45. Террор и Добродетель

Энергичным движением Данжу соскочил с седла, бросив поводья поспешившему навстречу охраннику-санкюлоту, огляделся по сторонам.

Мрачное здание поздне-средневековой постройки, между грязных серых плит внутреннего двора просачивалась жизнелюбивая ярко-зеленая молодая травка.

Чем-то слегка напоминает уменьшенную копию Консъержери, подумалось вдруг Данжу.

Он поднял глаза к небу, вдоль горизонта разливалась тревожная алая заря, окрашивая сукровицей пушистые облака... не менее яркая, чем вчерашний кровавый закат. О чем предупреждает Небо?

Нет, Шарль мрачно усмехнулся и встряхнул головой, не годится революционеру быть суеверным. Но против воли думается всякое... почему нет известий из Парижа, почему молчат Бабёф и Буонарроти?

Санкюлот-охранник провел его по длинному сумрачному коридору, освещенному лишь факелами, до самого кабинета начальника.

Начальник тюрьмы гражданин Лекок поднялся из-за стола и любезно приветствовал парижского представителя.

Шарль хорошо понимал причину этой подчеркнутой вежливости, почти угодливости местных чиновников, здешние "умеренные" республиканцы, два года назад бурно радовавшиеся событиям Термидора и казни Неподкупного, терроризировавшие местных якобинцев, теперь боялись возрождения влияния робеспьеристов.

Весьма удивило присутствие в кабинете общественного обвинителя гражданина Анри Энжубо и Жерома Дельбёфа - председателя местного Якобинского клуба, оживлению активности этого общества они с Лапьером немало содействовали.

Но это были свои люди, "патриоты 93 года", а теперь и люди Тайной Директории, вместе с ним и Лапьером ждавшие сигнала из Парижа...

Данжу снял шляпу с трехцветным плюмажем и держал ее в левой руке, пригладил волосы, связанные в хвост.

Он стоял перед начальником тюрьмы властно вскинув голову и скрестив на груди руки, смерив чиновника холодным внимательным взглядом:

- Я имею намерения осмотреть ваши "владения", гражданин Лекок... а заодно нанести некоторым заключенным роялистам последний в их земной жизни визит... граждане Энжубо и Дельбёф будут сопровождать меня...

- Как вам будет угодно, Андре вас проводит, гражданин Данжу... - кивнул начальник тюрьмы в сторону молодого охранника.

Тёмные коридоры Шато-Нёф были длинными и узкими, пляшущее пламя факелов отбрасывало таинственные и уродливые тени, казалось, будто призраки угрожали живым, непрошенно вторгшимся в их владения.

В эти суровые дни подавления мятежа старые стены замка Шато-Нёф можно было назвать убежищем смерти, вечерами во внутреннем дворе происходили расстрелы осужденных трибуналом офицеров-роялистов.

На центральной площади Лаваля установили гильотину... Она ожидала штатских роялистов и шуанов.

Андре открывал перед парижскими комиссарами двери камер, Дельбёф нёс роковой список, в котором по требованию Данжу после ряда вопросов, задаваемых заключенным, делал какие-то пометки. От одной камеры переходили к другой.

За спиной Данжу с удивленным видом переглядывались Энжубо и Дельбёф:

- К чему он затеял этот обход, когда и так ясно, все они роялисты, враги Республики, все обречены... - Энжубо замолчал и выразительно ударил большим пальцем по шее.

- Не связывайся с парижским делегатом... пусть делает, что считает нужным... - также шепотом отвечал Дельбёф.

В первых пяти камерах их встречали бешено шипящие сквозь зубы проклятия шуаны в дикарских куртках из козьих шкур и замкнувшиеся в надменно-непримиримом молчании офицеры-аристократы.

Никому из них Данжу не сказал ни слова, только сделал жест Дельбёфу, который молча делал пометки в роковых списках.

- По-моему, это чистейший формализм...мог бы не тратить ни своё, ни наше время... - устало и недовольно шептал Энжубо в сторону Дельбёфа.

Впереди них шел молодой санкюлот с факелом в руке и связкой ключей на поясе, шаги гулко раздавались в пустынном мраке длинного коридора.

Шестая камера, кажется, по составу заключенных, мало чем отличалась от предыдущих. Но внимательный взгляд Шарля как-то невольно зацепился за двоих из пяти.

Недалеко от входа, на узкой кровати, заправленной тонким шерстяным одеялом, подтянув колени к подбородку сидел молодой человек лет двадцати шести, устремив неподвижный взгляд в серую стену, в никуда, погруженный в свои мрачные мысли.

Рядом, на стуле, в напряженной позе сидела молодая девушка в вишневом платье, на вид девятнадцати-двадцати лет, тонкое миловидное личико было болезненно бледным, большие выразительные глаза покраснели. По плечам разметались локоны каштаново-рыжеватых волос.

Когда тяжелая дверь резким толчком открылась и на пороге появились люди в черном с трехцветными шарфами революционных чиновников и привычно-жёстким выражением лица, ярко-синие глаза девушки расширились от ужаса.

Молодой человек, сидевший рядом демонстративно безразлично отвернулся в сторону зарешеченного окна.

Сидевший у стены на корточках шуан, сплюнул себе под ноги и довольно громко пробурчал:

- Утро неподходящее время для появления нечисти...

Мужчина средних лет с тонкими аристократическими чертами лица, в светлом мундире офицера-роялиста встал при их появлении и наблюдал молча, сузив светлые волчьи глаза и скрестив на груди руки. И вдруг, рывком он подался вперед, в сторону Данжу:

- Так это тебя так трогательно защищал этот изменик Розели и его приятель д,Альбарэ?! - роялиста прорвало ненавистью - знал бы, что ты революционный комиссар...ничье заступничество не спасло бы тебя... подвесить бы за ребра на крюк и нарисовать на твоей якобинской шкуре охотничьим ножом "закат над Луарой"... "неподкупные" вы наши... "друзья народа"... я бы сумел заставить тебя не только говорить... но и кричать... умирал бы ты долго...

Смуглое лицо Данжу побледнело от гнева, но усилием воли он взял себя в руки, в его глазах эти роялисты уже мертвы, слова вырвались сквозь зубы глухим рычанием:

- Всё это очень интересные размышления, уже завтра вы поделитесь ими с членами трибунала, думаю, они оценят вашу откровенность по достоинству...

Вооруженные охранники-санкюлоты оттеснили агрессивного роялиста в дальний угол камеры.

- Что он такой? - вполголоса обратился Данжу к Дельбёфу.

- Маркиз д,Ансени...шуан, состоял в отряде убитого д,Эспаньяка...

Всё это время за ними, внешне невозмутимо наблюдал молодой человек, который принял строгую, сдержанную позу и замер. Молодая девушка рядом с ним вскочила со стула и прижалась спиной к стене.

Комиссар Данжу подошел к ним совсем близко, заложив пальцы обеих рук за трехцветный пояс-шарф:

- Назовите свое имя. Роялисты, шуаны? Если нет, то при каких обстоятельствах вы арестованы? Это ваш последний шанс восстановить справедливость и сохранить жизнь...

Молодой человек поднялся, резко развернув плечи, с минуту изучал стоящего перед ним республиканца, пригладил волосы, а затем снизошел до ответа:

- Этьен Луи Огюст де Бетанкур. Что касается политических убеждения...роялист, да. Сторонник конституции 91 года, как дурак радовался реформам...пока бешеная толпа санкюлотов не взяла штурмом королевский дворец... Шуан ли я? Нет, не состоял в их рядах... Вы услышали достаточно, чтобы решить мою участь, ГРАЖДАНИН?

Данжу не успел ответить, как молодая девушка буквально вцепилась в его рукав, ее наполненные слезами глаза напрасно искали хоть тень сопереживания в его холодном взгляде и неподвижных чертах:

- Гражданин... выслушайте...не пренебрегайте этой отчаянной мольбой о жизни...

Угол губ Бетанкура нервно дернулся, он повернулся к девушке:

- Катрин, не унижайтесь напрасно перед этими...- ругательство он всё-же из осторожности сумел сдержать.

Неожиданно Шарль взял ее за руки, на губах выдавилась усталая улыбка, холодная неподвижная маска оказалась живым человеческим лицом:

- Могу я узнать, кто вы и почему вы здесь?

- Я Катрин Беатрис Эме де Романэ... - он сильнейшего нервного напряжения девушка запиналась - Этьен мой жених... Мы ехали в Майенн, в гости к моей подруге мадам де Сильванди...

Шарль чуть удивленно поднял брови, Сильванди... где он уже слышал эту фамилию. Вот же черт, Сильванди это же фамилия сестры доктора Розели по мужу... Он выразительно вздохнул и поднял глаза к потолку.

Бетанкур и его невеста опасливо наблюдали за ним. Чего доброго ожидать от этоих парижских якобинцев? Слухи гласили, что перед ними "бесчувственные жестокие фанатики", числившиеся пару лет назад среди преданных Робеспьеру людей...

Данжу обернулся к ожидающему указаний Дельбёфу:

- Не вздумай пометить их имена. Гражданин Энжубо, доложите начальнику тюрьмы, чтобы их определили в отдельную камеру до разбирательства и моих дальнейших распоряжений...

Между тем обход тюрьмы продолжался.

- А это местный поп, отец Фуке... - небрежным жестом указал охранник Андре, снял фригийский колпак и утер им влажный лоб, в сторону республиканцев медленно повернул голову пожилой человек в сутане, на вид лет шестидесяти пяти - кажется, ничего интересного, всё с ним ясно, враг нации, идем дальше?

Данжу метнул на охранника колючий холодный взгляд и резко бросил через плечо:

- Это мне Республика доверила разбираться, кто здесь враг нации, а кто нет... - с этими словами он подошел совсем близко к пожилому священнику.

- Давно вы служите в этом приходе? В чем обвиняетесь? В укрывательстве шуанов? Вы признаёте то, в чем вас обвиняют? - прозвучало официально и жёстко.

Отец Фуке поднял на республиканца серые близорукие глаза, отвечал он спокойно и мягко, ни страха, ни ненависти не слышалось в его голосе:

- Я местный, родился в этих краях, в должности четыре года. Я не сторонник политического террора... ни революционного, ни контрреволюционного. По мере сил помогал вдовам и сиротам, никому не отказывал в христианском погребении.

Граждане, я готов предстать перед вашим трибуналом и принять свою судьбу... - он протянул вперед руки, словно ожидая, что его должны связать.

Данжу слегка нахмурился и сделал отстраняющий жест:

- Садитесь и отвечайте по существу...гражданин Фуке...

- Хорошо...Укрывал ли я сторонников короля? Я помогал... не тем, вооруженным и кровожадным, а людям, нуждающимся в милосердии и помощи, терроризируемым, лишившимся дома и состояния, раненым... Я обращаюсь к вам, гражданин Энжубо... гражданин Дельбёф...

Только сейчас Шарль обратил внимание, что его спутники чувствуют какую-то явную неловкость, лицо Энжубо покрылось красными пятнами, Дельбёф старается не встречаться взглядом с Фуке. Что такое?

- Гражданин комиссар... - после минутного колебания обратился к Шарлю Энжубо - мы... с гражданином Дельбёфом... подверди мои слова, Жером... заявляем, что обязаны жизнью гражданину Фуке... Когда в первые недели и месяцы после Термидора наше патриотическое общество закрыли, многие здешние якобинцы были арестованы... казнены, просто убиты... отец Фуке нашел для нас укрытие...и не только для нас...

Слегка приподняв брови и сложив руки на груди выслушал Данжу их неожиданные признания, но не прерывал.

Энжубо подошел ближе к отцу Фуке:

- Я помню... что стал рассказывать вам о жестокостях термидорианской реакции, накипело до боли. А вы ответили мне вопросом: "А как поступали ВЫ САМИ? Сказали, что насилие порождает насилие, что МЫ вручили власть варварам, вроде Фуше, Карье или Фрерона и теперь несем за это заслуженное наказание...

Мне было тяжело, непонятно и больно всё это слышать... Я спросил, если вы ненавидите НАС, зачем вы МЕНЯ спасли? Спасли, чтобы унижать, морально убивать, заставляя ЭТО выслушивать? Так сообщите обо мне... и меня уберут...

Взгляд серых глаз отца Фуке был серьезным и чуть грустным:

- А я что ответил вам, если помните наш давний разговор так хорошо? Что я уважаю вас лично, что во мне нет к вам ненависти... нет во мне ненависти и к другим... честным людям вашей партии...но я хотел бы убить ложь, которая овладела вашим сердцем...

Вы,Энжубо, помню, возмутились: "Как, Республика, демократия и Права Человека это ложь?!" Нет, ответил я, ложь это ваша идея, что Цель оправдывает Средства...

Что касается народа который, как вы верите, большинством "за вас"... под "народом" вы обычно имеете в виду санкюлотов, членов всяких клубов и обществ. Но они не составляют большинство простого люда.

Для вас народ, это городские низа, рабочие, ремесленники... но сельских жителей, крестьян и их подлинных нужд вы не знаете. Не понимаете вы и тех, кого крестите "аполитичными обывателями".

И они не понимают вас...не все, но большинство...

От этих мыслей и слов я не отказываюсь и сейчас, два года спустя... И еще раз о главном... я готов принять свою судьбу, граждане...

Данжу опомнился и решил резко прервать странную беседу:

- Отец Фуке, мы здесь не ради абстрактно-философских бесед! Что с вами, граждане?!

Неожиданно Энжубо и Дельбёф переглянулись, на что-то решившись:

- Гражданин, мы сознаем, какой огромной властью наделил вас Париж и всё-таки... не ставьте пометки напротив этого имени, если нужно, мы соберем подписи в его защиту...

Данжу устало отмахнулся и вышел из камеры. Думалось о главном... последний визит был самым трудным и самым важным, он готовился к этой встрече, но так и не был уверен, что к ней готов. Де Жюссак...