Майор Дубин

Когда идешь по улице города не замечаешь людей окружающих тебя. Все куда-то спешат, торопятся неведомо куда. И идешь ты один одинешенек, думаешь о чем то своем. Так было и со мной. Если быть точным, то со мной прежним… Но попав на фронт я неизбежно пытался запомнить своих боевых товарищей, не смотря на то, сколько успел бы с ними повоевать: день, неделя, год? Кто знает?.. Кем они были до войны? Есть ли у них семья? Где они родились? Сразит их шальная пуля и положат в братскую могилу… И всё…
Был у нас в полку майор один. Фамилия его была Дубин. Его лицо, казалось было выщерблено из камня, даже более того сказать – гранита. Черты более всего бы подошли камню, увидев который лежащим где-либо на дороге мы замечаем, что этот камень отдаленно напоминает лицо человека. Волосы его, всегда коротко стриженные, отливали притягивающим к себе взгляд серебром, узкая полоска губ, более похожая на трещину в глыбе, размытой водой, редко выдавала нечто хотя бы отдаленно напоминающее улыбку. Но его глаза… Глаза, казалось, были единственными живыми существами на этом бесстрастном лице, как пара солнечных зайчиков, неведомо какими судьбами, попавшими на мрачную и сумрачную скалу. Эти глаза все понимали… Солдаты любили его за… доброту! Да именно за доброту, не смотря на то, что его образ не вязался с этим качеством.
Дабы у вас не осталось никаких сомнений поведаю вам одну историю, которая произошла относительно не так давно и вы поймете, что к чему. Я тогда был простым солдатом, и немцы тогда были злы страшно. Кидались как стая волков на дичь. Бывало, приляжешь вздремнуть на часок, а часовые уже будят, потому, как фашист подкрался. Тяжко было, да…
Это я отвлекся немного. О чем я говорил? Ах, точно. На третью неделю моего пребывания на фронте встретил я друга своего школьного, Сашку Арсеньева. Молодой был, веселый, не на много младше меня. Горазд был всегда на веселую потеху. На любое слово мог десять наговорить в ответ. Словом, весельчак был тот еще. Не разлей вода были. В свое время учителя от нас изрядно пострадали. Сколько стекол и лампочек нами было перебито – не сосчитать.
Отправили нас как-то на разведку. Меня, Саньку и еще одного паренька, Федя вроде его звали. Там деревенька была небольшая за лесом и поручено было узнать чья она наша или уже немецкая. Вылазку производили ночью. Ночь была совершенно безлунная и потому боятся того, что нас троих заметят было напрасно. Лес, через который мы шли у меня почему то вызывал образы из детства, а именно из детских сказок о Кощее, Бабе Яге… Жутковато было. Где то вдали журчал ручеек. На дереве ухала сова.
Шел я так в своих думах и тут на плечо мне легла чья-то рука.
- Смотри, - Сашка указал куда-то влево от меня.
Я инстинктивно повернул голову куда мне указывал Саня. Я почувствовал, как сердце ушло в пятки. Там, даже не смотря на столь темную ночь было заметно еще более темное пятно, раскачивающееся на дереве под порывами ветра. Дерево сердито поскрипывало при каждом качании этого маятника. Поначалу мне показалось, что то был Леший, который был не рад незваным путникам его леса. Я посмотрел на лицо Сашки, и как мне показалось он понимал больше, чем я. Лица Феди я вообще не разглядел. Но подойдя ближе, я понял, что это было. Парашютист… немецкий диверсант. Федя осветил фонарем человека. Парашютист был совсем молодым человеком, лет восемнадцати с шапкой светлых волос, которые казались почти прозрачными под неправильном освещении фонаря. На его лице застыла гримаса боли и страха и если бы не это то его можно было бы вполне назвать красивым: орлиный нос, тонкие черты лица и тонкие губы. Эх, парень не потанцуешь ты больше с красивыми девушками в своей Германии. Война отняла у тебя это, как собственно и у всех у нас. Разве так он думал умереть? Висящим на дереве в чужой стране, вдали от дома замерзший и околевший от голода?
Луч фонаря спустился ниже и мы увидели вальтер лежащий на земле. Я сел на корточки и осмотрел пистолет. Он был заряжен полной обоймой. Совсем новый, от него все еще пахло заводской смазкой и маслом. Курок вот только не был взведен. Тут я подумал скольких бы этот пистолет сразил русских солдат, для чего и был он создан. И это было страшно… но в руках его держал я, а не немец и мне стало от этого легче.
Сашка в то же время быстрыми движениями ощупал влажную траву под деревом. Он что-то поднял с земли и я увидел, как блеснула сталь ножа. Он провел пальцем по лезвию:
- Заточен грамотно, - прокомментировал он.
И тут передо мною ясно стала вся картина произошедшего с беднягой. В этом районе совсем недавно были произведены артобстрелы нашими зенитками и по видимому самолет был сбит. Этот бедняга успел спрыгнуть с самолета, но не удачно и запутался в своей же оснастке. Нож выпал при падении, а пистолетом он долго не решался воспользоваться, хотя вернее всего его проинструктировали о том, что нужно делать в случаи попадания в плен. Но он до последнего верил во что-то. Иногда бывает полезно верить, но и это его не спасло. И вот он решился застрелиться, но холодные и окостеневшие руки не смогли взвести курок и удержать тяжелый пистолет. Он просто его выронил…
Сашка проворно вскарабкался на дерево и, ловко орудуя ножом, перерезал стропы парашюта. Безжизненное тело рухнуло на землю.
- Может похороним, а то не хорошо как-то, - предложил Федя.
- Пусть его тело звери дикие сожрут, - тихо промолвил Сашка.
Я по-новому взглянул на друга. Раньше я никогда не наблюдал за ним жестокости. Война меняла человека изнутри, выедала, казалось, не оставляя в душе ничего живого. Пусть этот юноша и был враг, но человеком, я считаю, нужно оставаться всегда, не смотря ни на что. Именно поэтому я взял в руки саперную лопатку и вместе с Федей мы выкопали не глубокую могилку. Вдвоем, пока Сашка хмуро стоял в стороне и неодобрительно смотрел на нас. После мы вдвоем перетащили не очень тяжелое тело немца. Закопав его, мы недолго постояли над могилой неизвестного солдата со снятыми пилотками. Краешком глаза я уловил, как губы Феди беззвучно шевелились, произнося молитву.
Покончив с похоронами, мы двинулись дальше. Пройдя еще версты с три, мы вышли к холму, с которого хорошо просматривалась деревня. Приложившись к биноклям, нам удалось разглядеть деревню, изрядно побитую войною: мужчин почти не было видно, жителей всех можно было по пальцам пересчитать, домашнего скота и вовсе не было. Было видно, что деревня умирала. Так мы выполнили задание и вернулись в штаб. Казалось, что на этом все должно было, закончится, но эта история имела продолжение…
…Наступила осень. Холодная, пронизывающая, испытание для всех на стойкость духа. Это было время, когда вся грязь застывала и образовывала новые дороги в непроходимых местах. Тогда я спустя месяц вновь встретился с Сашкой.
В тот вечер меня назначили часовым, и потому я стоял посреди лютой непогоды и безнадежно кутался в плащ палатку. На руках у меня были варежки, которые не особо помогали мне. Пришлось под них намотать еще и какие-то тряпки. Чтобы не замерзнуть я старался как можно больше двигаться и не стоять на одном месте.
- Эй, - тихо раздалось где-то в стороне.
Не долго думая я зубами стянул варежку и стянул с плеча винтовку.
- Кто здесь, - спросил я в пустоту.
- Я, - был мне ответ.
Он приблизился ко мне, и я разглядел его лицо. Это был Сашка. Не сдерживая эмоции, мы крепко обнялись, как и подобает давно не видевшимся друзьям.
- Ты как здесь?
- Да вот сегодня вновь прибыл. Весь месяц в госпитале пролежал. Подстрелили меня.
- Ты же вроде как без вести пропал. Я уж и не чаял…
- Не на того напали, - он осклабился, - я закурю, ты не против?
- Кури, - он вытащил из-за уха сигарету.
- Тебе никогда не приходило в голову, - начал он издалека, - что с нами со всеми будет, когда война закончится?
- Нет, я больше думаю о том, что…
- А ведь все же стоит подумать. У меня же толком то и нет образования. Куда ж меня возьмут? На завод или дворником или сторожем – грязно и трудно. На деньги которые выдают ветеранам не прожить.
- Это ты к чему ведешь, - в моей голове начало зарождаться подозрение.
- К тому, что… хм… в общем вот, - он вытащил из шинели какой-то сверток. Развернув его я увидел в нем… мыло, - это и есть мой хлеб насущный, - увидев, что я невольно начинаю улыбаться он продолжил, - да ты разломи его, разломи.
Я разломил, и то, что я увидел, повергло меня в шок. Там прямо посредине были часы! Настоящие трофейные часы!
- Что это, - воскликнул я.
- Я вырезаю в мыле, которое нам выдают, дыру и в нее вкладываю ценные вещи, которые нахожу в руках фрицев. В мертвых руках…
Я, не раздумывая, вновь схватил винтовку. Тот, кто мне казался моим дорогим товарищем, оказался ниже и подлее самого последнего труса. Он был…
- …мародёр!
- Называй меня, как хочешь, но один хороший человек, там, в тылу, принимает у меня ценные вещи за хорошие деньги. Так что бедняком я не буду! Дыры эти я замазываю водой, чтобы никто не догадался. Почтой высылаю, и никто ни о чем не догадывается. Мыло, как мыло. А внутри от часов до золотых колечек. Когда, что попадается…
- Убирайся отсюда, - вскричал я, насколько можно было вскричать полушепотом, не человеческим голосом, наставив на него винтовку, - уходи, я не собираюсь опускаться до твоего уровня и никому не скажу по старой памяти прежнего Сашки, но если…если я увижу тебя… пеняй на себя.
- Зря… - это было последнее, что я от него услышал. После чего он растворился во тьме, как пар, клубящийся изо рта. После этой встречи я действительно его не встречал в полку. Ни за общим котлом, ни в блиндаже. Казалось, что он действительно пропал навсегда и окончательно. Но…
… В войне наступили перемены. Теперь не немцы прижимали нас, отбрасывая нас вглубь страны, а мы. Произошла смена ролей, и мы из разбойников превратились в казаков. Из жертвы в охотников. И теперь немцы отступали. Одной из проблем были дзоты. Своего рода небольшие каменные твердыни, точки с пулеметным расчетом. Они буквально выкашивали ряды солдат, как градом побивали градом хрупкие, нежные растения.
В тот день нашему дальнейшему продвижению мешал как раз дзот. Пулемет строчил, не замолкая и двинуться дальше было не возможно. Мы увязли надолго. Были, конечно, и смельчаки, которые с гранатами наперевес кидались на пулемет, но гибли, не добираясь до цели. Вот так вот мы и сидели за холмом, отделяющим нас от верной смерти.
Здесь же были сколочены блиндажи и штаб. Другой бы давно уж отступил, но не таким был наш майор Дубин. Приказ есть приказ. Сказано «Ни шагу назад!», значит ни шагу назад!
Из штаба вышел Федя, то есть уже капитан Федор Николаевич. Оглядев солдат, он громко спросил: « Где рядовой Александр Арсеньев? Майор требует его к себе». Я думал, что никто и не подумает отозваться. Неожиданно из солдат поднялся Сашка и со странным выражением лица вошел в штаб. Солдаты стали перешептываться. Да и мне стало как-то не по себе. Не прошло и десяти минут, как Сашка вышел обратно. Я увидел его и обомлел: Сашка, всегда веселый, вышел с бледным, как мольберт художника, лицом и весьма неустойчиво стоял на ногах. Вмиг, как мне показалось, форма, обычно сидевшая на нем как влитая, съежилась и стала ему мешковатой. Лицо, бледно и пустое, но лишь глаза! В них я увидел нечто новое и кажущиеся на фоне всего выше перечисленного странным – благодарность! Он бормотал, что то вроде: «Искуплю, искуплю!», когда я увидел в его руках гранату. Сашка стремглав вскочил на холм, и с криком «Ура!» ринулся на дзот. Укрываясь от пуль за телами не добежавших бойцов, он медленно пробирался к дзоту. Он показался мне вдруг неуязвимым, казалось, пули под его напором просто отскакивали от него. Но тут, когда до дзота оставалось меньше четырех метров, одна из пуль врезалась в грудь Сашке. Он рухнул, как кукла, неожиданно лишившаяся неутомимого кукловода. Казалось, что все потерянно, но Сашка, его рука из последних сил спружинила и граната достигла узкой щели дзота. Тело павшего изрешетила волна пуль. Дзот взорвался и над телами всех погибших бойцов, как знамя взвился черный дым. Все было кончено…
Я отыскал Федора и спросил, чем был вызван поступок Сашки и что ему сказал майор Дубин.
От капитана Федора я узнал, что машина почтовая попала под немецкий обстрел и перевернулась. Среди прочего отыскали мыло с вложенным внутрь золотым кольцом. Из письма, значилось, что была послана посылка от бойца Красной Армии Александра Арсеньева. Майор не стал давать делу огласки и вызвал его к себе в штаб. «Что хочешь, пытки и допросы СМЕРШа и Врага народа, или же смерть героя, выбирай» - так сказал майор Дубин и протянул Сашке гранату.
- Дал парню умереть героем.
- Хороший все же человек наш майор, - ответил Федор.