Любимый мужик царя Алексея Михайловича. 16. Распря

6 июля 1658 года по случаю приезда в Москву грузинского царя Теймураза царь устроил пир, на который патриарха не пригласили. Тот отправил во дворец стряпчего князя Дмитрия Мещерского. Окольничий Богдан Хитрово, отвечавший за прибытие гостей, ткнув Мещерского палкой, дал понять ему, что он здесь лишний. «Напрасно бьешь, Богдан Матвеевич, – крикнул князь, – я патриарший человек и с делом прислан». В ответ Хитрово обругал князя непечатно и хватил его палкой по лбу. Князь пожаловался патриарху, и Никон написал царю резкое письмо, требуя суда за оскорбление своего стряпчего. Царь отвечал: «Сыщу и по времени сам с тобою видеться буду». Однако прошло несколько дней, а Алексей Михайлович не подумал повидаться с Никоном и не произвел следствия об оскорблении Мещерского; очевидно, враждебные действия против «собинного друга» боярство и придворные позволяли себе с ведома царя, решившего, наконец, покончить с теократизмом*.

Напрасно готовил Никон поучение самодержцу, царь не желал более слушать его наставлений и не появился на патриаршей службе ни в праздник Казанской Божьей матери, ни на праздник Ризы господней. Долго гудели большие колокола в ожидании царя и его свиты. Никон был уверен, что благочестие вынудит самодержца преодолеть гордыню, но оказалось, что его освященная саном власть чуть ли не вся была властью царского любимца. После заутрени в Успенский собор прибыл стольник князь Юрий Ромодановский, который объявил:

– Царское Величество на тебя гневен, оттого он не пришел к заутрени и повелел не ждать его к святой литургии.

– За что же царь на меня гневается?

– Ты пренебрег его царским величеством и пишешься Великим государем, а у нас один Великий государь – царь!

– Я называюсь Великим государем не собою, – возразил Никон, – так восхотел и повелел мне его величество. На это у меня и грамоты есть, писанные рукою его.

– Царское величество почтил тебя яко отца и пастыря, и ты этого не уразумел. А ныне царское величество велел тебе сказать: отныне не пишись и не называйся Великим государем; почитать тебя впредь не будет!

Война была объявлена в самой грубой форме. Опальный патриарх понял, что ему одному не под силу бороться за принцип теократизма, и сделал вывод: не дожидаться, пока его с бесчестьем выгонят из патриарших палат, а уйти самому. Решение это Никон сообщил в тот же день своему любимцу дьяку Каликину, который пришел в ужас и, сознавая себя бессильным отговорить владыку, побежал за советом к боярину Зюзину, числящемуся другом Никона. Честный и прямодушный старик Никита Зюзин велел передать патриарху, чтобы он не гневил государя, а то захочется после вернуться назад, да будет поздно. Под впечатлением такого совета Никон задумался: в нем мелькнула соблазнительная мысль помириться с царем; однако Никон знал Алексея Михайловича лучше тех, которые тогда и потом писали о нем как о «тишайшем государе», и знал, что примирение возможно лишь при условии уступки по существу дела. Но отречься от самого себя патриарх не мог и потому начатое было письмо разорвал.

Через пять дней после случая с князем Мещерским патриарх служил в Успенском соборе литургию и, прочитав затем одно из поучений Иоанна Златоуста, сказал: «Ленив я стал, не гожусь быть патриархом, окоростевел от лени, и вы окоростевели от моего неучения. Называли меня еретиком, иконоборцем, что я новые книги завел, камнями хотели меня побить. С этих пор я вам не патриарх...». От такой неожиданной речи в соборе поднялся шум, два митрополита бросились во дворец с донесением, а встревоженные прихожане заперли соборные двери и стали кричать, что не выпустят патриарха без государева указа. Пораженный неожиданностью царь послал в собор князя Алексея Никитича Трубецкого и Родиона Матвеевича Стрешнева, которые едва пробрались через толпу к амвону и спросили:

– Для чего ты патриаршество оставляешь? Кто тебя гонит?

– Я оставляю патриаршество сам собою, – ответил Никон и вручил ему письмо для передачи в руки Алексею Михайловичу.

Некоторое время спустя посланные возвратились обратно из дворца, возвратили письмо и заявили от имени царя, чтобы патриарх не покидал своего места и должности. Никон ответил, что бояре и всякие люди церковному чину обиды творят, а Царское Величество управы не дает и на него гневает, когда он жалуется, и просил передать Алексею Михайловичу свое желание уйти на жительство в келью. Посланцы возразили, что на патриаршем дворе келий много и он может поселиться в любой. Но Никон снял с себя мантию, вышел из собора и, опираясь на поповскую палку, отправился на подворье своего Воскресенского монастыря. Здесь он пробыл двое суток, ожидая, конечно, оформленного решения царя или вызова для личных объяснений; но придворные употребили все усилия, чтобы «упрямый старик» не мог видеться с царем, сконфуженным решительным шагом противника. Не дождавшись ничего, Никон уехал в любимый Воскресенский монастырь в плетеной «киевской» повозке. Вслед за Никоном в монастырь явился тот же князь Трубецкой, который узрел его в грубом рубище и железных веригах, умерщвляющего плоть воздержанием, постом, молитвой и трудами, и потребовал: «Подай Великому Государю, Государыне-царице и их детям свое благословение, благослови того, кому Бог изволит быть на твоем месте патриархом, а пока патриарха нет, благослови ведать церковью крутицкому митрополиту Питириму». Никон дал на все свое согласие и бил челом о скорейшем избрании ему преемника, чтобы церковь не вдовствовала, и, отрекаясь от патриаршества, просил только в управление основанные им монастыри Воскресенский, Иверский и Крестный.

Алексей Михайлович, довольный тем, что, как ему казалось, развязался с умным и энергичным противником, бывшим недавно его лучшим другом и заместителем по управлению государством, согласился оставить за Никоном Воскресенский, Иверский и Крестный монастыри со всеми приписными владениями, в которых работало более шести тысяч крестьян. Чтобы доходов хватало на возведение храма в Новом Иерусалиме, царь отказался взимать с них налоги и оброки. Спустя некоторое время в Воскресенский монастырь прибыл князь Юрий Алексеевич Долгоруков с поклоном от царя, причем рассказал Никону, что все бояре злобствуют на него, а расположены к нему только сам царь да он, князь Юрий. Все это Никон знал и раньше.

Оставив патриаршие дела, Никон энергично принялся достраивать монастырь. Он деятельно возводил каменные постройки в своем Новом Иерусалиме, копал возле монастыря пруды, разводил рыбу, строил мельницы, устраивал сады, расчищал леса и везде показывал пример братии и наемным рабочим, трудясь наравне со всеми. Алексей Михайлович не раз жаловал ему щедрую милостыню на украшение обители и на прокормление нищих; кроме того, в знак особого внимания в большие праздники и в свои семейные торжества посылал Никону лакомства, а сам принимал монастырский хлеб и овощи. Наступила весна 1659 года, а царь все еще не давал своего согласия на избрание нового патриарха, надеясь, что такая цельная натура, как Никон, может пойти на компромисс и согласится вернуться на патриарший престол, отказавшись от прав Великого Государя.

Блюститель патриаршего престола, крутицкий митрополит Питирим, считая себя облеченным всеми привилегиями патриарха, торжественно совершил обряд шествия на осле в день Вербного воскресенья и перестал поминать имя Никона на эктениях. Никон послал из Нового Иерусалима письмо Алексею Михайловичу; в котором осудил действия Питирима и писал: «Если это совершилось по твоей воле, Государь, Бог Тебя прости, только вперед воздержись брать на себя то, что не в твоей власти». Царь послал дворянина Елизарова и дьяка Иванова объяснить, что обряд шествия издавна совершался в России митрополитами; Никон возразил, что это делалось по неведению. Те, чувствуя свое бессилие в богословском споре, грубо оборвали пререкания и без стеснений заметили, что не никоново дело вмешиваться в то, что не подлежит уже его ведению, раз он от патриаршества отрекся. Патриарх заметил на это резонно, что хотя и отрекся, но патриаршее звание сохраняет и не оставляет попечения об истине.

Замечая неправильности в церковных делах, он начал возвышать голос против возвращения к порядкам патриарха Иосифа. Митрополит Питирим, несколько епископов и все враждебно настроенные бояре стали утверждать, что строптивый чернец посягает на самодержавные права государя. На этот раз Алексей Михайлович поддался наветам бояр и согласился поступить круто. Поняв, что Никона не переделать, что уступить ему – значит признать его старшим Великим Государем, то есть превратить Россию в теократическое государство с патриархом во главе, а самому занять роль первого министра, царь решился удалить непреклонного старика подальше от Москвы.

Никон с братией в Воскресенском Новоиерусалимском монастыре.
_____________________

*Теократизм – власть церкви.