Сочельник 06:45 p.m.

«Чёрт меня подери, если чудес не бывает!»

Мефистофель

Если на Рождество с вами не случилось никакого чуда, так вам и надо. Нечего делать в Швейцарии. В этой стране чудес не бывает. Да и не может быть, потому что здесь царит Порядок – заклятый враг всякого волшебства и фантазии.

Только полюбуйтесь, как строго по часам плывут пароходы, идут поезда, трамваи, едут фуникулеры, велосипеды и авто. Кажется, что по расписанию лают собаки и мяукают кошки, его придерживаются даже туман, дождь, запахи глинтвейна и… мамы с детскими колясками. Разве найдётся в этой безупречной череде ритуалов место пусть самому крохотному Рождественскому чуду!

Вот какие мысли терзали меня свежим вечером двадцать четвёртого декабря. Обожаю сочельник. Он всегда приносил ощущение чего-то особенного, диковинного, необычного. Эти чувства – непременный атрибут душевного праздника…

Но теперь я брёл мимо рядов аккуратных, пряничных домиков, блистающих чистотой, словно гусарские сапоги на плацу, многочисленных витрин, украшенных зелёными гирляндами так ровненько, так опрятно, что невозможно отличить одну от другой, мимо пластмассовых ёлок, мигающих, как заурядные светофоры, и даже мостовая под ногами, казалось, пружинила, угадывая следующий шаг.

Все вокруг будто сговорились, стараясь не дать ни малейшего повода хоть чему-нибудь удивиться. Не оставалось уже никаких сомнений, что и сама Рождественская звезда загорится на небе по команде местного полицмейстера. Как предсказуемо! Эта мысль окончательно меня расстроила.

Так, ужасно раздосадованный и местом пребывания, и своими наблюдениями, ровно в четверть седьмого я распахнул дверь железнодорожного вокзала.

Завернув в кафе, пригубил чашку капучино, отдающего горечью, съел недостаточно хрустящий круассан и поднялся на полупустой перрон. Там смирно ждал скучный поезд. Разочарованно вздыхая, я устроился в купе и глянул в окно.

Минутная стрелка вокзальных часов уверенно щёлкнула и заслонила собой сорок третье деление циферблата. Отправление в 06:45. Ожидая унылое путешествие, мне ничего не оставалось, как откинуться на спинку кресла и предаться безделью.

Раскрыв газету, я пробежался по досадливо ровным колонкам новостей, а в момент, когда вновь посмотрел на часы, стрелка уже покоилась ровно на цифре 45.

И вот тут… невидимый призрак удачи тихонько кольнул сердце. Что-то было не так. Что-то… Но что именно?

Прошла секунда и… Да! Я понял.

Поезд.

Ну, конечно. Поезд все ещё стоял на месте. У меня перехватило дыхание. Такого не могло быть. Чёрт возьми, это же Швейцария! 06:45. Если поезду пришло время двигаться, он будет двигаться. Но нет.

Самое поразительное, не скрою, к бешеному восторгу, случилось дальше. Представьте только, стрелка часов, невинно задрожав, поколебалась чуть-чуть и… перескочила на цифру – ужас! – 46.

А состав продолжал стоять как вкопанный.

Изумлению моему и восхищению не стало предела. Но уж не обо мне речь! В конце концов, нужно было беспокоиться о швейцарцах. В такие моменты, – кто бы сомневался! – у бедолаг должно случаться помутнение в головах и приступы безудержной паники, все их представления о мире обязаны рассыпаться в прах. Да если бы это увидел начальник вокзала, он тут же скончался б от сердечного приступа, а потом написал заявление об отставке.

Ничего подобного, слава богу, не произошло, но ощущение какого-то фатального, умопомрачительного недоразумения не давало покоя. Впрочем, это было лишь начало. Поезд-то, по-прежнему, стоял. А я не отрываясь смотрел на часы.

И увидел, – святые угодники! – как стрелка опомнилась, вновь задрожала, явно признавая опрометчивость своего поступка, и поспешно прыгнула… обратно. На цифру 45.

Брови мои, дрогнув, безудержно кинулись вверх, руки потянулись тереть глаза, но… поезд мягко тронулся и, настойчиво набирая ход, оставил позади часы, перрон, вокзал, ненужные сомнения и понесся в пункт назначения.

Боже! Я почувствовал, как счастливая улыбка расплывается на лице и тепло искреннего восторга растекается в груди. Да-а-а… Вот оно!

Магия сочельника, крохотная, мимолётная, но яркая, как искра бенгальского огня, всё же пронзила пелену швейцарского однообразия. Словно тонкая, но неумолимая трещинка, будто царапинка на полировке, она разрушила предсказуемость скучного дня, вернула ему истинное очарование. И теперь, под мерное шуршание колёс, несущих меня в сумерки праздничной ночи, виделось, что все неурядицы остались позади, как милые прелюдии к этому светлому, загадочному и такому приятному событию. Чудо непременно должно было случится и…

Да разве я сомневался?!

Правда, теперь, когда в сердце воцарилась благодать, когда искренняя вера в Рождественские чудеса вновь переполняла его, признаюсь, жалел несчастную минутную стрелку.

Из проверенных слухов, главным среди которых оказалось мое собственное воображение, стало известно, что не позднее получаса после инцидента на перрон явился господин в рабочей одежде со стремянкой под мышкой. Стараясь не привлекать внимание, он что-то крутил в часах и, очевидно, виновнице пришлось выслушать множество нелицеприятных укоров. Но хочется верить, в канун Рождества даже швейцарцы умеют прощать чудеса.