05. Якобинец. Глава 5. Штурм Тюильри

Шумная кричащая толпа заполняла улицы, более всего было в ней бедно одетых людей, вооруженных ружьями и саблями, это парижане из рабочих кварталов Сент-Антуан и Сен-Марсо и смуглые как ирокезы энергичные южане из Прованса, федераты. Можно заметить, что двигались люди весьма организованно, совсем не стихийно.

Стройными рядами шли длинноволосые мускулистые парни в красных колпаках, вооруженные саблями, пистолеты за поясом, с пиками наперевес , многие были вооружены ножами, привязанными к длинным палкам.

Красавцы! На губах Куаньяра против воли возникла добродушная горделивая усмешка.

Санкюлотов с интересом разглядывают девицы, некоторые женщины даже присоединяются к колонне, идут рядом со своими женихами, мужьями и братьями…
Таким народ вы еще не видели, господа? Тряситесь, хозяева жизни, ваш час настал!

Марш задавал выразительный, энергичный и мрачный ритм «Ca ira»…

«Ah! Ca ira, ca ira, Ca ira!
«Аристократов на фонарь!
Их перевешать всех пора.
Мир деспотизма, умирай!
Не нужно нам дворян с попами
И Равенства наступит рай!

…
А вот финансист, заплывший жирком
Что нас обирает тайком.
Ах, будет так! Будет так! Будет так!
Мы разгоним свору мятежных вояк
Мы аллилуйю поём, что ни шаг
А на врага пусть находит столбняк
Ах, будет так! Будет так! Будет так!
Будем веселиться, Марго и Жак!
Нос если высунет аристократ
В рожу ему рассмеётся наш брат…»


«Са ира» тут же сменила «Карманьола»:
«Я – санкюлот!
Горжусь тем я, назло любимцам короля!»
«Мадам Вето могла грозить
Всех нас в Париже перебить,
Но дело сорвалось у ней –
Всё из-за наших пушкарей.
Отпляшем карманьолу! Славьте гром!
…

Мосье Вето мог обещать
Отчизне верность соблюдать
Нарушено - то слово им,
И мы пощады не дадим!»

Случайные прохожие по ходу движения колонны вливались в их ряды, кто сознательно, кто просто был увлечен толпой, но численность их увеличивалась.

Но в некоторых солидных особняках виднелись мрачные и испуганные лица, хозяева демонстративно закрывали ставни!

Неприязненно надувшийся, щёгольски одетый юнец лет 20, опасливо и хмуро наблюдал за колонной и вдруг закричал в голос:
- Долой якобинцев, проклятых убийц!

От колонны отделился высокий мужчина в красном колпаке и карманьолке, и парень заработал сильный удар кулаком по макушке сверху вниз, и во весь рост растянулся на тротуаре. Научись отвечать за свои слова, «золотая молодежь»!

На королевский дворец, оцепленный швейцарскими гвардейцами, шли как на Бастилию в 1789-м! Са ира!

Подготовка восстания 10 августа.

В 11 ночи 9 августа секция Кенз-Вэн выдвинула предложение, чтобы каждая секция Парижа выделила по три делегата с целью принятия срочных мер по спасению государства и 28 секций ответили согласием, так образовалась новая повстанческая Коммуна. Карра и Шометт отправились в казармы марсельских федератов, Сантерр поднимал санкюлотов предместья Сент-Антуан, а Александр предместье Сен-Марсо.

С 12 ночи до 3 часов утра старая легальная и новая повстанческая Коммуна работали одновременно: новая организовывала нападение на Тюильри, а старая вызвала командующего обороной Тюильри в Ратушу, расстраивала оборону дворца.

Прокурором новой Коммуны был назначен Пьер Гаспар Шометт, заместителем Жак-Рене Эбер.

Только к семи утра фарс двоевластия был наконец прекращен, члены новой повстанческой Коммуны в краткой форме сообщили прежним коллегам, что они освобождены от своих обязанностей, при этом при исполнении они оставили мэра Петьона, прокурора Манюэля и его заместителя Дантона, а уже через час началось наступление на Тюильри.

В отличие от Бастилии дворец Тюильри, был очень хорошо охраняем, и руководители восстания, кажется, должны были трижды подумать, прежде чем бросать своих необученных и недисциплинированных добровольцев на штурм.

Гарнизон защитников дворца был опытным и профессиональным, 950 ветеранов швейцарской гвардии, 930 жандармов, 2000 национальных гвардейцев и 200-300 кавалеров ордена Святого Людовика и прочих роялистов, защитников монархии, 5000 человек был достаточно для обороны дворца, хотя сейчас известно, что им не хватало боеприпасов. Сторонники короля вполне могли быть уверены в успехе.

Редерер, прокурор Парижа, убедившись, что нападение неизбежно уговорил Людовика Шестнадцатого «с целью предотвратить массовое кровопролитие» оставить дворец и отдаться под защиту депутатов Собрания, несмотря на возмущение Марии-Антуанетты, видевшей в депутатах своих врагов и считавшей, что нужно защищаться до конца.

Есть информация, что Редерер убеждал короля покинуть Тюильри под сильнейшим давлением Дантона.

Набат, не переставая, гудел всю ночь...

Маркиз де Манда де Грансей, командующий войсками, собранными для защиты Тюильри, также по настоянию Редерера, прокурора Парижа, подчинился приказу Коммуны явиться в Ратушу. Он ничего не знал, о новой сформированной за несколько часов повстанческой Коммуне, явился туда без сопровождения и был арестован, а вскоре и убит.
Редерер, впоследствии утверждал, что это также было сделано по распоряжению Дантона, который и не думал отказываться от своей роли в этих событиях.

С момента ухода королевской семьи, повод удерживать дворец, казалось бы, исчез. Но это именно казалось...

Когда примерно в семь утра авангард повстанцев был замечен в задней части дворца, там не было никого, кто бы отдавал приказы. С криком: «Да здравствует нация!» жандармы покидали свои посты. Они отказывались стрелять в парижан, которых называли своими братьями.

На правом берегу Сены батальоны Сент-Антуанского предместья, на левом Сен-Марсельского, плюс южане федераты, везде санкюлоты продвигаются уверенно и спокойно, как на параде.

Штурм дворца начался в 8 утра. По приказу короля швейцарцы отошли вглубь помещений. Между тем марсельцы начинают брататься с артиллеристами и без боя достигают вестибюля дворца и уже поднимаются по парадной лестнице...

Обе стороны некоторое время напряженно наблюдают друг за другом... парижане призывают последних защитников дворца сложить оружие, тут то и началось сражение, никто теперь не скажет, с чьей стороны прогремел первый выстрел.

Швейцарцы, стреляя сверху, быстро очистили от санкюлотов вестибюль и двор. Они теперь уже не защищаются, а атакуют, но наиболее отважные из парижан уже подожгли прилегающие к дворцу строения.

В этот момент подходят батальоны Сантерра из Сент-Антуанского предместья под командованием генерала Вестермана, и санкюлоты оттесняют швейцарцев назад во дворец.

Тут сопротивление делается совершенно отчаянным, большую лестницу отстаивают упорно, ступени забрызганы кровью, но натиск повстанцев стал таким бешеным, что через некоторое время сопротивление становится бессмысленным...впрочем, и швейцарцы, и кавалеры Святого Людовика ожесточенно стояли насмерть..
.

Среди санкюлотов Сент-Антуана находился и Куаньяр с товарищами, они был в первых рядах тех, кто с оружием в руках проник на территорию королевского дворца. Вокруг шумела и кричала вооруженная толпа, какофония криков торжества или ужаса, гнева или боли, грохот выстрелов…

Швейцарцы стали особенно ненавистны парижанам, те были уверены, что они первыми стали стрелять в народ, при этом инсургенты получали ужасные раны, защитники дворца стреляли сплющенным свинцом, осколками битого стекла и гвоздями.. В дело вступили пушки, нанося большие потери атакующим...

От ударов прикладов и пик, дворцовые ворота рухнули. Санкюлоты рассеялись по дворцу, вступив в жестокую схватку с его защитниками..

По улицам, отходящим от дворца, в ужасе, с проклятиями, метались, пытаясь скрыться, особенно ненавистные парижанам швейцарцы, пока их не сваливала пуля или сабельные удары!

Что ж, господа «голубой крови», "судный день" настал…

Филипп де Бланшланд, бывший губернатор Сен-Доминго сидел в кресле мёртвый, жестокий к белым простолюдинам не меньше, чем к чернокожим рабам, он не дожидаясь расправы восставших, застрелился.

Рядом с креслом стоял начальник полиции, его пистолет был разряжен, он успел произвести выстрел в толпу и теперь держал руку на эфесе шпаги, рядом с ним, трусовато прижимаясь к подоконнику, стоял богато одетый молодой человек, его сын.

И вдруг приятный сюрприз... Какая удача! Маркиз де Белланже! Да это Судьба! Он узнал Норбера и мерил его стеклянным от ненависти взглядом, рука выдернула из кобуры пистолет…На секунды обе стороны словно оцепенели.. Чья реакция окажется лучше?

Холодно улыбаясь, Куаньяр неуловимым змеиным броском вскинул руку и не без удовольствия спустил курок. Белланже пошатнулся и упал на ковер.

Стоявший рядом юноша в красном колпаке с ожесточением вонзил пику в грудь молодого франта, светло-бежевый фрак окрасился кровью…

Секундная тишина сменилась диким криком. В помещение ворвались люди…

В горячке боя никогда не провести грань между необходимой самозащитой и неоправданной жестокостью… С остервенением нанося и отбивая сабельные удары, Норбер почувствовал сильнейшее возбуждение и ярость.

Победа будет за нами. Убивай или убьют тебя. Дикая первобытная энергия била через край, мысль работала достаточно ясно, но вот всякие чувства, кроме холодного управляемого бешенства куда-то испарились.

Вот его товарищ в таком же состоянии, занёс лезвие сабли над головой богато одетой дамы, на коленях, она в ужасе цепляется за полы его куртки, но что это... снова никаких эмоций! Он смутно сознавал, что всё это ненормально, но всё равно ничего не чувствовал и не стал удерживать руку товарища…

«Индеец на тропе войны» или просто «вождь краснокожих», так, в шутку прозвали Куаньяра патриоты из Марселя…

Дрался жестоко, вместе с другими патриотами преследовал последних защитников Тюильри.

Встретив взгляд остановившихся в холодном бешенстве зрачков, при виде сабли в его руке, с лезвия которой капала кровь, не одна аристократка нервно вжималась в стену, не одна упала в обморок...

Сад Тюильри... Куаньяр с группой товарищей преследовал отступающих роялистов и швейцарцев, вслед за которыми от них бежали, как могли, подобрав пышные юбки две дамы, которые быстро отстали от «своих».

Дамы с ужасом наблюдали бегущих к ним двоих вооруженных санкюлотов. Норбер резко оттолкнул возбужденного боем Жюсома в сторону, и указал ему вперед:
- «Наши враги там!»

Воспользовавшись секундной заминкой, одна из девушек снова бросилась бежать и скрылась из виду. Куаньяр медленно направился в сторону второй.

А она вдруг заплакала, упала на колени, пыталась хвататься руками за его руку, за сапоги, за окровавленное лезвие сабли, так, что пришлось оттолкнуть ее, затем закрыла лицо руками и только тихо шептала:
- Не убивайте меня!

Через минуту она снова подняла голову и увидела, что санкюлот всё еще стоит перед ней, но его правая рука с саблей медленно опустилась. Он нервно облизывал сухие губы, и, сузив тёмные глаза, разглядывал ее. Они встретились взглядом.

- Ты кто?, - его голос показался ей низким и резковатым. Зачем это сказал, какое ему до этого дело, он и сам не знал.

- Валентина де Сейан, - прошелестела девушка бледными губами, не сводя с него расширенных глаз.

- «Подойди ко мне, Валентина де Сейан, ближе... еще ближе», - он поманил ее к себе. Девушка не сводила с него глаз, словно под гипнозом.

Медленно он протянул к ней руку, провёл рукой по волосам, по щеке и вдруг приподняв голову за подбородок, поцеловал в губы, затем еще и еще раз. Она не сопротивлялась, стояла неподвижно, только нервно вздрагивала.

Вдруг, словно опомнившись, тряхнул головой, с усилием подавляя волной поднимавшееся возбуждение.
- Уходи. Убирайся.

Куаньяр сделал отстраняющий жест рукой, приказывая полуживой от ужаса, не верящей в свое спасение даме убираться прочь.

Нет, бестолковые тепличные розы, чтобы там не было, их он ни убивать, ни насиловать не станет, но мужчинам-роялистам, швейцарцам пощады не будет.

Что ж, теперь ваша очередь умолять, трепетать и бояться, господа…

Майяр постоянно напоминал о сдержанности, монотонно выкрикивая время от времени:
- Граждане! Не позорьте Революцию.. не пытайтесь ничего унести.. и оставьте в покое женщин!

Последнее увещевание было не случайно, среди придворных дам также было несколько убитых и даже несколько изнасилованных возбужденными победой санкюлотами прямо в королевских апартаментах.

Видимо, он тоже ничего не имел против тех, кто убивал мужчин – аристократов и швейцарцев и выбрасывал в окна дворцовую мебель, лишь бы не мародерствовали и не насиловали…

Покидая дворец, бросил на ступени иззубренный обломок сабли. Что за внезапный взрыв кровожадности? Не в состоянии объяснить, Норбер впоследствии постарается не вспоминать об этом…

Сзади послышались тихие осторожные шаги. Норбер рывком нагнулся, и, подобрав саблю убитого швейцарца, резко обернулся. Напуганная молодая дама застыла на месте, вскинув руки к лицу. Чертыхнувшись, Норбер разжал руку и бросил саблю.

- Что вам нужно? Почему вы идете за мной? Я же ясно вам сказал, уходите, убирайтесь, не трону.
- Я их боюсь..., - одними губами прошелестела она, но Норбер ее услышал, - они бешеные, они всех убивают...

- А меня вы не боитесь? Я такой же санкюлот, я один из них... я тоже убивал аристократов...

- Вы добрый человек... вы отпустили меня... Помогите мне выбраться отсюда..я почти не знаю Париж... я приехала из Марселя с дядей, но... он убит.. Куда мне идти....есть дальние родственники, знаю их адрес....но как примут они меня?...

- Чокнутая аистократка, разве я похож на службу спасения?! - от неловкости, против воли физиономия Норбера приняла злое выражение, - да чёрт с тобой, иди за мной и тебя никто не тронет...

- Зачем... зачем, вы хотите выглядеть хуже, чем есть на самом деле? - девушка осторожно коснулась его руки, - я скажу вам адрес моих родственников... но умоляю, проводите меня подальше отсюда...

- Держись рядом со мной, будешь жива...

Спокойно, с гордо поднятой головой возвращался он домой. Он думал вслух, с сомнением качая длинноволосой головой:

- Свобода! Республика! Отлично! Но вот вопрос, для кого? Для народа или для банкиров с фабрикантами? Не зря у Робеспьера столько поводов для колебаний и худших опасений. Без сомнения, у интриганов Бриссо, как всегда, свои планы. А Капет, хорош «отец народа», отдал себя и свою семейку под защиту Национального Собрания, а своих защитников бросил подыхать в Тюильри! И они умирали за это ничтожество?! Что скажешь, "принцесса?» , - слова зло выплевывались сквозь зубы.

Девушка бросала на него нервные взгляды, но молчала и старалась не отставать.

На углу ресторана «У Монтесумы» Куаньяр был остановлен толпой взбешенных людей, они гнали перед собой молодого человека в богатой, но разорванной одежде, несомненный дворянин.

Окровавленный, лишившись последних сил, он упал прямо у его ног и бессознательно, в отчаянии уцепился за его сапоги. Подняв голову, он простонал:
-Ради Бога, спасите меня, спрячьте!

Они встретились взглядом и сразу узнали друг друга, молодой человек совершенно побледнел, в особенности увидев кровавые пятна на одежде инсургента, а Куаньяр жёстко рассмеялся:
- Так это вы, месье де Ласи! Что, придворная должность вдруг стала невыгодной?

- Умоляю вас, гражданин Куаньяр, вы порядочный человек…спасите меня, требуйте от меня чего хотите, любую сумму, если она не превышает моих возможностей, я боюсь этих варваров с пиками,…я слишком молод, чтобы умереть…

- Вот как! Теперь «гражданин», а еще недавно, в Санлисе, вспомните, как вы крестили меня? «Вожак паршивой черни» или «наглый плебей, которому нужен кнут и ошейник! Ненавижу вас всех...племя выродков с голубой кровью», - Куаньяр с презрением ударил де Ласи, стоящего перед ним на коленях, сапогом в грудь, - трусливый пёс!

Тот покорно сжался, сел на бордюр и замер.

А топот приближался. Крики ненависти раздавались совсем близко. Их окружили люди с обнаженными саблями и пиками.

- А-а... чертова аристократка! – рычание в адрес спутницы Куаньяра. Девушка сжалась в комок от ужаса и почти прижималась к нему.

- Она со мной!, - Норбер сделал резкий отстраняющий жест, - отведу ее... куда следует...

Де Ласи снова приподнялся на колени, прижался лбом к бедру Куаньяра, и прерывисто дыша, горячо и часто-часто, как безумный, шептал одно и то же:
- Месье… гражданин… Пощадите, сжальтесь...

В толпе Куаньяра узнали и уважительно зашептались, красный колпак с кокардой, трехцветный национальный шарф, они знали, это он член Парижской Коммуны, участник штурма дворца, именно он стрелял в ненавистного бедноте жестокого маркиза Белланже.

Норбер спокойно поднял руку:
- Братья! Я прошу у вас немного, оставьте мне этого человека, у меня с ним личные счеты!

- Ваше право, гражданин! Но у вас нет оружия, я дам вам саблю, вы сами выпустите кишки любимчику австриячки!, - раздался резкий голос из толпы.

- У меня есть это, - улыбаясь, Куаньяр достал из под плаща пистолет, - и если вы непротив, граждане, я уведу его и разберусь с ублюдком сам! Ну же, поднимайся, пособник тирана, твой час настал!, - он грубо схватил де Ласи за воротник.

Толпа, одобрительно загудев, расступилась и пропустила их.

- Куда вы меня ведёте?, - голос де Ласи от ужаса срывался, - неужели вы убьёте меня? Я не Белланже.. я лично не причинил вам никакого зла!

- Заткнись и не скули, что же случилось с твоим надутым дворянским «превосходством» ? Оно преклонилось перед пикой санкюлота? Впрочем, ты всегда был труслив, как шакал… Что они тебе обещали? Воткнуть череп на пику или украсить тобой один из фонарей?, - в тоне Куаньяра не было ненависти, - я отведу тебя на безопасное расстояние от Тюильри, а дальше.. выбирай себе фонарь по вкусу в любом другом месте и без моего участия, - Куаньяр не выпускал из руки его воротник, хотя смертельно напуганный и весьма избитый де Ласи не думал вырываться.

Присутствие рядом Куаньяра гарантировало его от расправы санкюлотов…

Норбер уже выпустил воротник де Ласи, когда вдруг вспомнил о том немаловажном, что беспокоило уже давно:
- Постой! Разве ты не был в особняке Белланже, когда насиловали Жаклин Арман.. дочь вдовы Арман, посудомойки? Сможешь поклясться своей хваленой дворянской честью, что не участвовал в этих барских забавах?

Де Ласи позеленел как незрелая оливка, глаза округлились от ужаса, он вскинул руки, словно защищаясь, и забормотал:
- Я её не.. нет.. нет!

И вдруг резко сорвавшись с места, бросился бежать. Куаньяр зло сплюнул себе под ноги, так верить ли этому трусу или он сейчас упустил одного из титулованных насильников?!

Обернулся на свою бледную спутницу, не сводившую с него широко раскрытых синих глаз.

- Так куда тебя вести, "принцесса"? В первый раз у тебя в кавалерах санкюлот?,- в тоне звучала скорее насмешка, но не злоба.

Резко махнул рукой мрачному лохматому кучеру:
- Гражданин, не подбросите в Сен-Жермен? Мы возвращаемся из Тюильри...

Кучер медленно перевел взгляд с Куаньяра на его спутницу, это была очень странная пара, вооруженный саблей мужчина в красном колпаке санкюлота, в узких, потертых брюках и в старом сюртуке, обутый в стоптанные низкие сапоги и молодая дама, а в том, что девушка именно дама, сомневаться не приходилось.

Усмехнулся, сплюнул на землю и спросил угрюмо:
- Что там?

- Всё кончено... для аристократов, езжай уже, брат...

У дверей особняка Куаньяр остановился.
- Ну, вот и всё, прощай, принцесса. Необычный способ знакомства, верно? Что опять не так?

Мадемуазель де Сейан осторожно коснулась его руки:

- Я никогда не смогу забыть, того, что вы сделали для меня...Может, будет лучше, если мы зайдем вместе... чтобы они видели вас?

- Не совсем уверена, что они будут очень рады тебя видеть?... Ага, а увидев рядом вооруженного типа в красном колпаке, конечно же, растают от счастья? Нет уж, черта дикого, забудь об этом, принцесса..., - он резко выдернул руку, но заметив, безнадежность и слезы, предательски блеснувшие в синих глазах, - если они выставят тебя за дверь... хотя лично я в это не верю, запоминай мой адрес, улица Сен-Жак, дом 24, третий подъезд, живу я в мансарде, под самой крышей, спросишь гражданина Куаньяра, меня там хорошо знают. Удачи тебе, "принцесса».

Вечер 10 августа. В опустевший Тюильрийский дворец, с городских окраин стекались бледные заплаканные женщины, жены, дочери, сёстры инсургентов искали тела своих близких... В Сент-Антуан и Сен-Марсо уходили скорбные телеги с трупами погибших санкюлотов.