63. Якобинец. Глава 52. Норбер и Луиза 8 лет спустя

Поздним вечером через три дня гражданин Куаньяр появился на пороге особняка герцогини д Аркур…Но вместо ужина в столовой в этот раз они сразу поднялись в комнату наверх.
Некоторое время оба молчали, Луиза подняла на него влажные глаза.

Слабая улыбка осветила его усталое лицо:
- Если позволишь, сейчас я подведу итог этой восьмилетней истории…

Молодая женщина снова побледнела. Что он еще придумал? Если он сейчас уйдет, то уже навсегда!
- «Je vous aime plus que jamais et je tacherai de faire tout ce qui est en mon pouvoir pour votre bonheur» (фр. «Я вас люблю больше, чем когда-либо, и постараюсь сделать для вашего счастья всё, что в моей власти»).

Из кармана сюртука Норбер достал маленькую бархатную коробочку тёмно-вишнёвого цвета:
- Открой…

Увидев кольцо, Луиза от неожиданности расплакалась, но это были слёзы счастья…

- Назначай сама день свадьбы,.. если не передумала назваться мадам Куаньяр!
- О, чем скорее это случится, тем лучше! Мы слишком долго этого ждали!

- Всё так, но извини, с моей стороны есть условие, что обвенчаемся мы тихо и спокойно, пышного и официального торжества также не будет, не обижайся и попытайся понять, я не в том положении, чтобы привлекать к себе общее внимание. Кого мы можем пригласить, родственников? С моей стороны родственников нет, ни отца, ни матери, ни брата, ни сестры. О вашем любезном дяде я скромно умолчу…мы не скоро сможем прямо взглянуть друг другу в глаза, но всё же, ради тебя я заставлю себя примириться с ним, обещаю, что не стану ворошить прошлое… Можем ли мы позвать своих друзей? И здесь трудность.

Наш круг общения диаметрально противоположен, согласятся ли общаться за одним столом какой-нибудь виконт или маркиза, ненавидящие республиканцев, как бешеных собак, возможно даже сидевшие в тюрьме до Термидора и бывшие депутаты Конвента, агенты Общественной Безопасности, члены Якобинского Клуба?

Ты сама хорошо представляешь себе такую очаровательную компанию за одним столом?

Честное слово, не знаю, что из этого выйдет, но ради твоего удовольствия, один раз.. я готов сесть с ними за один стол.. мои близкие друзья придут без сомнения, Лоран и еще несколько человек, если у тебя тоже есть такие друзья, в которых ты уверена и которых сразу не оттолкнет от твоего дома наш брак…Со своей стороны обещаю, что сумею держать себя в руках...Но.. ты их предупредила, кто я или это станет сюрпризом? Было бы неприятно, если гости начнут разворачиваться обратно с порога, подумай...

Досада и озабоченность, отразившаяся в тонких чертах Луизы, показала ясно, об этом она совсем не подумала.

- Ладно, не расстраивайся раньше времени, лучше покажи мне свой список гостей…

Норбер развернул сложенный вчетверо листок и слабо улыбнулся:
- Ты для меня, что-ли, специально, прописала имена с титулами или привычка?

- Не придирайся, страшная гидра Революции…Тебе даже не понять, каких усилий стоило мне уговорить многих из них...только один легко согласился сразу...

- Итак, с кем мне придется сесть за один стол, а список то короток... видимо другие отказались, нашли даже временное сближение совершенно неприемлемым? Но это даже к лучшему... мне ровно ничего не говорят их имена, граф де Сен-Клер, виконт де Марси и граф де Турнэ с женами... ни о чем... барон де Розели... Розели?! Нет, конечно же, совпадение... За моих товарищей, думаю, тебе краснеть не придется, Лапьер, когда того хочет, умеет держаться не хуже дворянина, другие трое также вполне адекватные и вежливые люди....», - вдруг он на минуту замолчал и отвернулся к окну, - за этим столом я так хотел бы увидеть Пьера и Филиппа...

Луиза подошла к нему и прижалась головой к его плечу:
- Мне их тоже жаль, честно, Норбер. Но ничего и никого нельзя вернуть...

Норбер уже успел взять себя в руки.
- И еще один важный момент, милая. Взаимная терпимость цивилизованных людей ради исключительной ситуации это максимум. Встречаться постоянно и поддерживать товарищеские отношения мы не станем... Выслушай меня до конца, не торопись возмущаться.

Я не зверь, возможно, сами по себе лично они совсем неплохие люди, но кое-кто может использовать факты таких встреч, как доказательство того, что республиканцы и роялисты составляют общий заговор против корсиканца... что даст новый повод для продолжения репрессий...

- Ну почему мы не можем просто жить, как все другие люди... почему одни трудности и опасности!

В этой комнате не было более якобинца и молодой аристократки, не было различия партий и сословий, идей и принципов, ничего больше не было, что имело бы значение, наедине остались мужчина и женщина.

Она страстно целовала его сухие горячие губы, шептала бессвязные нежности, обнимая и прижимаясь всем телом. Он облизывал ее набухшие соски, влажные ладони скользили по гладкому стройному телу Наконец рука мужчины уверенно скользнула вниз… С нарастающим возбуждением наблюдал Норбер ее изгибающееся в приливе страсти тело, полураскрытые влажные губы…

Долго и мучительно подавляемая страсть вырвалась наружу. Ритм толчков становился всё более бешеным и резким, тишину ночи разорвал мелодичный вздох женщины, смешавшийся со стоном удовлетворенной страсти мужчины…

Через час, не желая, чтобы в комнату заходила горничная, Луиза сама спустилась за фруктами и вином.

Когда она вернулась, то увидела картину, показавшуюся молодой женщине забавной и даже трогательной. Обнаженное тело вытянулось на алом пушистом ковре, на полу близко от камина, рука бессильно откинута, длинные чёрные волосы свешивались прямо на лицо…

«Какой он милый, не понимаю, как кто-то может его ненавидеть и желать ему смерти…»

Не решаясь разбудить, она, не задумываясь, прилегла рядом и стала наблюдать за спящим. Но что за медальон у него на шее?

Луиза осторожно гладила исхудавшее нервное тело, он часто глубоко вздыхал, вздрагивал, потом и вовсе начал проявлять беспокойство, стонать и метаться.

Его мучают кошмары? Что же он пережил за всё это время? Его безжалостно преследовали, угрожали смертью, мучили? Если даже во сне ему нет покоя!


О Боже! .. как неприятно и страшно подумать об этом…Может он вспоминает о тех, кто был арестован и казнен при его непосредственном участии в 93…в 94 году? Но нет, едва ли, он верит, что иначе было нельзя…

Выражение лица спящего сначала счастливое и спокойное, сделалось мрачным и жёстким.

Нет, он же мучается, надо будить! Луиза осторожно потрясла Норбера за плечи. Он застонал, тело напряглось, и резко повернув голову, пробормотал в полусне:
- Что?! Кто-то стучал? Задержи их, я успею скрыться…

Её сердце сжалось от жалости и нежности.
- Милый, тебе плохо?

Норбер открыл глаза, и жёсткий остановившийся взгляд сразу изменился, чёрные глаза потеплели и заискрились любовью, выражение лица смягчилось. Мягким движением он привлёк молодую женщину к себе, она крепко обняла его, прижалась, обхватив за шею, и спрятала лицо у него на груди.

- Мне уже лучше, любимая. Наверное, я не привык чувствовать себя счастливым, а сейчас… сейчас.. я счастлив!

Норбер замолчал и стал целовать её густые золотистые волосы, полузакрытые глаза, влажные губы:
- Ты всегда хотела, чтобы мы остались наедине, и политика не вставала между нами, такой момент настал, я весь в твоем распоряжении…

- О, тогда думаю, целых три дня мы не будем вылезать из постели!
- А может не вставать с этого ковра? Здесь тоже очень удобно…
- Тебя не мешало, бы немного откормить, ты слишком худой,одни кости, насколько я помню, ты всё время забываешь про ужин!, - и нежно касаясь его щеки, продолжала, - тебя здесь искать не станут, ведь я всё же аристократка, да ещё сидевшая в тюрьме в годы Террора… Кто в здравом уме поверит, что я стану укрывать революционера, якобинца, - и тут же спохватившись, приложила руки к губам, - Боже, как я бестактна, прости, малыш, я совсем не хотела обидеть тебя…

Норбер беззаботно улыбаясь, лишь слабо отмахнулся. На неё невозможно обижаться всерьёз… Но тут же нахмурился, она и не подозревает, как обманывает себя. Клерваль, сволочная ищейка, движимая давней личной ненавистью уже давно вычислил их. Он стал крайне опасен, угрожая Луизе мерзавец был совершенно серьезен, чтобы раздавить его волю, он не остановится перед любой подлостью и жестокостью к беззащитной неповинной женщине..

- Норбер, мне очень любопытен этот медальон…, - она взяла его в руку.

Он понял, Луиза надеялась на приятный романтический сюрприз, думая, что это эмаль с её портретом, ему стало неловко.

Это скорее символ веры, Норбер и при жизни Робеспьера не склонен был относиться к нему чрезмерно критически, а после смерти он и вовсе стал почти святым человеком в его глазах. «Мученик Революции»…

- Извини, это не то, что ты подумала. На этой эмали человек, священная память о котором поддерживала меня все эти годы, не давала покончить с собой после Термидора, спиться, опустить руки и впасть в бездействие, помогла справиться с болью и пустотой, когда ты ушла.. Он был лучше всех нас…

- Но тогда это должно быть…, - выражение её тонкого лица слегка изменилось, она не закончила фразы, - неужели ты всё еще хранишь это?..

- Д», - тон Норбера невольно стал резче, он хотел пресечь любые сколь- нибудь враждебные замечания в адрес Робеспьера, - я буду хранить это, пока жив.

Бессознательно он прижал руку к груди, закрывая медальон, словно защищаясь.

Но она уже знала, что этой темы лучше не касаться, если не можешь разделить его отношения к Робеспьеру. Куаньяр сам решил изменить тему:
- Кого ты еще прятала в этом доме, кроме Метжа и Лапьера? Наши люди очень нуждаются в поддержке, и я рад, что ты не безразлична к их судьбе. И всё же, будь крайне осторожна, бонапартистские ищейки из сюртэ, хоть и отменные мерзавцы, но отнюдь не дураки и должен тебя предупредить, они уже знают о нас, а я скажу это нашим людям, они не смогут более прятаться здесь. А я.. я вроде как остепенился и собираюсь жениться, пусть ищейки знают и об этом, может на время я стану им чуть менее интересен? Так кто еще скрывался здесь?…

-Кого я запомнила? Ригоме Базен, славный молодой человек, с мягкими манерами, и не подумаешь, что якобинец… о, извини, любимый, вырвалось второй раз, только не обижайся, я обязательно привыкну, что теперь у нас есть общие интересы, Менесье, Жюмийяр. Пойми, я никогда не стану республиканкой, тем более якобинского образца, но теперь нас хорошо сможет объединить неприязнь к императору-самозванцу… Ах вот, еще здесь скрывался некий Лано, тоже из твоих товарищей по партии...

- О, милейший Лано! Который в в далеком уже 94-м сказал: «Кто не якобинец, - Норбер прервал себя ради пояснения, - он имел в виду членство в клубе, - тот еще не вполне добродетелен!» Так он в Париже! Я уже думал, что он убит,… как убиты многие другие добрые патриоты после Термидора, как убиты почти все мои друзья, ты уже знаешь, как страшно погибли Пьер и Филипп …

- Мне очень жаль, Норбер..милый.. любые слова сочувствия здесь бессильны…вы были дружны почти с детства…я не знаю, Норбер, удастся ли мне, но я хочу.. честное слово, я хочу понять тебя.. понять вас.. если ты правильно меня понял.. Когда-нибудь, мы выберем время и ты расскажешь мне о всех событиях этих лет так, как ты сам понимаешь их.. А я… я буду слушать, думать и задавать вопросы, если что-то непонятно.. Если мне это по силам, постараюсь максимально приподняться над предубеждениями своего воспитания и своего класса.. если я смогу принять…не сердцем, нет,… хотя бы умом вашу правду…

- «Я рад, что ты сама заговорила об этом. Мне следовало позаботиться об этом еще 8 лет назад. Я постараюсь изложить всё искренне, честно, чётко.. Не уклонюсь даже от самых неприятных и сложных моментов.. Tout comprendre с, est tout pardonner? (фр. «кто всё поймёт, тот всё простит?»). Кто знает, так ли это. Не знаю. Но..


Норбер приподнялся на локте и нежно убрал со лба Луизы вьющуюся прядь ароматных волос:
- "В моей жизни было так много страданий, горя и крови и так ничтожно мало поводов для радости и счастья… поэтому...не сейчас, пожалуйста, не надо об этом сейчас… Сейчас есть только мы...и ничего вокруг... Je t ,aime.."