Приработок 04

Друзья придержали лошадь и раздумывали, то ли можно на санях к дому подкатить, то ли лучше пешими, а сани у ворот оставить. Усадьба была с налётом запустения, но всё же мужики несколько робели. Как же, по слухам тут лет уж двести родственники да друзья царской семьи жили: то Меньшиков владел, тот самый Александр Данилович, то графу Головину принадлежало, адмиралу или ещё в каком-то подобном звании; теперь вот лет сто как владения князя Барятинского – тоже царских кровей, говорили, чуть ли не брата. Хотя князь здесь, в селе, и не жил, только наездами, и то другие хоромы для себя отгрохал. Новый дворец располагался недалеко, версты две, в Марьино, только дорогу перейти, но и это тоже его осталось. А больше мужиков всего смутило, что здесь даже намёка не было, что планируется хоть малое какое-то строительство.

Зимний день короток, и хотя отражение от снега рассеивало надвигающийся сумрак, но чувствовалось, что ещё немного и стемнеет.

- Нам бы заночевать где, - оглядывал Кулаков немного заиндевевшую кобылу. – Да и Зимку обиходить бы. Ночью оно не с руки на холодку, как бы не застыла.

- Так пойдём, поищем управляющего или кого из начальственных, пока не стемнело, а там видно будет, - здраво рассудил Жуков.

Мужики слезли с саней и сунулись на подворье, отворив тяжёлую кованую калитку. Старый дом Мазепы был какой-то неправильный, словно иностранный большой корабль выбросило на русский берег, не вписывался он по виду: и цоколь неоправданно большой, и крыльцо, хоть и высокое, красивое, но со странной дверью по центру; да и вообще… Крыша будто не от него, как с другого дома сняли и приладили наспех, но точно не от барского дома венец.

- Дом какой-то… На амбар боле похоже или лабаз, - поморщился Трофим и окликнул, добавив в голос баса. - Хозяева есть тута?

- Что ты орёшь, как шибай на базаре, тут же усадьба, - одёрнул друга Пётр.

- А чего, мы же по честному делу.

- Сейчас вот попрут, узнаешь.

Но никто не вышел. Все двери были закрыты на запоры и, по всей видимости, давно. Однако тропинки имелись, вероятно, кто-то за подворьем присматривал.

- Ну, и где твоя стройка, где тута кирпич? – попрекнул друга Трофим, словно Пётр точно знал куда и к кому ехали, а не так же как и Кулаков пальцем в небо тыкал.

- Так кто же по морозу работает? - пожал плечами Пётр, тоже расстроенный очередной неудачей. – Нужно трактир поискать, или в лавке какой узнать. Да и про ночлег спросим заодно.

- Трактир. Скажешь тоже. Чей-то не думается мне, чтобы здесь трактир был. Да и заметили бы чай.

- Да, дела, - поскрёб щеку Жуков. – Мож через тракт махнём, в Марьино.

- Так и будем прыгать, что блохи, – дёрнул бородой Трофим. – Пойдём, поспрошаем людей.

В это время у ворот тревожно и недовольно всхрапнула лошадь. Затем ещё раз. Заскрипела упряжь, затопали копыта. Мужики переглянулись.

– Кажись, что-то не то, - и Кулаков, насколько позволяла зимняя одежда, первый побежал к месту, где оставили сани.

- Матушка моя, - следом поспешил Пётр.

И как же вовремя они успели. Возле саней два незнакомца: один своей кудлатой головой и тёмным лицом – чистый цыган, второй смуглостью лица не уступал первому, да ещё и нос с горбинкой - старались укатить на санях алексеевских мужиков. Обычно смирная Зимка, чуя в незнакомцах опасность, упиралась передними ногами, перебирала задними, мотала головой, заголяла зубы, кривя губы под напором удил – всеми силами сопротивлялась тому, что её хотят заставить тронуться с места. Несколько следов на крупе от ударов вожжами также свидетельствовали об её упорстве. Не известно, могла бы она ещё сопротивляться хоть сколько – всё же настойчивые удары кого угодно заставят сделать нежелаемое - но помощь подоспела вовремя.

- Цыганы лошадь крадуть, - словно прорычал Кулаков. - Бей кудлатого.

Сам Трофим бросился на горбоносого и свалил его на дно саней, прижав сверху. В это время Пётр примеривался как бы поладнее «приголубить» второго. Но тот оказался не лыком шит: в секунду у него в руке оказался небольшой нож, и цыган делая выпады, контролировал каждое движение Жукова, сам норовя полоснуть лезвием. И даже разок по рукаву дотянулся, но полушубок лезвие не пропустил, а Пётр подбил руку и в ответ двинул навстречу крепкий кулак. Теперь пришёл черед уворачиваться кудлатому. Некоторое время впустую руками махали да перетаптывались туда-сюда. Двое в санях сами по себе, причём Трофим побеждал, и двое рядом с санями, на снегу. В какой-то момент кудлатый покосился на Кулакова, который мутузил его подельника в санях.

- Троха, берегись, - крикнул Пётр, - нож у него.

Кулаков ещё раз ударил горбоносого в лицо и перевалился из саней на снег со стороны, противоположной вооруженному вору. Да ещё успел и кнут прихватить. Горбоносый, размазывая кровь по лицу, тоже выбрался из саней поближе к товарищу. Сани получились препятствием между конфликтующими парами. Пара чуть растерявшихся поначалу, но теперь решительно настроенных крестьянских парней, отстаивающих свою собственность и уверенных в своей правоте, и пара опасливо зыркающих по сторонам конокрадов, не уверенных, что их не окружат другие русские мужики, которые могли бы услышать шум драки. Ворам, вероятно, хорошо было известно, что в сёлах очень не поощряют «цыганский промысел». А в большом селе желающих по воровским рёбрам погулять найдётся немало. По всему получалось, что цыгане находились заведомо в проигрышной позиции. Но длинноволосый цыган продолжал поигрывать лезвием, хотя и не делал никаких выпадов – опасался получить отпор от крепких мужиков. А Кулаков, чуть отведя руку с зажатым в ней кнутом, примеривался, чтобы ударить точнее в случае атаки.

Постояли, набычившись, оглядывая друг друга, прикидывая шансы.

- Что надо? – громко спросил, почти крикнул, Трофим.

- Да так, - скривился в улыбке тот, что был с ножом.

- Народ крикнуть или как? – продолжал напирать голосом Кулаков

- А это видел? – цыган приподнял нож выше.

- Вот морду тебе сворочу орясиной, - вступил в разговор Жуков и сунул руку в сено на санях, словно там и взаправду ожидала работы дубина.

Второй коноград, которого хорошенько помял Трофим, сплюнул кровь на снег, буркнул что-то на непонятном языке и потянул напарника за полушубок. Кудлатый сморщился недовольно, оскалив зубы, цыкнул презрительно, но начал отступать следом за горбоносым.

- Во-во, тикайте, пока не приголубили, - приободрились алексеевские.

Однако конокрады не стали отвечать, а часто оборачиваясь, скрылись в проулке.

- Молодка, красуля, - оглаживал лошадь Жуков, - умница ты моя. Не далась шатёрнику.

(продолжение следует)