03. Террор и Добродетель

Апрель 1794 года.

Альбер одиноко сидел за столиком кафе «Режанс» на набережной Сены, в задумчивости уронив голову на руки. Поэтому он невольно вздрогнул, когда его окликнул знакомый голос:

- Привет и братство, гражданин Мерсье! – через секунду тон стал обычным, дружеским, неофициальным: - Привет, Альбер, тебе плохо, что-ли?! О чем тяжко задумался, что-то случилось?

Вскинув голову, увидел перед собой подтянутого мужчину средних лет с темными курчавыми волосами в черном фраке с приколотой на груди обязательной национальной кокардой.

- Доминик, рад тебе! Присаживайся...- порывисто протянул через столик руку.

- Примите заказ, пару бутылок рейнского, вот этот салат, пожалуйста, и мясо жареное на углях... – подозвал жестом служащего кафе, с которым истинный республиканец должен обращаться достойно и вежливо, не так, как господа с прислугой при старом режиме.

Доминик Жюстен Луи Бланки был депутатом Конвента, а в 1793 году и комиссаром Конвента в одном из охваченных мятежом западных департаментов страны.

Жёстко досталось от гражданина Бланки роялистам... но, как говорится, «ненависть врага – лучшее украшение патриота»...

Через друга Альбер постепенно за 1792 год сблизился с братьями Анжельбер, а через них с Огюстеном Робеспьером и стал одним из узкого круга якобинцев, посещавших вечера в доме Мориса Дюплэ на улице Сент-Онорэ.

Уроженец северного городка Камбре, Альбер приехал в Париж осенью 1792 года и сразу оказался в числе сторонников Робеспьера, был предельно убежден в его идейной правоте, но, к этому примешивалась еще какая-то личная симпатия и внутренняя привязанность. И всё же...

Альбера внутренне потрясли события этой весны, заставили глубоко задуматься, и это притом, что внешне, он уверенно поддержал действия революционного правительства.

Есть две точки зрения на то, что произошло. Первый, банальнейшая борьба за власть. Революционное правительство Французской Республики устранило опасных конкурентов и справа и слева одновременно, в лице Дантона и Эбера.

Есть и другой взгляд. Если посмотреть под другим углом, с другой стороны теперь робеспьеристы оказались в замкнутом кольце скрытой, но нарастающей, как снежный ком внутренней враждебности рядовых, мало проявивших себя сторонников Эбера и Дантона в Конвенте и в обществе в целом.

Разумеется, единство якобинского блока было подорвано еще с осени 1793-го, но теперь, вчерашние товарищи, революционеры и республиканцы окончательно разделились на «мы» и «они»...

Бедный люд, санкюлоты Парижа в основном были сторонниками Эбера, республиканцы из крупных собственников в основном сторонники Дантона... робеспьеристы опасно выделились и обособились... при этих мыслях Альбер становился всё задумчивее и мрачнее...

Но есть и другой взгляд на ситуацию, как быть с фактами...зачем к Эберу дважды подсылали герцогиню Рошуар, агента роялистского заговорщика барона де Батц, ведь он весь позеленел, когда ему это обвинение предъявили, но не стал опровергать сам факт, лишь сказал, что факт имел место, но он отказался ее выслушать.

Заговор гвоздики лета 1793-го... там тоже действовал именно барон де Батц, имел целью выкрасть Марию-Антуанетту и дофина с сестрой из Тампля... заговор сорвался благодаря бдительности сапожника Симона... тогда охраной Тампля распоряжался именно Эбер...

Именно он выдвинул на процессе австриячки дикость о ее извращенной любви к малолетнему сыну...но, возможно, он рассчитывал вовсе не унизить, а приподнять ее, вызвав возмущение присутствовавших в зале суда женщин, жалость и желание оправдать ее?!

Робеспьера ведь тогда не зря возмутило это неожиданное выступление Эбера с диким обвинением: «Этот болван сам обеспечит ей триумф!» Но «болван» ли он или провокатор?

Эбер сам немало навредил себе, угрожая революционному правительству поднять санкюлотов секций и организовать членам Комитета то, что они вместе дружно учинили с жирондистами год назад... Расклад сил был таков, что слова Эбера не выглядели пустым бахвальством, санкюлоты любили "папашу Дюшена"...

При этом его непоколебимая репутация революционера-радикала, Эбера считали его наследником дела Марата...активный участник штурма Тюильри...

Дантон... в 1793-м его называли «якобинцем среди жирондистов, но жирондистом среди якобинцев»... Республиканец? Да... но не он ли в кулуарах сказал сыну Филиппа Эгалите: «У вас есть серьезные шансы стать королем» и это уже при Республике...

За что он получал деньги от английского банкира Бойда в прошлом году? А связь, переписка с английским агентом Уильямом Майлзом, не прекращавшаяся весь 93 год?

Ответа на эти важнейшие вопросы они так и не получили, одни патетические заявления о своих прежних заслугах...и то же угрозы в адрес Комитета. Чего бы стоило и Робеспьеру и Комитету в целом победа Дантона и его фракции? Это на словах они "пушистые" и "снисходительные"... Так-то...

И все же... Талантливый человек, яркий участник знаковых событий революции...как и Эбер...

Но что сказал Робеспьер?

- «Это слуги одного хозяина. Судите о них не по различию их речей, а по сходству результатов»...

Но в этом есть свой смысл. Они непозволительно нападали на Революционное правительство и слева и справа одновременно, раскачивание общей лодки было только на пользу Лондону, Вене, Берлину и внутренним врагам – роялистам. Разве истинный республиканец может это не понимать?

- Помнишь очень ценную идею с учреждением комитета Справедливости, который занимался бы пересмотром заведомо абсурдных дел и спасением от трибунала и казни невиновных?

- Учредить который предлагали «снисходительные» еще в декабре прошлого года?

- Да, Доминик. Но... мало кто знает, аналогичный проект имелся и у Робеспьера. Разница была только в том, что он предлагал контроль оставить за революционным правительством, но это возмутило членов Комитета Общественной Безопасности, ведь фактически всё, что связано с судопроизводством, арестами – их «епархия».

Каждая сторона поставила жирный крест на проектах другой и ценный декрет так и не родился...

Проглотив, не дегустируя, залпом бокал вина, Альбер поднял тяжелый взгляд на Доминика:

- Скажи честно, ты думаешь...что и левый радикал Эбер и правый... умеренный...Дантон каждый со своей стороны готовили анти-правительственный заговор?

Доминик ответил уклончиво:

- Кто из нас человек Общественной Безопасности и кто должен знать больше?

Альбер некоторое время молчал.

- По-человечески, меня во всем этот покоробила участь Демулена, его молодой жены, жены Эбера и... Эро де Сешеля...

- Ну, Демулен, сам первым повернулся спиной к Максимильену и показал зубы, озвучивая через «Старого кордельера» идеи Дантона... жена...этого и мне не понять... а что тебе до Эро, Альбер?

- Видишь-ли, против него выдвинули непомерно тяжелое обвинение, утечка секретной информации с заседаний правительственного Комитета.

Кто и почему решил, что следует подозревать именно его? Участник Революции с ее первых лет, один из авторов нашей конституции 93 года... почему?! Аристократ?

Но разве Филипп Буонарроти, уважаемый якобинец и патриот не из итальянских аристократов родом? И разве Максимильен об этом не знает? Или депутат Конвента Сан-Совер, приятель покойного Марата в прошлом не аристократ из свиты графа д,Артуа маркиз Буше де Сан-Совер? И это не тайна... И что?

Смутно и неопределенно Эро не любили многие члены Комитета. Альбер вспоминал его аристократические манеры, особо элегантную манеру одеваться и держать себя, тонкие черты лица.

Тогда он, сын третьего сословия, тоже чувствовал в себе маленький червячок недоверия к этому «бывшему», искренность и честность Эро смущали еще сильнее.

Как же так, что этому аристократу делать среди них... не презирает ли он их втайне, не использует ли в своих целях...

Почему прицепились к связи с Адель де Бельгард? Неприязнь инстинктивно ищет, за что бы еще зацепиться.

Последили бы лучше за многими другими депутатами Конвента, кого они посещают на досуге... взять хотя бы младшего брата Робеспьера... и это при всем уважении к Огюстену.

Единственно, о чем подумалось Альберу, де Сешель и в любовницы выбрал женщину своего класса... похоже, действительно, эти люди, как отдельное племя посреди нации, наверное, буржуазка для него слишком «низко» для серьезных отношений?

Откинувшись на спинку стула, Альбер продолжал:

- Я предлагал всего лишь изолировать, «закрыть» Эро на некоторое время и проверить, будет ли продолжаться утечка информации. Но все почему-то были непоколебимо уверены в его виновности...и жестокий несправедливый приговор был подписан большинством голосов.

Альбер замолчал и вяло поковырял вилкой салат. Его предположение оказалось верным, после казни Эро де Сешеля утечка информации продолжалась... Он умер невиновным...Но создан опасный прецедент: на эшафот отправили одного из членов революционного правительства

Саднящее чувство стыда и сожаления не оставляло Мерсье, хотя он лично не имел никакого отношения к участи Демулена и Эро.