул. Проснулся он ранним утром до восхода солнца. Было уже светло и довольно прохладно. На брюках налипли комья глины, на правой ноге отсутствовала туфля. Клацая зубами от озноба, от обиды на Козлякова, на свою незадачливую и путанную судьбу, ассистент снял левую туфлю, носки и побежал трусцой через поле на автобусную остановку босиком. На ходу он сочинял историю для жены о том, почему не ночевал дома, резонно решив скамейку не упоминать. «Как-то всё это лажово получилось, да и не поверит Настя, - размышлял Печонкин, - лучше сказать, что в отделении милиции находился, а чтобы не отправили в вытрезвитель, пришлось заплатить подотчётные три рубля».

В тот же день после обеда завкафедрой генерал Тараканцев собрал внеочередное заседание «штаба». На повестке стояло два вопроса: итоги летней сессии и утверждение кандидатуры для поездки осенью в подшефный совхоз на картошку. Бодрый и свежий как огурец Тьмутараканыч, глядя на мятые физиономии членов кафедры, участливо спросил, обращаясь конкретно к доценту Козлякову:

- Как самочувствие, майор, добрался домой без приключений?

- Самочувствие прекрасное, Иван Фёдорович, - вяло отвечал доцент, - домой добрался без приключений. Правда, мне помог дойти какой-то мужик и потребовал за это две бутылки коньяка. Наглый такой. Но я ему ничего не дал. Так он сидел всю ночь на скамейке у дома. Караулил.

Ассистент Печонкин напрягся и украдкой посмотрел по сторонам. Взгляды всех членов кафедры скрестились на нём. Даже лаборантки Вика и Оля, всегда многообещающе доброжелательные, сейчас смотрели на него с немым укором. Сначала он хотел закричать: «Я ничего у него не требовал, он сам предложил! Он и ещё кое-что предлагал!!!». Но потом передумал. Ассистент вдруг вспомнил вчерашний монолог в ресторане доцента Борзенко, и ему неудержимо захотелось стать хотя бы ненадолго пролетарием, чтобы было всё просто и как у людей. А доцент Борзенко смотрел как-то странно, то ли сочувственно, то ли поощрительно. Печонкину показалось, будто он ему заговорщицки подмигнул. Заседание "штаба" продолжилось. Итоги сессии признали удовлетворительными. На картошку единогласно утвердили кандидатуру заслуженного работника культуры доцента Козлякова.