Кровавые облака

Честер торопился. Пританцовывая, он шёл по «мёртвой дороге», то и дело, впиваясь взглядом в корявые буквы из записки: «я буду ждать тебя в три часа на водохранилище». Дрожащими потными руками Честер шарил по карманам куртки, но всякий раз, натыкаясь на мятую пачку сигарет, тряс головой, щёлкал пальцами, словно гипнотизируя самого себя, и повторял, что курение его убьёт. Своеобразного гипноза хватало на минуту, и вот уже Честер вновь тянется к карманам.

Она ненавидела табачный дым. Честер знал, что она начнёт задыхаться, даже если кто-то покурит на другом конце страны. Её образ — готически-романтичный — не сочетался с окурками и сопутствующим им вонью, не мог сочетаться; хотя Честер не сомневался, что мундштук будет ей к лицу.

Она была одной из тех, кто гонял курящих старшеклассников по школе, не боясь какой-либо расправы после. Она была единственной, кому Честер старался попасться на глаза с сигаретой в зубах. Тогда он наблюдал, как она небрежно откидывает вьющуюся чёлку с узкого лба, как вздымается её маленькая грудь, как она холодно и жёстко требует, чтобы Честер потушил сигарету и перестал курить на территории школы. И он слушался. Честер послушно тушил сигарету и обещал оставить дурную привычку в прошлом, а потом сбегал посреди урока в туалет, где, закрывшись в кабинке, смаковал и облизывал фильтр прежде потушенной сигареты.

Друзья посмеивались над Честером: они не понимали, почему он не поставит зазнавшуюся девчонку на место и не вдарит ей пару раз по челюсти, в частности не понимал Чак, который испытывал маниакальную страсть к насилию; до того, как Тициана Ланд воткнула перьевую ручку в его руку, Чак приставал ко всем, кто был ниже и меньше его, а с седьмого класса измывался над одноклассниками, манипулируя младшими мальчишками: они собирались в маленькие группы и под руководством Чака нападали на тех, кто не решился бы дать отпор.

Честер отшучивался и оправдывался, что у него нет времени разбираться с каждой дурочкой, и друзья в ответ пожимали плечами: они не понимали и не видели, какими глазами Честер смотрит на ту, чьё появление вызывало у них рвотные позывы.
Они не понимали и не видели, что Честер — их любимый раздолбай Честер, у которого карманы всегда были набиты до отвала сигаретами и грязными центами, а рот новыми и неприличными шуточками — влюбился в…

***
—…Во внебрачную дочь Носферату! — завизжал Чак. — Целься во внебрачную дочь Носферату!
Честер хихикнул и направил рогатку на одноклассницу.
Девочка обернулась и Честер, сгорбатившись, закатил глаза и загудел, имитируя вой проснувшегося голодного призрака. Чак, держась за трясущийся живот, хохотал так, что чудом не задохнулся и не заляпал вылетевшими соплями тетрадь.
—Стреляй! Стреляй! — кричал он.
Честер прищурил правый глаз.

Девочка, как и Честер, сидела, сгорбатившись, но, в отличие от Честера, она не играла, чтобы насмешить Чака, она родилась с уродливым горбом; её чёрные сальные волосы падали на стол, а испуганные выпученные глаза внимательно следили за движениями Честера: её зрачки бегали в такт с карандашом, зажатым в длинных тонких пальцах; девочка постоянно что-то рисовала.
—У тебя всё хорошо, Лия? Никто тебя не обижает? — мисс Беннет положила руку на спину девочки и тут же осеклась. Горб, который она невзначай задела, словно жил своей жизнью. Словно был не изъяном и не чудовищной — чудовищной и несправедливой ошибкой природы, а естественным продолжением тела девочки.
Лия не шевелилась, зато её горб поднимался, будто дышал в полную силу.
Честер спрятал рогатку в сумку.
Лия уткнулась носом в кончик пишущего карандаша.
—Нет.
—Ты меня не обманываешь?

Лия и Честер были новичками в классе математики мисс Беннет, но если за Честера учительница не переживала (мальчик без проблем влился в компанию семиклассников), то отстранённость Лии она воспринимала как личное упущение (никто не хотел дружить со странной, молчаливой девочкой, к которой прилагался горб) и делала всё возможное, чтобы Лия не чувствовала себя одинокой. Мисс Беннет заглядывала к ней на переменах и подолгу стояла за её спиной, расспрашивая о рисунках.
—Нет, мисс Беннет.
Учительница осторожно коснулась плеча Лии.
—Что ты рисуешь?
—Облака.
—А почему они красные?
—Они не красные, мисс Беннет. Они кровавые.

От неловкого разговора мисс Беннет спас секретарь, заглянувший в кабинет. Учительница извинилась перед Лией и выскочила в коридор.
Честер что-то шепнул на ухо Чаку (тот завизжал и, задыхаясь от распирающего смеха, в припадке забил ладонями по столу), вскочил со стула, отряхнул штаны и медленно, изображая полупарализованного человека, зашагал к Лие, но, споткнувшись…

***
…об петли, торчащие из бетонных пластов, Честер едва удержался на ногах. Чертыхнувшись, он достал сигареты, выругался ещё раз и запустил пачку в забор, заслоняющий жителей от жуткого леса.
Время поджимало. Его часы показывали без пяти минут три.
Он сбежал вниз по «трясиновской» дороге, задержался на минуту у бара (перевёл дух и проверил, не покрылась ли футболка мокрыми пятнами и не воняют ли подмышки) и, удостоверившись, что он хорош собой, спустился к булькающему водохранилищу.

Шестьдесят секунд до назначенной встречи. Самые долгие шестьдесят секунд в его жизни. Честер засунул руки в карманы и ухмыльнулся: как некстати он решил бросить курить. Безоблачное сентябрьское небо громыхнуло. Честер задрал голову.
После убийства мисс Беннет горбатая девчонка исчезла на четыре года и вернулась в школу лишь в выпускном классе: теперь они с Честером пересекались на уроках английского и на переменах, если она ловила его за курением.

От «внебрачной дочери Носферату» остались лишь чёрные глаза, внимательно следящие за движениями Честера. Вместо «дышащего» горба — идеальная ровная спина, сальные волосы стали пышными и блестящими и падали не на стол, а на обнажённые плечи: белые изношенные одежды, в которые Лия куталась в седьмом классе, сменились на длинные тёмные платья с неподобающими, по мнению администрации школы, вырезами в области шеи, груди или плеч. Она манила и пугала одновременно: эта странная, молчаливая девочка, избавившаяся от горба.

Когда Честер прочитал в записке, которую Лия вложила в его ладонь в школьном коридоре, что она просит прийти его после уроков в «трясину», он обрадовался: Чак не увяжется за ним, потому что обходит Олм стрит и не приближается к «мёртвой дороге». Честер слышал, что однажды какой-то итальянский мальчишка, которого обижал Чак, натравил на обидчика своих приятелей из «трясины» и те чуть не вспороли хулигану брюхо, однако, сам Чак никогда эту историю Честеру не рассказывал.
Честер поднял с земли камушек и пока думал, куда его деть — то ли бросить в воду, то ли закинуть в траву — от резкой пронизывающей боли в ногах он завалился…

***
…на колени, повиснув на углу стола. Улыбнувшись Чаку, обмахивающемуся тетрадью от бессилия перед смехом, Честер выпрямился и навис над Лией, чей карандаш заскользил по бумаге в два раза быстрее.
—Что ты рисуешь? —спросил Честер.
—Облака.
Он встал за спиной одноклассницы и подмигнул Чаку.
—Какие облака?
—Кровавые.
—Хм,—он прижал кулак к подбородку. Честер изображал усердную мыслительную деятельность, пока раскрасневшийся друг не махнул ему рукой, чтобы он перестал его смешить. — Не похоже.
Карандаш застыл в воздухе.
—Разве? — искренне расстроилась девочка.
—Да. Хочешь, я покажу тебе настоящие…

***
—…кровавые облака? — выкрикнула Лия и трижды ударила железной трубой по спине Честера.
Он предпринял слабую попытку подняться на локтях, когда девушка, вцепившись в его волосы, оттянула назад…

***
…голову чуть ли не до хруста пахнувшей плесенью шеи.
—Пожалуйста, не надо,— попросила девочка, но Честер, подстрекаемый завыванием Чака, рывком приложил её лицом к столу.
Второй раз.
Третий.
Её лицо превратилось в ржавый подтекающий кран, кровь из которого залила рисунок и стол и, стекая по разбитому подбородку, капала на белую изношенную одежду.
—Теперь ты видишь? Ты…

***
—…их видишь?
Лия перевернула Честера на спину.
Его лицо, перепачканное в земле и исцарапанное мелкими камнями, показалось ей недостаточно изуродованным, чтобы оставить Честера в покое; она успокоилась только, когда всё той же железной трубой сломала ему челюсть и выбила левый глаз.
Честер захрипел, отплёвываясь кровью.
—Я не буду ломать тебе руки,—сказала Лия.—Я дам тебе шанс выбраться…

***
—…отсюда живой!
Честер отпустил волосы Лии, и она, пряча лицо, заревела как раненный зверь и рванула к выходу. Чак, сидевший рядом с дверью, подался вперёд, схватил девочку за юбку и дёрнул: Лия, потеряв направление, ударилась лбом об стену и под ликование мальчишек наощупь искала дверную ручку.
Честер, подлетевший к однокласснице, вытолкал её в дверной проём, где Лию сбил с ног спешивший на урок преподаватель.

Упав на внушительный и болезненный горб, Лия убрала от лица руки и закричала так громко, что старшеклассники, толпившиеся в тот момент возле школы, потом неделю обсуждали, как от её крика все птицы подорвались с веток, на секунду обратив ясное небо в чёрное полотно.
Честер, спрятавшись в кабинете математики, закрыл дверь.
—Мы её не трогали,—он обратился к Чаку.—Это был несчастный случай. Она споткнулась и упала. Никто не поверит, что…

***
—…на тебя напала хрупкая одноклассница,—Лия склонилась над Честером и, вынув из его кармана записку и зажигалку, подожгла листок.—Это был несчастный случай,—Лия затащила Честера в воду.—Ты споткнулся и упал.
Проводив Лию взглядом, Честер посмотрел на небо, ещё не зная, что через два дня его объявят в розыск и на напрасные поиски его обездвиженного тела, которое уйдёт ко дну через десять минут, выйдет весь город.

Сентябрьское небо громыхало. Сгущались кровавые облака.