01. Террор и Добродетель

Январь 1794 года. Париж. Тюрьма Ла-Форс.

Девушка, скрючившаяся от сильного холода сидела на корточках у стены, медленно приоткрыла глаза.

С силой потерла потерявшие чувствительность пальцы. Сколько часов она уже здесь сидит и будет ли этому конец?! Закричать, позвать на помощь... или так и умереть здесь?! ОНИ на всё способны... эти варвары...

Кровавый рубиново-красный закат грозил усилением мороза... Снежинки бились в истерическом пьяном танце и залетали в промерзшее помещение через разбитое в самом верху оконное стекло, забранное с внешней стороны решеткой...

Не эмигрировали они вовремя... Отец и брат Мари служили офицерами Католической Армии Вандеи, мама... мама умерла рано, Мари не очень четко помнила ее.

Светлый образ матери чаще всего являлся ей во сне, как Золушке являлась фея, воплощение абсолютного добра, защиты и уверенности в завтрашнем дне...

Жила она с тетей, заменившей ей рано умершую мать, под чужими документами и фамилией прожили относительно спокойно весь 93 год... но в ночь на 1 января за ними пришли санкюлоты из секции Пик, на территории которой они проживали под видом тихого буржуазного семейства...

Аристократка... графиня де Жюссак? Добро пожаловать в гостеприимные стены Ла-Форс... Еще раз подышала на руки и потерла их, пытаясь восстановить чувствительность. А потом... грубые домогательства и угрозы гражданина Меневаля... и вот она здесь...

Из-за двери послышались приглушенные голоса:

- Мы всё же нашли её... Главное, жива... Но почему она здесь, Антуан?!

- Могу только догадываться, гражданин Мерсье, приказал Меневаль... я тоже решил, что это уже слишком... «бывшие» или нет, но они тоже люди... и доложил вам... тем более, вы и сами просили найти ее...

-Открывай немедленно...

Тяжелая дверь, наконец, натужно, с трудом открылась.

На пороге показались двое мужчин, молодой санкюлот двадцати трех - двадцати четырех лет в рабочей коричневой куртке – карманьолке и длинных брюках, заправленных в старые стоптанные сапоги с гремящей связкой ключей в руке и строго официально одетый республиканец несколькими годами постарше.

Оглядев помещение, молодой человек в трехцветном шарфе нахмурился и невольно выругался:

- Твою мать! Какая скотина могла определить ее сюда и на каком основании!

Его взгляду предстало мертвяще унылое, как каменный мешок, узкое помещение, ни стульев, ни постели, нет даже матраса на полу. Голые и серые каменные плиты.

Морозным воздухом обдало прямо с порога. Он поднял глаза вверх.

Зарешеченное продолговатое окошко под самым потолком не имело стекла... на дворе январь...

Девушка сжалась в комок, поджав колени к подбородку, кутаясь в длинные пышные юбки, и совершенно побелела от холода. Верхней теплой одежды на ней не было...

С секунду гражданин Мерсье молча, разглядывал ее. На вид года двадцать три. Иссиня-бледная, оцепеневшая от холода, с нежными точеными чертами лица и огромными синими глазами, в которых сменяли друг друга надежда и страх. Пышные светло-русые волосы разметались по плечам.

- Мари Анн Флоранс де Жюссак? Как вы оказались здесь? Кто приказал?! Почему?! – сквозь холод официального тона искрами прорывалось наружу возмущение ситуацией и гнев – и тут же с запозданием счел нужным представиться – Альбер Доминик Мари Жозеф Мерсье... Комитет Общественной Безопасности...

Парень в красном колпаке подал девушке руку и озабоченно сверкнул темными глазами:


- Гражданин Мерсье, ей трудно даже говорить от холода, перемерзла она. Поднимайтесь... Вставай... принцесса... не бойся меня... Тебя ждет теплое помещение и ужин...

.... ..... ....

Шаги гулко раздавались в полумраке длинного и холодного слабо освещенного коридора. Старшего из спутников мадемуазель де Жюссак охранники санкюлоты почтительно приветствовали, младшему делали дружеские знаки, приглашали выпить.

Антуан отпер дверь и сделал чуть насмешливый приглашающий жест.

Взгляду мадемуазель де Жюссак предстала комната, ничем не напоминающая тюремную камеру.

В углу стоял самый обычный диван, он невольно порадовал Мари, в сравнении с грязным тюремным матрасом, брошенным прямо на пол... рядом накрытый стол.

Желанное, дарящее жизнь тепло исходило от мирно потрескивающего золотисто-солнечными искрами камина...

Только черные решетки на окне, досадно выглядывающие из-за песочно-розовых штор напоминали, что это всё-же тюрьма...

.... ... ...
Мари села в кресло рядом с камином и протянула тонкие руки к огню, некоторое время молчала, мелко вздрагивая, впитавшийся в каждую клеточку тела холод никак не хотел выходить изнутри.

- Ешь, «принцесса» - вывел её из задумчивости голос Антуана – я сегодня сам решил попробовать, чем тут кормят... чуть не стошнило... баланда... гадость...

Мари беспомощно и жадно окинула взглядом стол. Инстинкт самосохранения боролся с чувством собственного достоинства.

Овощной салат, курица с рисом... Прикрыла глаза. Нет... Бесплатный сыр бывает только в мышеловке... Она в ней уже побывала... Меневаль...

Подняла глаза на санкюлота.

- У меня нет денег, чтобы за это заплатить. Извините...гражданин...Нет...

Юноша на секунду снял патриотический красный колпак и пригладил длинные темные волосы:
- А кто говорил о деньгах? Просто ешьте, располагайтесь, отдыхайте...и ничего не бойтесь.

А гражданин Мерсье разберется, кто с вами так обошелся и почему... Будет проще, если вы всё расскажете ему сами... Если я буду нужен, зовите гражданина Буайе...

.... .... ....
Только сейчас Мари рассмотрела гражданина Мерсье более внимательно.
Черные до плеч волосы, правильные, чуть резкие черты лица, темные глаза на смуглом лице с высокими скулами. Как женщине, ей было бы легче, если бы этот республиканец выглядел отвратительно...

На секунды он замер на пороге и сел рядом, напротив неё. Снял шляпу, украшенную трехцветными перьями.

- Как вы себя чувствуете... гражданка...- я намерен разобраться... в чем причина такого жестокого обращения с вами... Насколько гражданин Меневаль причастен к этой ситуации, хотелось бы узнать... Грейтесь... ешьте... отвечайте мне по мере возможности... Я хочу вам помочь... не ищите в моих действиях черный умысел... Грейтесь... вам это сейчас очень нужно... – он слегка коснулся руки Мари. Она вздрогнула и невольно отстранилась.