06. Ягода кулацкого дерева. Вторая неудача Веры

Лечилась и восстанавливалась Вера долго. Ведь, как-никак, отрезано пол ступни. Коля не бросил её. Наоборот, в свободное от смены время бегал в больницу, когда лежала, ходил домой, когда выписалась. Теперь она сидит в приемной директора и ждёт «приговор». А он – рядом, как моральная поддержка.

Директор, как всегда, потёр ладонью лысину и сказал:

-Вообще, девочка, ситуация сложная. Я, как человек, сочувствую тебе. Но закон о труде не даёт мне права восстановить тебя на прежнее место. В справке ведь указано, что у тебя сейчас «ограниченная пригодность».

Вера разволновалась, побежали мысли. Это что теперь, мол, получается: я – инвалид, и меня могут не допустить к работе?

Подавленно спросила:

-А что мне теперь делать?

Директор, конечно, человек добрый, но - лицо официальное.

-Будем подыскивать другую работу.

Мелькнуло: «Хоть не увольняют!»

-А что вы можете предложить?

-Работы у нас много, но пока, кроме «табакотруса», я тебе, девочка, ничего не могу предложить. Сама понимаешь…

Мысль: «Господи, до чего дошла!»

-А что это, – спросила с иронией: - «сажетрус»? Или как там?

-Табакотрус. Это, где работают бабушки и дедушки. Помнишь, на спуске в клети стоит человек и у каждого выворачивает карманы: нет ли у него махорки, спичек, зажигалок? Это и есть табакотрус. Проверять надо всех, без исключения. Я буду идти, и меня – тоже. Труси, так сказать. Хорошо будешь трусить, снизишь количество взрывов, пожаров в шахте, премию будешь получать. А плохо, значит…

А что в её положении оставалось делать? Она теперь – инвалид. Притом, пожизненно. Пол ступни не купишь и не пришьешь. Так, что, Вера, соглашайся. Что же, согласилась. Коля поддержал. Вышла в смену и «трусит». Работа, конечно, не пыльная, не тяжелая, но и не так уж радостная, скорее, унизительная. Мимо проходят знакомые, в том числе и те из них, кто когда-то вместо привычного «здрасте» добавлял её имя, отчество. А теперь шушукаются и «вознаграждают» дешёвыми комплиментами. И подумала в первый день работы: «Господи, хотя бы всё это выдержать?». А тут вдруг смена Коли, и он идёт в потоке. Да так старательно выворачивает карманы, будто насмехается. Ей даже стало неловко. А он, чудак, наклонился к уху и прошептал:

-Дождись меня после смены.

Эти слова её очень поддержали. «Вот уж друг! – подумала. – Настоящий друг! Неужели я ему и калекой нужна?» Но вечером убедилась. Да, она ему нужна, в любом состоянии! В тот вечер он ей сказал:

-Что бы с тобой не случилось, Вера, я всегда - с тобой. Я умею быть преданным. Вчера вот написал домой письмецо. Просил родительского благословения. Я ведь серьезно с тобой, не шутки шучу. Если всё будет хорошо, к осени сосватаю…

Шел 1930 год. Вера с Колей так и работали на разных объектах. Но встречались то дома, то на шахте: занятия, зарплата, получение продуктов. В один из дней они стояли в очереди за сливочным маслом. Долго «болтали», шутили. Кое-кто из шахтеров оглядывался или украдкой бросал понимающий взгляд. «Молодые! Счастливые!». Получили, как и все, по бруску темно-желтого сельского масла, от которого, при виде, аж слюнки катятся, и тут же, в сторонке, остановились. У него в сумке был хлеб, а в кармане – складной нож. Отрезали маслица, намазали на куски хлеба и с аппетитом съели. Вкусно! Вера даже вспомнила, как дома, на хуторе, крутила ручку маслобойки. Потом он провёл ее домой, постояли, попрощались и расстались.

А к полуночи она, к сожалению, поняла, что не такое масло кушала на хуторе. Делают по такому рецепту, а кушают – не такое. Это, видимо, залежалое. Стала бегать в туалет. Вздулся живот. Поднялась температура. Дальше не хватало сил держаться, и Петр Николаевич с Ванькой отвезли в больницу. Там, как только осмотрели, так и сказали – брюшной тиф.

Доктор уточнил:

-Из шахты?

Кивнула согласно.

-Шахтерами уже все палаты забиты. И часть морга…

Веру уложили на носилки и понесли в палату. Коридор длинный: одна сторона занята палатами, а другая – окнами с видом на город. Лежит на спине, лицо повёрнуто к окнам. Взад-вперед мечутся люди в белых халатах. Она их еле различает. В глазах всё сливается воедино. Вот несут больного навстречу. Открыла глаза и увидела - Колю. Лицо у него было мертвецки бледным, глаза закрыты, носик заострен. Заволновалась. Что такое? Проводила глазами и спросила сестричку:

-Куда его?

Та ответила:

-Этого? В морг! Куда ещё!

Когда легла в постель, болезнь всё прогрессировала. Стояла высокая и устойчивая температура, были адские головные боли, позывы на понос. Врачи старались вывести из такого состояния, но решительно наступал бред, галлюцинации. В один из дней подумала: «Ну, всё. Сил моих больше нет». Перекрестилась. Прочитала молитву. И притихла. Когда подошёл доктор, пульс был очень слабым, а к вечеру - не прощупывался. Её, как и Колю, отнесли в морг…

Всё, что было дальше, она знает лишь из рассказов. Вечером, якобы, работники морга закрыли на замок помещение и ушли. А утром, когда открыли, чтоб занести «новых умерших», увидели не совсем обычную картину. На столе, совершенно нагая, сидит женщина (как оказалось – Вера) и стучит от холода зубами. Спас от смерти, наверное, Господь Бог. Лечили её ещё около года. Где брала мужество, чтоб перенести такие тяготы, не знает и сама. Только когда приехал Ванька, чтоб забрать, она была тощая и слабая. Сил не хватало дышать. А тут ещё разговор затеяли не по её силам.

Он сказал, своеобразно улыбаясь:

-Ну, что, поедем опять в барак?

Она удивилась:

-А почему не к Петру Николаевичу?

Улыбка повторилась:

-Прости, Верочка, я тебе не сказал. Петр Николаевич давно уже в Сибири. Приехали, описали дом, землю, живность, повозки, а его увезли. Раскулачили, как «классово чуждый элемент».

Это выражение она слышала на политзанятиях. Но там ведь и другое говорили: что раскулачивают лишь тех, кто эксплуатировал крестьян. А Петр Николаевич этим не занимался. Тогда почему его раскулачили? Но Вера в тот день больше ничего не спрашивала, потому, что не было сил.

А позже, окрепнув, спросила:

-Ванька, Петр Николаевич говорил, что тяжелым трудом наживал богатство. Я и сейчас помню его слова: «День работаешь, ночью на кулаке переспишь и опять утром на работу». Так ведь? А ты, случаем, не задумывался, что и наших родителей могут точно так же раскулачить и сослать? Может, напишем, поинтересуемся, как там у них? А вдруг помощь нужна? Ты ведь больше разбираешься.

Опять - улыбка:

-Верочка! Это дело государственное. Нам туда, как говорит мой опыт, лучше не соваться. Иначе сгорим все одним пламенем.

Но её это не убедило.

И она поехала домой.

(продолжение следует)