Блог портала New Author

Женщина, которая любила кошек (20+)

Аватар пользователя oriddlebarker
Рейтинг:
0

Долорес Флоренс любит кошек. Из всех домашних животных она любит только кошек.
Живёт Долорес в квартире многоэтажного дома на углу Сидаркрофт-роуд и Кингстон-Плейс в Нью-Йорке, Джамайка, вместе с четырьмя кошками, тремя котами и двумя полуторамесячными котятами. Восемь-десять особей: именно такое количество животных она содержит, не больше. Иначе хлопот с ними не оберёшься. Во всём нужно соблюдать баланс.
Долорес одинока. Всю жизнь прожила одна (не считая животных). Никогда не была замужем, детей не имеет. Сейчас ей пятьдесят четыре. Последний мужчина, который переступал порог её трёхкомнатной квартиры, был Мик Пауэлл, сокурсник. Произошло это тридцать пять лет назад. Мик так и остался первым и последним любовником в её жизни. Та скоротечная -- можно даже назвать её мимолётная -- любовь просуществовала два месяца и ограничилась двадцатью тремя дневными свиданиями в городском парке Бейсли Понд и тремя ночными -- в этой самой квартире, в которой она живёт до сих пор. То последнее ночное свидание с Микки предрешило дальнейшую судьбу тогда ещё несовершеннолетней Долли. Никто не знает, что же её так отвратило от мужчин, и почему она, после той единственной интимной ночи со своим сокурсником, навсегда поставила крест на своей личной жизни, отдав предпочтение счастливому (по её убеждению) одиночеству.
Разные ходили слухи про Долорес: и пошлые, и обидные. Одни осуждали её одиночество, другие с пониманием относились к тому, что она выбрала себе именно такой путь. Но что бы там не говорили вокруг, Долорес Флоренс и в самом деле была счастлива. И депрессией не страдала, и от тоски не выла, и, слава тебе, господи, от неустроенности в личной жизни и отсутствия мужского внимания руки на себя накладывать не собиралась. Всё её в жизни устраивало. Она поистине была счастлива и спокойна в своём однообразном и замкнутом мире. Многие зададутся вопросом: почему? Да потому что господь ниспослал ей отраду – кошек, которые являлись подлинным счастьем её. Кошки затмевали собой нехорошие мысли, бесполезные думы о семейной неустроенности; забота о них не оставляла ей места и времени на никчёмные философские рассуждения по поводу смысла жизни. Заботиться за своими питомцами, думать о них, спешить к ним после работы, -- большего наслаждения ей в жизни и не надо было. Ни в каких иных жизненных удовольствиях Долорес не нуждалась. Даже теперь, по прошествии уже стольких лет, она неустанно благодарит в своих тихих молитвах судьбу, которая когда-то уберегла её от мужчин, брака и семейных уз, предоставив взамен этих милых, умных и загадочных животных. Кошки подарены людям природой, как талисман. Они оберег, приносящий человеку радость, счастье, удачу и защиту. Кошки. О, как можно жить без них, без этих грациозных созданий? Долорес считала, каждый должен иметь в доме кошку. И вообще, она убеждена: кошки намного лучше людей, их нельзя даже близко сравнивать ни с мужчинами, ни с праздной людской жизнью, ни даже с детьми. Самая главная в мире любовь – это любовь к животным. А именно – к кошкам.
В любом городе есть своя «Долли», этакая «местная сумасшедшая», за глаза которую называют «кошатница». И Джамайка-Хиллс, небезызвестный район «Большого яблока», где живёт тётушка Долли, не исключение: многие годы все в округе знают её, как странноватую, но не сумасшедшую, любительницу животных. Соседи привыкли к ней и её кошкам. Долли никому не мешает. Тихая, безобидная, стареющая женщина, не способная обидеть ни человека, ни мухи. Конечно, никто не мог знать по-настоящему, что творится в её душе. Да и каким образом можно было это выведать, если человек она малообщительный. Если когда и заговорит с кем, то речь, обыкновенно, идёт только об одном: о кошках, о том, какие они умные и красивые, таинственные и мудрые. Больше ни о чём. Люди, не имеющие хотя бы малейшего интереса, не говоря уж о любви, к кошкам ей абсолютно безразличны, какими бы другими заслуживающими внимания качествами они не обладали.
Что верно, то верно: кошки – умные животные. Их со стороны кажущаяся отрешённость от мира, равнодушное, на первый взгляд, отношение к окружающей действительности, независимый, одинокий образ жизни, наталкивающий на мысль об их слабоумии, -- всё это обман, ширма, за которой таится разум, мудрости которого можно позавидовать. Долли права: кошки на самом деле умны и проницательны, и мистичны. «Насколько они умны, нашему никчёмному умишке ещё до-олго не понять», -- часто повторяет она. А ещё Долорес твёрдо знает, что кошки умеют прощать людей. «Они всегда прощают», -- с благоговением повторяет она каждому, кто с ней заговаривает о домашних питомцах.
Вот такая она, эта немного странная, но добрая тётушка Долли, которая живёт в Нью-Йорке и очень любит животных, в особенности кошек. Её всегда можно встретить по утрам, поочерёдно выгуливающую своих кошек на коротких поводках: сначала четырёх, потом возвращается домой и выводит остальных. В одно и то же время, в 6.45, она выходит из подъезда своего дома и направляется по Хилсайд-авеню до станции «Джамайка», чтобы на метро доехать до места работы. Вечером, около шести, возвращается домой тем же путём, по пути заходя в магазины. Около семи вечера она выводит своих кошек на вечернюю прогулку. В её зашторенном окошке на четвёртом этаже всегда до поздна горит тусклый свет. А на балконных перилах круглые сутки любят отдыхать сытые коты. Засыпала Долорес в тёплом окружении кошек, каждая из которых занимала своё определённое место: кто сбоку, кто в ногах, а Питер, так тот вообще любил пристроиться на подушке, прислонясь спиной к её затылку.
Подруг у Долорес нет и не было никогда. Есть несколько знакомых старушек, проживающих в соседних домах, с которыми она иногда встречается во время прогулок с кошками. И то, общается с ними потому, что старушки благосклонно относятся не только к её кошкам, но и к животному миру вообще, а некоторые из них даже имеют у себя кто котов, кто собак или попугаев. Людей, ненавидящих или равнодушных к животным, а тем более к кошкам, Долли просто игнорирует, считая их убогими и недоразвитыми существами.
В гости к ней никто не приходит, и сама она никого не навещает. Об этом знают соседи, в особенности Глен Майерс, ныне пенсионер, с которым она соседствует вот уже более тридцати лет. За столько лет ни он, ни его жена так и не стали для Долли друзьями. Возможно, такие отношения сложились потому, что когда-то Долли предложила супруге Глена приютить котёнка, который недавно родился у одной из кошек, а та наотрез отказалась. С тех пор Долли холодна к соседям и относится к ним с подозрением. Они просто соседи. Их балконы расположены рядом, в пятнадцати футах друг от друга.
Благодаря балконам и привычке курить, Глен имеет возможность наблюдать за жизнью соседки, иногда видеть её, когда та выходит на балкон, и общаться. А когда Долли нет дома, он разговаривает с её кошками и котами, которые по очереди выходят на балкон через специально приоткрытую дверь, чтобы погреться на солнце или подремать. Животные настолько привыкли к присутствию мужчины на соседнем балконе, что не обращают на него никакого внимания. Только молодые котята по началу настороженно ведут себя, выходя наружу, подолгу принюхиваются и не спускают с него глаз. Но проходит пару месяцев, и молодняк привыкает к Глену, а через полгода и вовсе перестаёт его боятся. Старик Глен -- добрая душа, он и сам любит кошек, хотя и не держит их – жена против. Но кошки Долорес радуют его. Во время перекуров ему не так скучно -- он с ними разговаривает. Да и вообще, ему интересно наблюдать за ними: как они умываются в солнечных лучах, сидя на спинке старого дивана, как резвятся, прыгая с полки на полку деревянного шкафа или играются, бегая за хвостами друг друга по перилам, рискуя жизнью.
Глен привык к одинокой соседке, и не осуждает её образ жизни. Он уже давно не задаётся вопросом: почему к ней никто не приходит? Хотя он помнит одну женщину, которая частенько навещала Долли. Кем она ей приходилась, родственницей или подругой, ни он, да и никто не знает. Было это давно, лет пятнадцать, а то и двадцать назад. С тех пор Глен ни разу не видел, чтобы к ней кто-то, кроме сотрудников коммунальных служб, приходил домой.
Для мира внутренняя жизнь её логова остаётся и по ныне неведомой, -- она никого в него не пускает. Единственному гостю, которому Долорес может открыть дверь и пустить на порог, и которому будет безмерно рада -- это кошке. Такое случалось не раз. Неизвестные оставляли на коврике перед входной дверью её квартиры маленьких котят. Будучи сердобольной, Долли рада была подкидышам и принимала брошенных котят, даже когда это нарушало количественный баланс.
Несколько раз в год Долорес приходится отпрашиваться с работы на один день. В этот день ей крайне необходимо находиться дома. Все сотрудники знают, что она кошатница, но также знают все, в том числе руководство, что никто не сможет лучше справиться с бесконечным ворохом архивных документов, чем Долорес Флоренс. Она незаменимый работник, и коллеги ценят её профессионализм. Начальство с пониманием относится к её нечастым просьбам и всегда отпускает.
Раза два или три в год какая-нибудь из кошек беременеет. Окот, естественно, происходит на дому под чутким наблюдением Долли. Животный инстинкт заставляет даже не приученных к улице и свободе домашних кошек перед родами искать укромное местечко, где можно спрятаться от посторонних глаз, даже человеческих. В том числе и от глаз своей любвеобильной хозяйки Долли. За неделю до окота кошки начинают проситься на улицу, царапая обшивку входной двери. Там, в чуждом им мире, где-нибудь в подвале или на чердаке, или задворках, они бы нашли укромное «гнёздышко», в котором тайно – естественно -- родили бы потомство. К тому же шансов, что котята смогут выжить, родившись на воле, пусть даже на самой заброшенной свалке, кишащей крысами, собаками и воронами или под какой-нибудь грудой досок или металлических швеллеров на гулкой территории фабрики или завода, намного больше, чем в комфортабельной и уютной квартире Долорес.
Но такова участь домашних животных: жить под контролем людей, быть их игрушкой, оберегом; даже спариваться, рожать и воспитывать своё потомство они обречены под всевидящим человеческим оком. Нравится им это или нет, их об этом никто не спрашивает. Даже если бы они умели говорить и просили об этом, с их мнением вряд ли бы стали считаться люди, боясь потерять «живую игрушку».
Накануне Долорес предупредила руководство, что сегодня не выйдет на работу, потому что одна из её любимейших старых кошек по имени Чарли должна вот-вот родить. Судя по огромному, свисающему чуть ли не до пола животу, у кошки на свет должны появиться не менее шести котят. Это много, конечно, но что поделаешь. Не в первый раз они дают такой приплод. Лет пять назад, например, в течении четырёх дней окотились одна за другой три её кошки. Результат: пятнадцать котят -- шесть, пять и четыре.
Сегодня Долли проснулась чуть позже обычного и первым делом соорудила из картонной коробки от ксерокса временный домик для будущей роженицы; на дно постелила старый дырявый банных халат и попробовала посадить туда Чарли. Та сначала выпрыгнула, испугавшись незнакомого места, но потом, побегав по квартире в поисках укромного места и не найдя такого, вернулась, обнюхала коробку и запрыгнула вовнутрь. Полежала немного, свернувшись калачиком, потом, когда согрела подстеленный халат, облизалась и стала готовиться к появлению котят. Долли периодически подходила к ней, проверяла, не начались ли роды.
Обычно, если какая кошка рожала, остальные начинали беспокойно себя вести. Особенно коты. Их приходилось изолировать, закрывая в других помещениях. Мало того, что они становились возбуждёнными и мешали кошке, коты могли задушить новорождённых котят. Это природа, в ней есть место и ревности и жестокости.
Первый котёнок появился ровно в полдень. За ним второй, третий, четвёртый; спустя двадцать минут -- пятый, шестой и… седьмой. Чарли родила семерых котят. Все были в Бенни – рыжевато-белые. Бенни – средний по возрасту кот, сын другой кошки, Пятнашки.
К часу дня всё было позади. Счастливая Чарли мурлыкала и кормила своих котят, облизывая каждого с ног до головы. При приближении Долорес новоиспечённая мама немного приподнималась, прижимала уши к голове и начинала шипеть, угрожающе оголяя клыки: она переживала, что Долли навсегда заберёт у неё котят. Остальные коты и кошки, запертые в комнатах, жалобно мяукали, царапали двери, требуя, чтобы их выпустили. Долли их постоянно успокаивала, общаясь через закрытую дверь: -- Сидите тихо. Чего это вы всполошились? Не мешайте ей, она кормит котят.
Ближе к вечеру из кладовой Долли достала цинковое десятилитровое ведро и отнесла его в ванную комнату. Поставила его на дно ванны, открыла кран и почти до краёв наполнила водой. Достала старое полотенце и повесила его на край раковины. Вернулась в комнату, заглянула в коробку. Несколько котят уснули, прижавшись друг к другу, спрятав головки под тёплой и длинной шерстью матери, двое продолжали сосать молоко. Чарли, блаженно полуприкрыв глаза, неотрывно наблюдала за Долорес и мурлыкала. Стоило Долли пошевелиться, сделать какое-то движение рукой, как Чарли сразу округляла глаза и увеличивала зрачки. Старая кошка помнила похожие моменты, ведь она за свою жизнь беременела семь раз, и знала, чем всё это заканчивается. Словно вспомнив прошлое, Чарли зашипела и дёрнулась было вперёд, изображая намерение прыгнуть, когда рука Долли потянулась к коробке.
-- Что ты, милочка, что ты, я не трону твоих котяток, -- успокоила её Долли. – Я просто поглажу их, дурочка.
Кошка не прочитала в глазах хозяйки угрозу и расслабилась, легла на место, надёжнее прикрывая туловищем потомство. Долли медленно протянула к ней руку, погладила. Чарли напряглась, но позволила себя погладить. Потом разрешила дотронуться и погладить котят. Когда женщина попыталась вытащить из-под неё одного из котят, кошка ударила лапой по пальцам и чуть не укусила за запястье. Котёнок громко запищал, Чарли в ответ мяукнула дрожащим голосом, успокаивая малыша, и Долли решила оставить её в покое. Пусть, подумала она, кошка привыкнет к тому, что никто не собирается забирать у неё котят и что-то с ними делать.
Кошки, закрытые на кухне, не на шутку взбунтовались: мяукали, просились выйти; было слышно, как они бегают по столам и стульям, задевая посуду. А коты в комнате, так те вообще завыли, как волки на луну. «Надо же, чувствуют как», -- подумала Долли. – «Умные твари».
Чарли, наконец, привыкла к тому, что Долли не собирается забирать у неё котят и в конце концов позволила хозяйке гладить их и брать на руки. Долли осмотрела каждого котёнка: два мальчика, пять девочек. М-да, это много. Особенно кошечек. Если всех оставить, квартира превратится в кошачий приют. С таким количеством ей не справится, жилище превратится в свалку. Да и выгуливать такую ораву сложнее. Оставить и через месяц отдать в приют? Нет, месяц спокойно не спать, постоянно слышать ночные игры котят, царапанье – она с ума сойдёт за это время. Надо покончить с этим сегодня же.
Предварительно одев резиновые хозяйственные перчатки для мытья полов, Долли подошла к коробке и, не церемонясь, вытащила двух котят. Одного пришлось с трудом отрывать от соска. Чарли зашипела, хотела было прыгнуть на руку, но Долли фыркнула на неё, приказав не возмущаться, и ушла в ванную, закрыв за собой дверь комнаты, чтобы кошка не последовала за ней. Та выпрыгнула из коробки, побежала было вслед, но не успела проскользнуть в сужающуюся щель: дверь перед носом захлопнулась. Некоторое время она стояла у двери, жалобно мяукая. Тонкие писклявые голоса унесённых котят доносились из ванной, разрезая горем сердце бедной Чарли, которая уже ничем не могла помочь детям. Ошалевшая, она вернулась к коробке, чтобы защитить оставшихся.
В это время Долорес завернула котят в половую тряпку, тем самым приглушив писк, и погрузила свёрток в наполненное водой ведро. Через тряпку не так противно было топить, потому что не касаешься котят, и кажется, что просто поласкаешь что-то в ведре. Но даже через неё в ладонь передавались судорожные подёргивания двух комочков; котята шевелились, пытаясь раздвинуть пространство вокруг себя и вдохнуть воздух, которого, увы, там уже не было. Когда на поверхность начали подниматься пузырьки воздуха, Долли переложила тряпку из одной руки в другую, мокрой рукой смахнула ниспадающую на глаза прядь волос. Её каменное лицо не выражало ничего, кроме усталости. Она подумала о том, что следующий раз следует делать это сидя на стуле; долго стоять согнувшись ей становится с каждым разом всё труднее – не молодая уже.
Такой метод умерщвления животных она использовала всегда. Ещё в детстве видела, как её бабушка подобным образом избавлялась от нежеланных котят и щенят на ферме. Бабуля всегда их топила. И успокаивала маленькую внучку Долли, если та случайно оказывалась свидетельницей экзекуции: «Пока они слепые, внученька, их можно топить. Они же ничего не понимают, им не больно, пока они маленькие и ничего не видят. Так легче…» Долли не понимала, что имела в виду бабушка, говоря «легче». Легче умереть котёнку? Или таким способом легче ей, бабушке, убивать беспомощных котят, завернув их в тряпку, чтобы не наблюдать страдания животного.
-- Так легче, -- Долорес повторила слова бабушки, продолжая удерживать руку в ведре.
По опыту она знала, что маленькие котята не сразу умирают: пройдёт не менее пяти минут, прежде чем они утонут. А бывало и такое, что и после десяти минут удержания под водой, некоторые котята продолжали шевелиться, плавая на поверхности. Не зря же бытует мнение, что у кошек семь жизней.
Пока Долли расправлялась с котятами, запертые по комнатам коты и кошки взбесились окончательно: одни мяукали, издавая непонятные гортанные звуки, другие чуть ли не плакали -- выли, как волки. Что за дела, подумала она, неужели им так жалко?
С остальными котятами Долли расправилась тем же способом. Правда, забирая последнего котёнка, она пострадала: Чарли укусила её за кисть, и на запястье оставила две глубокие кровоточащие царапины. Кошка как никогда не желала расставаться с котятами. Может, решила женщина, она чувствует, что больше никогда не родит, ведь она уже старая.
Устав стоять в полусогнутом положении, Долли разжала пальцы и отпустила тряпку, в которой находилась последняя пара котят; выпрямилась, поглаживая рукой затёкшую поясницу. Посмотрела в раковину, наполненную водой, куда выкладывала первых утопленников: там плавали первые пять разбухших трупиков. Долли без сожаления смотрела на то, что ещё недавно жило и прижималось к тёплой шерсти и соску матери. Да ей и не привыкать к подобным сценам. За многие годы она привыкла к этой роли – палача, и без сантиментов приводила смертный приговор в исполнение.
Обычно утопленных котят Долорес заворачивала в мусорный пакет и в тот же день выносила в мусорный контейнер. Но было уже поздно. Она устала, и ей не хотелось выходить на улицу.
-- Ничего страшного, не завоняются до утра. -- Переложив трупы из раковины обратно в ведро, Долли умылась и вышла из ванной, открыла все двери, выпустила котов и кошек. Те, как сумасшедшие, ринулись обнюхивать все комнаты и углы, искать котят, мяуканье которых они слышали весь вечер.
Чарли первым делом ринулась в ванную, определяя по запаху, что её дети там. Кошка встала на задние лапы, вытянулась, стараясь заглянуть вовнутрь ванной, но через высокие края ей ничего не было видно. Она могла бы с лёгкостью перепрыгнуть, но опасалась, что там может быть вода. Воды она боялась, как огня. Некоторое время Чарли тянула носом воздух в поисках котят, но помещение постепенно наполнялось угрожающим запахом смерти, вытесняя жизнь, и спустя время обескураженная кошка удалилась из мёртвой зоны, постоянно останавливаясь и оглядываясь на белоснежную эмаль ванны, откуда продолжал исходить еле уловимый запах её детей.
О, если бы она знала и осмелилась перепрыгнуть, то обнаружила бы в ведре одного из семерых хотят полуживым: беззубым ротиком тот хватал воздух, дёргая подбородком; слипшаяся шерсть на груди подрагивала -- пульсировало сердечко; спазмировали мышцы раздутого животика – организм боролся за жизнь, пытаясь освободить желудок и лёгкие от воды.
Долли находилась в полном недоумении от поведения питомцев. Никогда они такими не были: обеспокоенными, встревоженными, даже несколько рассерженными. И ещё какими-то странными. Они не подходили к ней, не ласкались, не просили еду, и вообще не обращали на неё внимания. Они заторможенные бродили по квартире сами по себе, обнюхивали мебель, будто что-то (а может кого-то) искали. Что с ними такое, Долли не могла понять. Ладно бедняжка Чарли, её можно понять: она продолжает искать своих котят, запах которых ещё сохранял банный халат на дне коробки. «А вы то что сдурели?» -- ругалась она на них. Чарли весь вечер мурлыкала, звала котят, запрыгивала в коробку, ложилась набок, подставляя по привычке грудь. Но никто к ней не подходил. Она нервно обнюхивала халат, опомнившись, что дети в ванной, выскакивала обратно; тихо тоскливо мяукала -- плакала, озираясь вокруг себя безумными глазами. Все животные пребывали в каком-то напряжении, сочувствуя, видимо, Чарли. Лишь два молодых котёнка, испуганные поведением взрослых, ещё в обед выбежали на балкон и спрятались под диваном, и не осмеливались высунуть нос до позднего вечера.
Долорес поужинала и наложила в кошачьи миски сухого корма на ночь. Позвала: «Кс-кс-кс!» Но никто из питомцев не соизволил даже заглянуть на кухню. Обычно мчатся наперегонки, ожидая, что она их угостит чем-нибудь вкусненьким. А тут – тишина.
-- Ну и ладно. -- Долорес натёрла кисти рук и лицо кремом и поспешила лечь в кровать.
Ни одна из кошек не последовала за ней. Они остались на своих местах, застыли, как фарфоровые статуэтки, и все наблюдали за лежащей в постели хозяйкой. Причём смотрели на неё как-то не обычно, а с некоторым укором. Коты, так те вообще уставились на неё с таким недовольным видом, нахмурившись, будто она перед ними в чём-то провинилась.
-- Что с вами? Давайте быстрее прыгайте ко мне, -- позвала их Долорес и похлопала по одеялу. – Чего уставились? Что не так?
Женщина привстала на локоть. Чарли, находящаяся ближе всех к кровати, попятилась назад. Остальные насторожились, поглядывая то на Долли, то на кошку. В их поведении было явно что-то не так.
-- Грейте меня! -- злобно прикрикнула на них хозяйка. – Чего уставились? Обиделись на меня?
Напряжённое безмолвие и каменная неподвижность кошек пугали её. Долорес подумала: «Совсем сдурели. Обиделись, что я утопила котят».
-- Вы чего это, а? Всё, вы мне надоели своими капризами. – Она включила на телефоне будильник, выключила торшер, и комната погрузилась во мрак. -- Ишь ты, характер решили показать. Всё, я спать. Как хотите, оставайтесь на полу.
Спустя минут пятнадцать она уснула, лёжа на спине. Её подбородок расслабился и челюсть медленно отвисла; рот раскрылся, обнажив зубы, -- послышался монотонный храп…

На следующее утро менеджер архивного отдела Мэт Рэй доложил директору, что одна из сотрудниц, Долорес Флоренс, не вышла на работу после отгула. Дозвониться ей не получается, она не берёт трубку. Босс, старик шестидесяти пяти лет, Пол Мэйсон, зная о Долорес, как о хорошей и порядочной сотруднице, не повёл и бровью. Он порекомендовал продолжать с ней связываться и доложить обо всём на следующее утро.
На следующее утро Мэт Рэй снова стоял в кабинете директора, докладывая о вчерашних безуспешных попытках дозвона. Флоренс по-прежнему молчала.
-- Если завтра не объявится -- уволим, -- жёстко ответил шеф.
Утром следующего дня менеджер повторил шефу то же самое, что и двумя днями ранее.
-- Она что, трубку не берёт или у неё села батарея? – уточнил босс.
-- Не берёт, -- ответил менеджер. -- Связь есть, но не берёт трубку.
-- Что могло случится? – Директор задумался, отложив в сторону папки с документами. – Насколько мне известно, она ни разу не нарушала режим работы…
-- Если отпрашивалась, то всегда на следующий день выходила на работу. И всегда была на связи.
-- Она всё так же, с кошками живёт? – Лицо начальника стало добрее, и если бы не костюм, можно было бы принять его за обычного доброго старика. – До сих пор одна?
-- Да, с кошками. Из-за них и отпрашивалась… Одна из кошек рожать должна.
-- Когда это было?
-- В понедельник отпросилась на вторник. Должна была выйти в среду…
-- Сегодня пятница. Три дня, значит, отсутствует, -- подытожил Мэйсон, и откинулся в кресле, что-то обдумывая. Спустя минуту он спросил: -- Мэт, у тебя есть свободные люди?
-- Есть. – Менеджер подумал. – Посыльный, он сейчас без дела.
-- Была бы она вертихвостка какая, я бы так не беспокоился. Но с хорошими работниками нельзя так поступать, я имею в виду, не выяснив причину. – Шеф сам на себя не был похож, и менеджер впервые увидел в нём не чёрствого начальника, которому наплевать на людей, как на пешек на шахматной доске, а обычного человека, имеющего благородное сердце. – Она не в том возрасте, чтобы выкидывать такие номера. Может со здоровьем что случилось?
-- Босс, у неё несколько кошек, -- напомнил Мэт, -- которых не оставишь надолго одних.
-- Да, с такой стаей далеко не уедешь? -- согласился Мэйсон. – По сему мы поступим следующим образом: отправь-ка своего посыльного по адресу… Где она живёт?
-- Джамайка.
-- Вот и отправь туда человека. Пусть выяснит на месте, что там произошло, где она. Может соседей поспрашивает.

Гарри, парень двадцати лет, работающий посыльным на той же фирме, где и Долорес Флоренс, подошёл к двери под номером 23, немного постоял, прислушиваясь, и нажал кнопку звонка – послышался мелодичный перезвон бубенцов. Выждал минуту, и снова утопил кнопку, на этот раз удерживая её дольше. Но кроме музыкального перезвона, за дверью царила полная тишина. Из чьей-то квартиры на этаже доносился звук работающего телевизора. Походив по коридору взад-вперёд, понимая, что из квартиры вряд ли кто выйдет, он для контроля позвонил ещё раз, потом постучал по ручке. На миг ему показалось, что за дверью что-то послышалось: раздался звук, похожий на звон тарелки, когда на неё падает ложка. Он замер на минуту, затаив дыхание, но больше ничего не услышал. Наверное городской шум с улицы, подумал он и направился к лифту. Выйдя на улицу, отзвонился менеджеру.
Мэй Рэй, выслушав посыльного, вернулся с докладом к боссу. Старик в ответ причмокнул, махнул рукой на менеджера, выпроваживая его из кабинета. Когда тот вышел, шеф набрал «Службу спасения 911» и вкратце обрисовал ситуацию. Рассказал, что одна из лучших и дисциплинированных его работниц, которая за тридцать два года ни разу не имела нареканий, отпросилась четыре дня назад и до сих пор не вышла работу. Отпрашивалась на один день. На телефонные звонки не отвечает, дверь квартиры не открывает.
Девушка-оператор задала ещё несколько уточняющих вопросов: где живёт и с кем, есть ли родственники, попросила номер её мобильного телефона и, конечно же, так, на всякий случай, поинтересовалась о судимости, наркотиках и алкоголе: привлекалась ли, употребляла ли?
-- Женщине пятьдесят четыре года, -- закончил Мэйсон, -- и мы беспокоимся, что с ней что-то могло случиться. Уехать вряд ли могла, у неё нет родни.
-- Хорошо, в течении получаса направим по адресу ближайший патрульный наряд полиции, -- пообещала оператор.

Патрульные офицеры Джон и Смит сидели в машине возле станции «Джамайка» со стороны 94-й авеню и, попивая кофе, купленное в «Аир Баре», рассказывали друг другу о своих подвигах на любовном фронте. Оба офицера были холостяками. На службу поступили полтора года назад. Сегодня утром они заступили на очередное дежурство. Было обеденное время, но до сих пор ничего чрезвычайного в подконтрольном им районе не произошло. И слава богу! В этот жаркий солнечный день не хотелось покидать салон полицейского «Доджа», в котором работал кондиционер, и отвлекаться на всякое мелкое ничтожество, совершающее незначительные проступки на задворках заводов и торговых центров. Другое дело -- серьёзное происшествие или преступление. Тогда можно было бы проявить себя.
Поэтому, нежели колесить напрасно по улицам или тратить время, выезжая на незначительные или – что ещё хуже -- ложные вызовы, куда приятнее провести большую часть смены, сидя в салоне машины и обсуждая с напарником проходящих мимо красоток.
В тот момент, когда Смит стал показывать Джону фото селфи со своей новой подружкой, снятые на айпод, захрипела рация, и молодой женский голос из «911» пропел:
-- Направляйтесь к дому на пересечении Сидаркрофт—роуд и Кингстон-Плейс. Необходимо проверить квартиру, в которой проживает женщина. Она четвёртый день не выходит на работу, хотя отпрашивалась на один день. Руководство обеспокоено, что она никак себя не проявляет и не отвечает на звонки… Информация о ней: по месту работы считается хорошим сотрудником, ведёт одинокий образ жизни, в доме есть домашние животные…
-- Какие, мэм? – перебил Джон.
-- Хм… так, сейчас… У неё несколько кошек, -- продолжила оператор.
-- Фух, это меняет дело, -- успокоился офицер. – Главное, не сенбернары…
-- Кошки разные бывают, офицер. Точных данных нет: обычные это кошки или из джунглей… -- девушка замолчала.
-- Как?.. – напрягся Смит.
-- Ладно-ладно, езжайте. -- Послышался сдержанный смех. -- Пошутила, трусишки. Отправляйтесь по адресу… обычные домашние кошки. -- И девушка продиктовала точный адрес и имя хозяйки.
Смит посмотрел на Джона и, ехидничая, спросил: -- Что, дождался?
-- Чего?
-- Получил серьёзное происшествие, о каком мечтал?
-- Чем это оно, по твоему, может быть серьёзным, -- возмутился Джон, заводя машину.
-- А может её убили, -- иронично предположил напарник.
-- Да будет тебе нагнетать. Небось дёрнула с каким мужичком в Майами, а нам покоя не дают.
Через тридцать минут полицейские стояли напротив квартиры Долорес Флоренс.
-- Нажимай! – поторопил напарника Джон, показывая на кнопку звонка.
-- Тише, -- прошептал Смит. – Вас не учили в академии, что порядок действий в таких случаях другой?
-- Не начинай…
-- Тише, -- Смит приложил к губам указательный палец, приблизил ухо к двери, достал мобильный телефон. – Диктуй её номер.
Джон открыл блокнот, нашёл страницу с записью и показал её Смиту. Тот набрал номер и прислушался, затаив дыхание. Из глубины квартиры донёсся негромкий звук рингтона. Смит отключил связь и снова набрал. Опять послышалась та же мелодия.
-- Понятно, -- довольный собой, Смит отключил и убрал в карман телефон. – Либо она там, либо забыла мобильник.
-- Надо вскрывать, -- то ли спросил, то ли посоветовал Джон.
-- Нет, опросим соседей и управляющего домом.
Сначала офицеры направились к соседней квартире…

Глен только что плотно пообедал и, чувствуя наступающую сонливость, вышел взбодриться на балкон. Закурил. Про себя ещё раз отметил, как хорошо быть пенсионером: никуда не надо идти с утра, никаких переживаний, усталости, хлопот. Делай, что хочешь. Это твой заслуженный отдых.
Мужчина ещё не привык к своему положению пенсионера (не прошло и полгода, как он перестал работать), и по привычке продолжал просыпаться в пять утра, и в течении дня жил, одурманенный безграничной свободой. Отныне он мог гулять не спеша, посещать музеи, театры, навещать друзей, читать и смотреть до поздна фильмы по ящику. Благодать.
Радуясь окружающему миру, Глен курил и любовался небом, и вдруг заметил боковым зрением движение на соседском балконе. Повернул голову и встретился взглядом с глазами кота Макса. Тот хитро щурясь, поглядывал на мужчину и умывался, периодически облизывая то одну, то вторую лапу. Потом принялся чистить ушные раковины и усы на щеках. Ясно, что кот только что трапезничал, и, судя по испачканной кровью морде, ел мясо. Причём отменный кусок.
-- Щедрая у вас хозяйка, -- обратился Глен к коту, -- не пожалела, похоже, целого окорока.
Кот на некоторое время застыл, повернув уши назад, к выходу из балкона – что-то услышал. То оказалась кошка, которая вышла на балкон. Она запрыгнула на спинку дивана, стала облизываться.
-- О, Чарли, и ты тут?
Она тоже испачкала мясом шерсть вокруг рта, и принялась тщательно умываться, купаясь в лучах полуденного солнца.
«Хоть бы на порции делила, -- подумал Глен, -- а не большими кусками им давала». Он решил, что, уходя на работу и переживая за то, чтобы кошки не голодали во время её отсутствия, Долорес выкладывает им в миску один крупный по размеру кусок мяса, который они весь день постепенно обгладывают, по уши пачкаясь в крови.
-- Где кошатница? – спросил он Макса просто для того, чтобы с кем-то поговорить.
Глен всегда разговаривал с её котами, когда курил на балконе. А иногда там видел Долли. Обычно они приветствовали друг друга и пару минут вели бессмысленный диалог, обмениваясь различными впечатлениями от погоды, от природы, от работы. И обязательно затрагивалась её любимая тема -- кошки! Тут уже не обходилось парой фраз -- изливалась целая река хвалебных слов в сторону питомцев, типа «какие умницы, сегодня такой-то котик сделал то-то и то-то» или «кошечка такая-то, встретила её вчера и весь вечер ласкалась, лечила её, и благодаря ей она, видите ли, не заболела», «кошки – мистические существа».
-- Ждёте свою кошатницу? – Глен знал, что Долорес сейчас на работе и не беспокоился, что может быть услышанным ею.
Он посмотрел вниз. На дороге возле подъезда припарковалась полицейская машина. Из неё вышли двое полицейских, синхронно подняли головы, придерживая руками козырьки фуражек, осмотрели окна дома. «На вызов приехали», -- подумал он, и в этот момент копы заметили его, наблюдающего за ними. Затем офицеры о чём-то поговорили, поправляя форму и вошли в подъезд.
Глен ещё некоторое время оставался на балконе, иногда наблюдая за кошками. Те, сытые, закончили умывание и дремали. Глядя на них, ему пришла в голову мысль, что по образу жизни кошки похожи на него: спят, едят, ничего не делают.
-- Пенсионеры, -- улыбнулся Глен котам и вернулся в комнату.
Удобно устроившись в кресле, мужчина с помощью пульта включил телевизор и стал смотреть дневные новости. Диктор зачитывала анонс новостей к этому часу, когда в дверь позвонили. У Глена внутри всё подпрыгнуло. Жена? Рано. Кто там? Он вспомнил про полицейскую машину внизу. Полицейские?
-- Что случилось? – проворчал он, поднялся и нехотя пошёл к входной двери.
В глазок он увидел двух полицейских, тех, что были внизу.
-- Я вас слушаю, -- сказал Глен, не открывая двери.
Полицейские представились, извинились за беспокойство и объяснили, что интересует их его соседка Долорес Флоренс.
-- А от меня вы чего хотите? – удивился старик. – Позвоните ей, дверь справа.
-- Её нет дома, -- пояснил Джек, -- мы поэтому и обратились к…
-- Конечно её не будет дома, время-то сейчас рабочее. На работе она.
-- Сэр, но потому мы и здесь, что мадам нет на работе, -- пояснил Сэм. – Возможно, вам как соседу известно, где она может быть…
Щёлкнул замок, дверь приоткрылась. Глен высунул голову.
-- Простите, сэр, что побеспокоили. Но ваша соседка не появлялась на работе уже четыре дня. Работодатель обратился в полицию. Мы пытаемся выяснить, где она. Возможно, вы могли бы помочь.
Глена больше не раздражали внезапные визитёры. Наоборот, узнав о том, что Долли нет несколько дней на работе, он и сам удивился; к тому же она и дверь не открывает. Может уехала? Но…
Будто прочитав мысли Глена, Сэм спросил: -- Может она уехала? Вы не знаете, куда и к кому она могла уехать?
-- Да нет… -- старик замялся. – Точнее, ей не к кому ехать. Нет у неё никого, насколько я помню. – Он вдруг изменился в лице, посмотрел на дверь соседки. – Боже! Да не могла она уехать и бросить их!
-- Кого? – Полицейские переглянулись.
-- У неё эти, как их, кошки, коты, -- запинаясь ответил Глен, и его охватило чувство тревоги. – Она бы никогда не оставила их надолго… -- И тут он вспомнил сытые морды котов на балконе: «Она специально им оставила много еды. Они хорошо выглядят, не голодные».
-- А вам откуда знать, что она не забрала их с собой? – с подозрением поинтересовался Джек.
-- Балконы рядом.
-- А вы не замечали, может её днём нет, а ночует дома?
-- Если бы я знал, то заострил бы внимание. Просто я не обращал на это внимание. Кошек только вижу, а Долорес не видел давно. – Глен был удручён ситуацией. За столько лет соседства он не припомнит, чтобы Долли отлучалась дольше, чем на один день. – Нет, она не оставила бы кошек, нет. Буквально полчаса назад несколько из них я имел возможность наблюдать. Они вполне довольны. Она, вероятно, оставила им еду, они сыты.
-- Каким образом вы их видите?
-- Они выходят на балкон.
-- Понятно. – Сэм приподнял фуражку и почесал пальцем лоб. – И всё-таки, не могла ли она уехать? Может есть какие родственники?
-- Увы, я о них не знаю, -- с сожалением ответил Глен. – Мы живём более тридцати лет рядом, и хотя она ведёт замкнутый, одинокий образ жизни, нам всё же известно, что она никогда никуда не отлучается. И никто к ней не приходит. Нет у неё родственников. Только она и кошки. Не любит она людей. Но не подумайте, она безобидная. Просто она любит своих кошек больше всего на свете.
-- Мистер, а случайно не оставляла она вам свой номер телефона? Знаете, вдруг понадобится за котами присмотреть или вообще, мало ли что может случится?
-- Нет-нет, -- отмахнулся Глен, -- никогда в жизни она никого не просила помощи, и раздавать номера телефонов, пусть даже соседям, – нет, это не про неё.
-- Ещё вопрос. Как у неё со здоровьем?
-- Со здоровьем? Как… Да нормально всё у неё, живенькая такая. Не припомню, чтобы жаловалась. Ни разу. Ещё всех нас переживёт.
Выудив всю информацию у Глена, копы направились в квартиру управляющего домом, коморка которого находилась на первом этаже. Он был на месте, и это порадовало офицеров: значит, им не придётся торчать здесь, ожидая его, или, не дай бог, тратить время на его поиски.
Управляющий ничего нового не поведал. Повторил примерно то же, что и сосед: одинокая, нелюдимая, кошатница. Единственное, что он чётко обозначил и подтвердил, ссылаясь на анкетные данные журнала учёта жильцов, что родственников у Долорес действительно нет. А используя собственные источники добычи информации, он уверенно заявил, что ни подруг, ни знакомых у мадам Флоренс нет тоже. Всем в окру;ге известно, что в квартире она держит свору кошек или котов, но жильцов своим зверинцем не беспокоит. Сколько десятков лет она живёт тут, никто до сих пор не жаловался ни на запах, ни на шум.
Патрульные попрощались с управляющим и вышли на улицу. Посмотрели наверх, определили, какой балкон принадлежит Долорес Флоренс. Сделать это было не трудно -- на перилах виднелся беззаботно дремлющий тёмно-серый пушистый кот. А может быть кошка. Правее находился балкон соседа, с которым они недавно разговаривали. Как раз в этот момент показалась голова Глена. Он закурил, поглядывая то на копов, то на спящего на соседском балконе кота. Почему-то ситуация, сложившаяся с его соседкой, ему не нравилась.
Сэм доложил по рации о результатах проверки, указав на то, что мобильный телефон Флоренс находится в квартире, и она не берёт трубку. Возможно, она вышла, забыв взять его с собой, либо…
Либо она внутри.
В службе спасения рекомендовали открыть квартиру и проверить её. Второй экземпляр ключей находился у управляющего. Сам он, как и сосед Глен, как понятые, спустя десять минут присутствовали при вскрытии квартиры; затаив дыхание, они наблюдали, как Джек провернул ключ в замке и медленно приоткрыл входную дверь. В нос ударил запах кошачьих испражнений и… и ещё какой-то посторонний, гнилостных запах. Глен подумал о большом куске мяса, который Долли оставила кошкам: возможно, оно протухло за несколько дней, учитывая жаркую погоду.
Несколько кошек подбежали к открывшейся двери, ожидая, по видимости, увидеть хозяйку. Но, не обнаружив её среди незнакомых людей, они прошмыгнули между ног офицеров и побежали по коридору к лестничному пролёту, обрадованные, судя по всему, представившейся им свободе.
Джек первым вошёл в квартиру и направился по коридору к проёму в первую комнату, откуда высунулась сонная голова тёмно-серого кота, того самого, который спал на перилах балкона. А Сэм остановил понятых, выставив перед ними ладонь, тем самым предлагая им оставаться на месте. Мужчины, испытывая и страх и любопытство одновременно, покорно отступили на шаг назад.
-- Вот дерьмо. – Джек не сводил глаз с чего-то, что находилось в комнате на полу. – Что здесь… мать моя…
Сэм нехотя приблизился и заглянул через плечо коллеги, и его глаза тоже расширились. Пара кошек проскользнули у них между ног и выскочили из квартиры. Глен и управляющий расступились, пропуская животных. Мужчины и сами готовы были покинуть это место вместе с кошками, потому что становилось понятно: с Долорес не всё в порядке. Совсем не всё. Но знать, что с ней случилось, им уже не хотелось. Реакции полицейских для них было достаточно. В отличие от копов, которые пока не обратили на это внимания, понятые заметили одну деталь, позволяющую думать о самом худшем. Помимо зловония, царившего в квартире, которое и так навевало на мысль о трупе, в жилище Долорес Флоренс летало подозрительно много мух.
-- Да они её сожрали, -- выдавил из себя Джек, прикрывая ладонью рот и нос. – Сэм, вызывай… -- И он поспешил в ванную, подавляя позывы рвоты; оттуда снова выругался, сплёвывая и кашляя: -- Какого дьявола! Сэмми! Что за хрень?
Напарник поспешил к Джеку, вытаскивая из кобуры пистолет. Тот, согнувшись, стоял над раковиной, рукой указывая на ведро в ванной. Сэм заглянул в него – и скорчил гримасу отвращения. В наполовину наполненном водой ведре плавали разбухшие трупики котят. Они начали разлагаться.
Пока Джек умывался, Сэм пошёл к выходу. По пути остановился и, преодолевая брезгливость, ещё раз посмотрел на то, что должно было быть Долорес Флоренс.
Труп женщины находился в луже засохшей крови на полу возле кровати, с которой она, судя по всему, во время сна упала на спину. Сэм не в первый раз «на трупе», и вид мёртвого человека его не пугает. И всё было бы ничего, если бы труп был обычный. Но такого им даже в полицейской академии не показывали.
Молодой котёнок выглядывал из дыры в животе Долорес, по уши испачканный кровью, облизывался и злобно смотрел на Сэма, прервавшего его трапезу. Офицер топнул ногой – котёнок выпрыгнул из полости и, недовольно мяукая, выбежал из квартиры в коридор, оставляя за собой извилистую цепочку мокрых отпечатков лап.
Пока не было ясно, что повлекло смерть женщины: сердечный приступ, инсульт, отравление или убийство. Но очевидным являлось одно: после смерти её съели. Почти съели. Собственные кошки и коты, оставленные взаперти без еды.

Долли проснулась от того, что её душат. Одновременно в обоих глазах мелькнул красный свет и появилась жгучая боль. Кто-то находился на её руках и ногах. Нечем было дышать, и она как можно шире открыла рот, чтобы набрать воздух, но… Что-то мешало ей это сделать. Шерстяной ком во рту настойчиво протискивался к её горлу, перекрывая доступ воздуха к лёгким. Долли вскрикнула, но глухой звук застрял в горле, а затем вырвался из шеи булькающим, хрипящим шумом. Она попыталась поднять голову, но тут же уронила её обратно на пропитанную кровью подушку. Потом привстала, сбросив с рук каких-то тварей, и попыталась сползти с кровати.
Долорес не успела испугаться. И даже понять, что происходит, не успела. Лишь в последний момент осознала, благодаря знакомому и одному из самых любимых её запахов в жизни – запаху (и вкусу) кошачьей шерсти, кто находится у неё во рту. Долорес произнесла только одно слово: «Бенни».
И то -- мысленно.

В полночь коты и кошки оживились, как только убедились, что Долорес уснула. Чарли первой приблизилась к кровати и остановилась возле тапочек хозяйки, обнюхала их, обернулась на остальных. Те последовали за ней, как за предводительницей стаи; сошлись, образовав круг, сели, стали наблюдать за лицом Долорес. Самый старый кот по имени Бенни (отец утопленных накануне котят) уже находился у изголовья. Он обвёл взглядом грузное тело спящей хозяйки, оглянулся на собратьев, дав им понять, что он готов. Чарли ответила Бенни кивком головы. Кот тихо запрыгнул на кровать и камнем застыл возле подушки, не спуская глаз с закрытых век женщины. Его нос находился в двух дюймах от щеки хозяйки, он принюхивался, определяя глубину сна. Затем подал знак, вильнув хвостом, и остальные кошки по очереди запрыгнули на кровать, бесшумно и аккуратно перешагнули через скомканные края одеяла и расположились по обе стороны вдоль тела хозяйки. Удостоверившись, что Долли не пробудилась, они пригнули шеи и, застыв в атакующей позе, стали выжидать. Они ждали сигнал вожака -- Бенни.
Старый кот со скоростью молнии бросился на лицо Долорес и погрузил свою голову в её рот, как в крысиную нору. Второй кот вонзился когтями в глаза; третий впился клыками в шею, разрывая горло. Кошки распределились кто на конечностях, кто на животе, впиваясь когтями и зубами в плоть, не давая женщине возможности сопротивляться. Началась расправа.
Разделываясь с Долли, кошки не проронили ни звука, будто не хотели разбудить соседей. Похоже, они понимали, что их могут услышать люди. Поэтому всё прошло бесшумно, если не считать глухого звука, который при падении на пол произвело тело грузной женщины – повелительницы кошачьих судеб.
Бывшей повелительницы.
Одна Чарли, словно королева на троне, осталась сидеть на полу возле кровати, наблюдая за казнью над своей обидчицей. В глазах кошки сиял блеск счастья, какой можно встретить в глазах человека, добившегося справедливого наказания своему врагу. Она ликовала. Безмолвно. И теперь можно было заметить, что она, слившись с ночью, и правда выглядит адски красиво и величественно. В ней поистине было что-то неземное: загадочное и мистическое.

К О Н Е Ц

О. Р. Баркер, 2019

Рейтинг:
0