Исторические рассказы

- Дамы и господа. – обратился к сородичам Е-Бей. – Для дальнейшего прогресса нам настоятельно необходимо обзавестись ягодицами.

- Чем-чем? – Переспросила А-То.

- Попами надо обзавестись. – начиная раздражаться, объяснил Е-Бей. – Каждое из двух полупопий называется ягодицей, а вместе они составляют одну жопу. Понятно?

- Нет. – сказала А-То.

- Жопа ты с ручкой непонятливая! – Закричал докладчик.

В ходе беседы господин Сталин неожиданно предложил тост за фюрера: "Я знаю, как сильно германская нация любит своего Вождя, и поэтому мне хочется выпить за его здоровье".

Господин Молотов выпил за здоровье имперского министра иностранных дел и посла графа фон Шуленбурга.

- Закусывайте, господа чем послал советский народ, - сказал господин Молотов.

- Мы не имеем привычки закусывать после первой рюмки, - ответил ему господин Шуленберг.

Вместо предисловия: Это рассказ не исторический, а истерический. Просто нет такого жанратут

Але! Але! Вы слышите меня? Это совершенно бесполезный разговор. Совершенно бесполезный и никому не нужный.
И даже не вижу смысла разговаривать на эту тему. Мне не нужны Ваши доказательства и аргументы. Совершенно. Вам меня не переубедить. Никогда.
Все, что Вы скажете – это наивно и смешно. И ничего, что не слышал. Я и так знаю, что Вы скажете. Зачем Вы пытаетесь мне это сказать? Я даже слушать не буду. Я – слышать не буду. Вот Вы видите – я уже не слышу!

В своих землях нурманы градов не ставят. Оно и понятно — единой княжей, либо иной власти промеж них отродясь не бывало, общинами да ватагами живут. Общинникам же их — бондам да карлам, как и повсюду, сподручней по весям селиться. Землица у них скудная, оттого хлебов разных они там не сеят, ячмень разве, да репу ещё. Скотину, правда, разводят — свиней да коров, овец с козами. Более же промыслом кормятся. Зверя бьют, птицу лесную да морскую, рыбу удят. На что при такой жизне грады? Поставят с дюжину избёнок, земляным валом их вкруг обнесут вот и погост. Да, уж больно избёнки-то худые.

В тот вечер к нему, простому иеромонаху, пожаловал с напутствием сам архимандрит Фотий — свидетельство того, сколь пристален обращённый в сторону Киева взор Истинной Церкви. Важность предстоящего служения в землях варваров, наполняла сердце Фомы греховною гордыней, но и она не мешала ему внимать наставлениям архимандрита. Фотий же, по своему обычаю, вёл речь, как умел лишь он — смирено да негромко, но так, однако ж, что всякое изреченное им хоть в мирной келье, хоть на бурливой площади слово отзывалось колоколом в душах и, подобно печати, врезалось в разум.

Осмуд неспешно поднялся, и, поворотясь, выгнул седую бровь. Вон оно что! Шагах в пяти от него стоял Фома. Под грубой накидкой с пришитым к ней островерхим колпаком, мог бы укрыться кинжал, а то и малый меч, однако ж на виду монах держал лишь крепкий, обитый с нижнего конца бронзой, посох, какой, впрочем, в умелых руках — тоже оружие.

Выйдя из княжего шатра, Осмуд замешкался на миг, не ведая, куда поворотить. Ко своей палатке всяко бы не пошёл. В этой стороне мужи от знатных семей киевских обитали, что Осмуда не жаловали, как и он их.

Не то чтобы не давно, а всё ж таки давно. В Германии жила-была одна очень счастливая семья. Отец работал на фабрике, а мать занималась огородничеством. Дети были при матери и всячески заботились о грядках. По воскресным дням вся семья обязательно навещала церковь, потому что были они набожными католиками. Так бы и жили они в труде и радости, если бы не смутные дни в Германии. Жизнь становилась всё сложней и дороже. Непомерные налоги, обязательные выплаты и притеснения на роботе вынудили семью эмигрировать из страны в поисках лучшей доли.

Война против России идёт уже очень давно и очень успешно. Разумеется, не на полях сражений, где мы всех всегда били и очень больно, а там, где Запад всегда выигрывал и продолжает выигрывать - в информационных войнах.