Царица престрашного зраку. 16. Кабинет министров

Сенат, образованный слиянием старого сената с Верховным тайным советом был слишком велик. В нем оказалась вся политическая элита, в том числе и вчерашние утеснители Анны. Разнообразие мнений требовало постоянного вмешательства императрицы в решение множества представляемых на ее рассмотрение дел. Нужен был постоянный совещательный орган из доверенных людей. Такой орган был создан указом от 6 ноября 1731 г. Это был Кабинет министров, полностью подчиненный императрице. В него вошли три кабинет-министра: канцлер граф Гаврила Иванович Головкин, князь Алексей Михайлович Черкасский и вице-канцлер Андрей Иванович Остерман, пожалованный Анной в графское достоинство.

Заметим в связи с так называемым «немецким засильем», о котором мы еще будем говорить, что два члена кабинета были природными русскими, а третий – Андрей Иванович Остерман – совершенно обрусевшим немцем, который первый из появившихся в стране при Петре Великом иностранцев выучил русский язык и к тому же женился на русской, породнившись со старым боярским родом Стрешневых. Кстати, именно он и сделался подлинным руководителем кабинета, поскольку канцлер Головкин был уже стар и малоинициативен .

Кабинет министров фактически стал настоящим правительством, а Сенат играл вспомогательную декоративную роль. Однако создание Кабинета было подано обществу, как необходимость, обусловленная всего лишь тем, что на троне оказалась женщина. В проекте, обсуждавшемся дворянами в феврале 1730 г. было сказано: «О государыне императрице, хотя мы ея мудростию, благонравием и порядочным правительством довольно уверены, однако ж как есть персона женская, ... для того на время, доколе нам всевышний мужескую персону на престол дарует, потребно нечто для помощи Ея величеству вновь учредить». На самом деле под этим «нечто» подразумевалась целая система выборных органов, но Анна, используя идею «подмоги» слабой женщине, создала то, что ей было нужно.

Поначалу она активно участвовала в каждом заседании Кабинета, но вскоре сидеть за делами ей явно «наскучило», и она приходила на заседания лишь тогда, когда рассматривались особо интересующие ее вопросы, предоставив Кабинету решать остальные дела своим именем. Впоследствии указом от 9 июня 1735 года подпись трех министров была приравнена к подписи императрицы, на практике же было достаточно и двух, а то и одной подписи министра.

Хотя Анна старалась показать, что она верная последовательница идеалов Петра Великого, приходилось учитывать особенности текущего момента и, прежде всего, идти навстречу сословным требованиям дворянства. При Петре Великом и после служба была пожизненной и заканчивалась лишь болезнью или смертью служилого. Дворяне единодушно просили уменьшить срок службы до 20 лет и заменить учебой в специальных учебных заведениях тягостную службу своих сыновей рядовыми в полках. Дворяне настаивали также на отмене закона 1714 г. о единонаследии, согласно которому помещик имел право передавать свое имение только старшему из сыновей, младшие же были обречены искать пропитание в канцеляриях и в армии. В марте 1731 г. был издан указ, отменявший этот закон. Позже был решен положительно и вопрос об ограничении срока службы дворян в армии.

Все это надежно укрепляло власть императрицы. Но те из сенаторов, которым не удалось попасть в Кабинет, оказались недовольными. Ведь стать членом кабинета означало быть на виду, иметь право непосредственного доклада императрице, а в итоге – успешную карьеру. Тут, в первую очередь, надо сказать о Павле Ивановиче Ягужинском, чье значение как генерал-прокурора Сената после образования Кабинета резко упало.

При Петре Великом Ягужинский прославился своей неподкупностью и разоблачительством казнокрадов, от него частенько доставалось, в частности, Александру Даниловичу Меншикову. Но ему была присуща одна особенность «птенцов гнезда петрова» – любил выпить, причем «напивался до изумления» и во хмелю был буен, чуть ли не в драку лез с тем же Меншиковым. Поэтому после смерти Петра ЕкатеринаI отставила его от должности генерал-прокурора и отправила послом в Польшу. Анна должность ему вернула, но он полагал, что достоин большего, как посидевший (несколько дней и без вреда для здоровья) в тюрьме за правое самодержавное дело. Ведя дружбу с Бироном и братьями Левенвольде Ягужинский сильно рассчитывал попасть в Кабинет министров, но не вышло. К тому же членом Кабинета оказался Остерман, которого Ягужинский терпеть не мог.

Не попав в Кабинет, Ягужинский устроил настоящий бунт: рассорился с Бироном, братьями Левенвольде, ругал при каждом случае и их, и Остермана, и кабинет, и засилье немцев при дворе (которого, кстати, раньше не замечал). Доставалось и русским членам кабинета: канцлера Головкина, бывшего к тому же его тестем, от так оскорбил, что тот жаловался на него императрице. Когда Ягужинский, хорошо перебрав на каком-то дворцовом застолье, не только побранился с Бироном, но и обнажил против него шпагу, императрица не выдержала и, лишив должностей и придворного звания, отправила послом в Пруссию (а кому бы другому – не сносить головы).

Практически все мероприятия Кабинета: сокращение дворянской службы, уменьшение податей, меры к развитию торговли и многие другие совершались по инициативе Остермана, им же были заключены торговые договоры с Англией и Голландией). Бирону, желающему контролировать действия Кабинета, независимость Остермана не нравилась. Поэтому, когда в январе 1734 г. умер Головкин, Бирон проделал следующую рокировку: канцлером был назначен Черкасский, а не вице-канцлер Остерман, как было бы естественно, третьим же членом кабинета стал Павел Ягужинский, возвращенный Анной по желанию Бирона из почетной берлинской ссылки. Теперь Павел Иванович о засилье немцев не вспоминал, а Бирон, несмотря на неуравновешенный характер Ягужинского, мог быть уверен, что тот не даст вице-канцлеру втайне обделывать дела, оставляя Бирона в стороне. Однако через два года Ягужинский умер, подорвав свое здоровье спиртными напитками, и замена ему нашлась не скоро.

Первый состав кабинета: Г.Н.Головкин, А.М.Черкасский, А.И.Остерман.