СЕРДЦЕ


Мне нравится деревьев стать,
Июльских листьев злая пена.
Весь мир в них тонет по колено.
В них нашу молодость и стать
Мы узнавали постепенно.


Мы узнавали постепенно,
И чувствовали мы опять,
Что тяжко зеленью дышать,
Что сердце, падкое к изменам,
Не хочет больше изменять.


Ах, сердце человечье, ты ли
Моей доверилось руке?
Тебя как клоуна учили,
Как попугая на шестке.


Тебя учили так и этак,
Забывши радости твои,
Чтоб в костяных трущобах клеток
Ты лживо пело о любви.


Сгибалась человечья выя,
И стороною шла гроза.
Друг другу лгали площадные
Чистосердечные глаза.


Но я смотрел на все без страха, -
Я знал, что в дебрях темноты
О кости черствые с размаху
Припадками дробилось ты.


Я знал, что синий мир не страшен,
Я сладостно мечтал о дне,
Когда не по твоей вине
С тобой глаза и души наши
Останутся наедине.


Тогда в согласье с целым светом
Ты будешь лучше и нежней.
Вот почему я в мире этом
Без памяти люблю людей!


Вот почему в рассветах алых
Я чтил учителей твоих
И смело в губы целовал их,
Не замечая злобы их!


Я утром встал, я слышал пенье
Веселых девушек вдали,
Я видел - в золотой пыли
У юношей глаза цвели
И снова закрывались тенью.


Не скрыть мне то, что в черном дыме
Бежали юноши. Сквозь дым!
И песни пели. И другим
Сулили смерть. И в черном дыме
Рубили саблями слепыми
Глаза фиалковые им.


Мело пороховой порошей,
Большая жатва собрана.
Я счастлив, сердце, - допьяна,
Что мы живем в стране хорошей,
Где зреет труд, а не война.


Война! Она готова сворой
Рвануться на страны жилье.
Вот слово верное мое:
Будь проклят тот певец, который
Поднялся прославлять ее!


Мир тяжким ожиданьем связан.
Но если пушек табуны
Придут топтать поля страны -
Пусть будут те истреблены,
Кто поджигает волчьим глазом
Пороховую тьму войны.


Я призываю вас - пора нам,
Пора, я повторяю, нам
Считать успехи не по ранам -
По веснам, небу и цветам.


Родятся дети постепенно
В прибое. В них иная стать,
И нам нельзя позабывать,
Что сердце, падкое к изменам,
Не может больше изменять.


Я вглядываюсь в мир без страха,
Недаром в нем растут цветы.
Готовое пойти на плаху,
О кости черствые с размаху
Бьет сердце - пленник темноты.


Павел Васильев
1932

ПРОЩАНИЕ С ДРУЗЬЯМИ


Друзья, простите за все - в чем был виноват,
Я хотел бы потеплее распрощаться с вами.
Ваши руки стаями на меня летят -
Сизыми голубицами, соколами, лебедями.


Посулила жизнь дороги мне ледяные -
С юностью, как с девушкой, распрощаться у колодца.
Есть такое хорошее слово - родных,
От него и горюется, и плачется, и поется.


А я его оттаивал и дышал на него,
Я в него вслушивался. И не знал я сладу с ним.
Вы обо мне забудете, - забудьте! Ничего,
Вспомню я о вас, дорогие, мои, радостно.


Так бывает на свете - то ли зашумит рожь,
То ли песню за рекой заслышишь, и верится,
Верится, как собаке, а во что - не поймешь,
Грустное и тяжелое бьется сердце.


Помашите мне платочком, за горесть мою,
За то, что смеялся, покуль полыни запах...
Не растет цветов в том дальнем, суровом краю,
Только сосны покачиваются на птичьих лапах.


На далеком, милом Севере меня ждут,
Обходят дозором высокие ограды,
Зажигают огни, избы метут,
Собираются гостя дорогого встретить как надо.


А как его надо - надо его весело:
Без песен, без смеха, чтоб ти-ихо было,
Чтобы только полено в печи потрескивало,
А потом бы его полымем надвое разбило.


Чтобы затейные начались беседы...
Батюшки! Ночи-то в России до чего ж темны.
Попрощайтесь, попрощайтесь, дорогие, со мной, я еду
Собирать тяжелые слезы страны.


А меня обступят там, качая головами,
Подпершись в бока, на бородах снег.
"Ты зачем, бедовый, бедуешь с нами,
Нет ли нам помилования, человек?"


Я же им отвечу всей душой:
"Хорошо в стране нашей, - нет ни грязи, ни сырости,
До того, ребятушки, хорошо!
Дети-то какими крепкими выросли.


Ой и долог путь к человеку, люди,
Но страна вся в зелени - по колени травы.
Будет вам помилование, люди, будет,
Про меня ж, бедового, спойте вы..."


Павел Васильев
1936

Таких как ты...


Таких как ты сжигали на костре,
Сбривали волосы и обряжали в рясы…
Рожденную на «ведьминой» горе
Железом раскаленным жгли до мяса…
Держа тебя в стенах монастыря,
Спасали смертных, нарекая «ведьмой»,
И в жертву принося у алтаря,
Крестились за грехи твои в молебной…
Таких как ты держали на цепи,
До обмороков били мокрой плетью,
Таких трепали кони по степи,
И злого духа изгоняли смертью…
Пускали твою дьявольскую кровь,
И выбивая колдовские чары,
Уничтожали жаркую любовь,
Боясь проклятий и тяжелой кары…
Таких как ты боялись как огня,
За искушенье человечьей плоти.
Тебя одну за все грехи виня,
За то, что ты гуляешь на свободе…
А ты молчала, слыша эту ложь,
И принимала тщетные усилья,
Когда холодный острый чей-то нож
Старался уничтожить твои крылья…


Бойкова Марина

ЦВЕТОК ПОМОЙКИ


За убеждения и веру,
Среди людей сгорев дотла,
Я душу продал Люциферу –
Чтоб от тоски не умерла.
По мне так лучше паранойя,
И бытия сивушный чад…
И сумасшедшею весною,
Я сжег мосты, собравшись в ад.
Под амальгаму песнопений,
Под своды темных галерей,
Невоплощенных поколений
И пересыщенных царей.
Куда, по древнему поверью,
Дорога очень коротка…
Дошел. За незакрытой дверью,
Я разглядел ваш ад… Тоска.
И я, как мнительный, нестойкий,
Несмел и незамысловат,
Отправил душу на помойку
И без нее спустился в ад.
Без кармы, без стыда, без веры,
И улыбаясь, как дурак,
Я расказал все Люциферу…
Он в бешенстве порвал контракт.
Теперь лежу, привязан к койке…
Пусть так, но сны мои легки:
Моя душа – цветок помойки,
Растет, не ведая тоски.


Вера Флёрова

ЛЮБОВЬ НА КУНЦЕВСКОЙ ДАЧЕ


Сначала поезда, как бы во сне,
Катились, отдаваясь длинным, гулким -
Стоверстым эхом.
О свиданье, дне -
Заранее известно было мне,
Мы совершали дачные прогулки,
Едва догадываясь о весне.
Весна же просто нежилась пока
В твоих глазах.
В твоих глазах зеленых
Мелькали ветви, небо, облака -
Мы ехали в трясущихся вагонах.
Так мир перемещался на оси
Своей согласно общему движенью
У всех перед глазами.
Колеси,
Кровь бешеная, бей же без стесненья
В ладони нам, в сухой фанер виска.
Не трогая ничем, не замечая
Раздумья, милицейского свистка -
Твой скрытый бег, как целый мир, случаен.
И разговор случаен... И к ответу
Притянут в нем весь круг твоих забот,
И этот день, и пара рваных бот,
И даже я - все это канет в Лету.
Так я смеюсь. И вот уж, наконец,
Разлучены мы с целым страшным веком, -
Тому свидетель ноющий слепец
С горошиной под заведенным веком.
Ведь он хитрил всегда. И даже здесь
В моих стихах. Морщинистым и старым
Он два столетья шлялся по базарам -
И руку протянул нам...
- Инга, есть
Немного мелочи. Отдай ему ее, -
Ведь я тебя приобретал без сдачи.
Клянусь я всем, что видит он с мое.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
И тормоза... И кунцевские дачи.
Вот отступленье: ясно вижу я,
Пока весна, пока земля потела,
Ты счастие двух мелких буржуа,
Республика, ей-богу, проглядела.
И мудрено ль, что вижу я сквозь дым
Теперь одни лишь возгласы и лица.
Республика, ты разрешила им
Сплетать ладони, плакать и плодиться.
Ты радоваться разрешила. Ах!
А если нет? Подумаешь - обида!
Мы погрешим, покудова монах
Еще нам индульгенции не выдал.

Но ты... не понимаешь слов, ты вся,
До перышка, падений жаждешь снова
И, глазом недоверчиво кося,
С себя старье снимаешь и обновы.
Но комнатка. Но комнатка! Сам бог.
Ее, наверно, вымерял аршином -
Она, как я к тебе привыкнуть смог,
Привыкла к поздравленьям матершинным.
Се вызов совершенству всех Европ -
Наполовину в тишину влюбленный,
Наполовину негодующий... А клоп
Застынувший, как поп перед иконой!
А зеркальце разбитое - звездой.
А фартучек, который не дошила...
А вся сама ты излучаешь зной...
Повертываюсь. Я тебя не знал
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
До этих пор. Обрызганная смехом,
Просторная, как счастье, - белизна,
Меж бедер отороченная мехом.
Лебяжьей шеей выгнута рука,
И алый след от скинутых подвязок...
Ты тяжела, как золото, легка,
Как легкий пух полузабытых сказок.
Исчезло все. И только двое нас.
По хребтовине холодок, но ранний,
И я тебя, нацеливаясь, враз
Охватываю вдруг по-обезьяньи.
Жеманница! Ты туфель не сняла.
Как высоки они! Как высоко взлетели!
Нет ничего. Нет берега и цели.
Лишь радостные хриплые тела
По безразличной мечутся постели.
Пускай узнает старая кровать
Двух счастий вес. Пусть принимает милость
Таить, молчать и до поры скрывать,
Ведь этому она не разучилась.

Ага, кричишь? Я научу забыть,
Идти, бежать, перегонять и мчаться,
Ты не имеешь права равной быть,
Но ты имеешь право задыхаться.
Ты падаешь. Ты стынешь. Падай, стынь,
Для нас, для окаянных, обреченных.
Да здравствуют наездники пустынь,
Взнуздавшие коней неукрощенных!
Да здравствует!.. Еще, еще... И бред
Раздвинутый, как эти бедра... Мимо
Пусть волны хлещут, пусть погаснет свет
В багровых клочьях скрученного дыма,
Пусть слышишь ты. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Как рассветало рано.
Тринадцатое? Значит, быть беде!
И мы в плену пустяшного обмана,
Переплелись, не разберешь - кто где...
- Плутовка. Драгоценная. Позор.
Как не крути, - ты выглядишь по-курьи. -
Целуемся. И вот вам разговор.
Лежим и, переругиваясь, курим.


Павел Васильев
Весна 1931

А я росла в узорной тишине,
В прохладной детской молодого века.
И не был мил мне голос человека,
А голос ветра был понятен мне.
Я лопухи любила и крапиву,
Но больше всех серебряную иву.
И, благодарная, она жила
Со мной всю жизнь, плакучими ветвями
Бессонницу овеивала снами.
И — странно!— я ее пережила.
Там пень торчит, чужими голосами
Другие ивы что-то говорят
Под нашими, под теми небесами.
И я молчу... Как будто умер брат.


18 января 1940, Ленинград
Анна Ахматова. Сочинения в двух томах.
Москва, "Цитадель", 1996.

И дряхлый пук дерев.

Шо?!!

Тоже на этой фразе споткнулась o_O

Шо?!!

Ирен, это слово Пушкина

Смешной этот Пушкин!

Смешной этот Пушкин!

Это точно

Разговор с бывшей
авт.:arbalet

не изменилась...и даже краше
брови шевелятся так нескромно...
имя...минуту...по-моему Даша...
нет? ну так шутка ли всех припомнить...

ух...отвернулась...характер, значит...
как поживаешь? и даже лучше?
да уж куда мне до этих мачей
жадных до папенькиных кормушек

я? как обычно... порой скучаю...
ну, когда утром очередную...
кофию там...но обычно чаю...
дело знакомое?..не ревную!..

ладно, дела...я сегодня в офис.
не обещаю...ничуть не хмуро.
всё, попрощались...а вроде профи...
шёпотом: я же люблю тебя, дура!!!

[07.05.2004]

Слёзы дождя...(клеить и рвать)
авт:arbalet

слёзы дождя обветшалыми крышами
тёплые мысли в проветренной комнате
тихо сижу у окна - чтобы слышали
рифмы устало ловлю - чтобы помнили

поздний звонок предпоследним желанием
снова услышать твой голос простуженный
каюсь во многом - особо в раскаяньи
полузабытой любви недосуженной

старые книги разрою и выкину
вытру щеками стекло запотевшее
так неуместно остаться безликими
так неумело кидаться надеждами

но ты осталась одна мне бессонница,
эпиталаму смешав с эпитафией.
с разумом сердце по-прежнему ссорится:
рвать или клеить твои фотографии?

[22.08.2003]

"Он рисовал её любовью на песке"


Он рисовал её любовью на песке,
Очерчивая линии руками.
И где-то там, над морем, вдалеке,
Лоснилось солнце красными лучами.


Шумел прибой, касаясь гладких ног,
Ступни покалывали мелкие ракушки,
Он рисовал и каждый тихий вздох,
И на носу забавные веснушки.


Струились волосы по жёлтому песку,
Смеялись губы и глаза задорно,
Песчинки сыпались по хрупкому плечу,
Он по загару рисовал морские волны.


Он рисовал, чтобы запомнить навсегда,
Чтобы осталось в памяти мгновенье,
Когда за шею обняла рука,
И поцелуй разрушил все сомненья.


Он в голове её нарисовал,
Миниатюрную, весёлую смешную,
В рисунок имя он тихонько нашептал,
С словами о любви его рифмуя.
28.11.2011
Ольга Anafest




"на кресте своей души"
Распята на кресте своей души,
в которую с ногами, вероломно,
пытались вторгнуться, взрывая на куски,
терзая плоть до красной крови тёмной.


Густые липкие разводы на полу,
кривые полосы растрёпанного тела,
холодной солью капли по лицу,
а боль уже за гранью, за пределом.


И в этой предрассветной тишине,
когда звенит в ушах и нет ни звука,
последний стон в кромешной темноте,
порвавший небо, и раскинутые руки.


И пусть остыло тело, но душа,
ещё горячая, способная к полёту,
рванулась в высь, сметая облака,
встречая обретённую свободу.

15.02.2012
Ольга Anafest




"Мой Ангел"
Цепляясь крыльями за дымчатые облака,
Всё выше, через скользкую прозрачность неба,
Меня несёт мой Ангел на руках,
Забрав истерзанную душу прочь из тела.


Не справился. Не спас. Не уберег.
Лишь доиграл прощальные аккорды,
Ему ведь раньше было невдомёк,
Как сердце с треском разорваться может.


Мой верный Ангел, крыльями обняв,
Возносит бережно под голубые своды,
Он до последнего надежды не терял,
Единственный, кто подарил глоток свободы.


Его касанья трепетно чисты,
Приятно-тёплое спокойное дыханье.
Печальный принц небесной красоты,
Святое, непорочное созданье.


Глаза в глаза - картинками вся жизнь.
Немая просьба, и вспорхнули крылья,
Стремительно взметнулся Ангел ввысь,
И пазлом разлетелось всё, что было.


15.12.2011
Ольга Anafest

Прочитала про ангела... и вспомнила вот это:


***
ангел мой, пена твоих небес
не опускается ниже кровли...
долго маячил у изголовья,
думал о чем-то. потом исчез.


я просыпалась, смотрела в ночь
через ресничную паутину,
видела: ангел меня покинул,
снова проваливалась на дно...


ангел мой, тень твоего крыла
неотличима от тени дыма.
я привыкала не быть хранимой,
делала то, что могла - ждала,


перерождалась, была никем,
переходила миры и меры:
недоставало крупинки веры,
чтобы повеситься на крюке,


день начинался - белей листа,
ночь приходила - и все сначала...
делала то, что могла. молчала.


ангел вернулся, но не застал.


Ася Анистратенко

«Лизета чудо в белом свете»,
Вздохнув, я сам себе сказал:
«Красой подобных нет Лизете;
Лизета чудо в белом свете;
Умом зрела в весеннем цвете».
Когда же злость ее узнал…
«Лизета чудо в белом свете»,
Вздохнув, я сам себе сказал.

(Карамзин,триолет)

Лиличка! Вместо письма

Дым табачный воздух выел.
Комната -
глава в крученыховском аде.
Вспомни -
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще -
выгонишь,
может быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя -
тяжкая гиря ведь -
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят -
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон -
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.

26 мая 1916 г. Петроград

Дмитрий Борисов
НА ГЕРМАНЦА!

Городок не великий на Волге,
Сёла те же, Российский пейзаж,
Ты мой Ставрополь –тихий и долгий,
Ставропольский уезд…, - то же наш.

Провожал на Войну , на Победу,
На германца, в далеких краях
За Россию, Царя и за Веру,
За Отечество пасть на фронтах

Горожан, хлеборобов, студентов,
Гимназистов - вчерашних мальцов,
Обернувшись в шинельную серость,
В цвет таких же как наш городов.

Бились доблестно, честно, с отвагой
Супостата встречали в штыки,
И рубили не в счет, а во Славу
Ставрополья солдаты, полки.

Нам не счесть поименно Героев,
Земляков из Великой войны,
Только Память вернуть для достойных
Можешь Ты!
Может Он!
Можем Мы!!!

Взяла из Google+
Автора не помню
Запомни меня надолго,
Как лучшую из набора,
Как лучшую из брюнеток,
Как лучшую из ненужных…
Запомни меня и только…
Я вместе сложу приборы,
К губам приложу салфетку,
И кончится этот ужин.

Запомни меня по стонам,
По вспоротым бритвой нервам,
По странным мечтам о клетке,
По чистому цвету кармы.
Из тысячи лже-историй
Мою напечатай первой,
Читай ее очень редко
И плачь, вне предела камер.

Запомни меня дикаркой,
Запомни меня своею,
(Я в чем-то твоей останусь…)
Читай мою переписку…
Запомни меня подарком
Кому-то на День рожденья…
Мне кажется, я теряюсь
И больше не буду
Близко…

В полынном доме


На горьких озёр бирюзовые раны,
Рассыпав сорванных душ цветы,
Накинут паучьи лапы-туманы
Серебряно-тающие бинты.


И девы нагие в полынном доме
Сожмут в хороводе руки до слёз,
Но только одна - в ячменной короне,
Под шёлковой мантией спрячет хвост.


Печальный рыцарь, на празднике нашем
Забудь любезной супруги лицо,
Испив вина из дубовой чаши,
В кровавой воде утопи кольцо,


И с неба, ставшего тёмно-красным,
Алмазную пену созвездий сдуй.
Оставь на теле моём атласном
Посмертной верности поцелуй...


Блеснут в холодной болотной тине
Под звоном солнечного луча
Пустые глазницы... Букет полыни,
И белым ребром - острие меча.


Эстер Вандраг

Не прощай...


Не прощай меня... Никогда.
Я могу предать тебя снова.
Уходи, не сказав ни слова,
В обреченное - никуда...
Мы обязаны будем жить,
Спотыкаясь на каждом круге,
И позволим собакам выть
На безлунную тень разлуки.
Проклиная капкан колец,
Подчиняясь законной власти,
Торопясь отскрести с сердец
Накипь чистой, безумной страсти...
Не прощай меня... Не спеши.
Мы и так с тобой разминулись,
Подозрительным взглядом улиц
Доверяя тепло души.
Хлещет яростных снов поток,
Где под звездами роковыми
Полушепотом, между строк,
Неуклюже скрывая имя...
Мы стараемся соскользнуть
В бездну быта, но параллельно
Изнутри обжигает грудь
Невозможность - дышать раздельно!
Не прощай меня... В том пути
Давит небо сырою ватой.
Если мне суждено уйти,
Так хоть в чем-нибудь виноватым.
Напридумай себе обид,
А причины найдутся сотни...
Не прощай... Пусть меня простит,
Тот, кто дал мне тебя и... отнял.


А. Белянин

Такую картину я не хотела
Иметь у себя на стене:
Там бродит душа в ожидании тела,
Там облако плачет во сне.
Там лица размыты, там звуки разъяты,
Поскольку уже не слышны,
И тропки прокладывают закаты
К рассветам с другой стороны.
И если придется проститься с надеждой, -
Что нам остается тогда --
На грани тоски осторожная нежность,
И совесть на грани стыда.


автор, увы, не известен...

***
И прожит день.
Ещё один.
Отрезок времени, всего-то.
Из ненаписанных картин,
из опостылевшей работы,
из слов не найденных в ответ
на чей-то голос в телефоне...
Закончен день.
Погашен свет.
И лунный ветер слабо тронет
тех сновидений странный ряд
где те же люди, те же лица,
и день всё тот же - во сто крат
длиннее года
будет длиться.


Один лишь шаг.
Мы в стороне.
Скажи мне, друг, какой круг ада
с рассветом в ватной тишине
начнётся сценой снегопада?
Начнётся ролью декабря -
привычным привкусом от скуки,
и смотрит лист календаря
как, взять себя
пытаясь в руки,
ты варишь кофе на огне –
куда уж крепче – ночь светлее,
а мы мертвы давно,
на дне,
от одиночества немея,
стартуем бег длиною в день,
я - свой, ты – свой,
но так похожи
и наша боль и наша лень,
и неприкаянность прохожих,
и неуменье забывать,
и к жизни относиться просто -
могилой видится кровать,
квартира
кажется
погостом.


Но прожит день.
Как в полусне.
Но прожит.
Это очень круто.


Ты варишь кофе на огне,
а мне мерещится
цикута.


Олег Блажко

Стих моей мамы...
Как-то под настроение. Хочется весны.

ВЕСНА

А что, весна, другое время года -

Еще не понимаешь, как со сна...

Деревья! Вы так долго были голы,

И я не открывала в мир окна.

Весна! Весна! Взмахни зелёной кистью!

И плакать и смеяться мне вели!

Обрушивай опять лавины листьев

И стрелы трав пускай из-под земли.

В твоих руках - волшебные орудья,

Они вершить готовы чудеса...

Идет весна! И снова полной грудью

Над головой вздыхают небеса.

Я на твои мелодии и звуки

Пойду, весна, ты только позови!

И грусти нет. И нет уже разлуки,

И сердце вновь открыто для любви.

У талантливой мамы талантливая доця!

Спасибо, Иреночка!

Ой, Ирин, какой замечательный стих! Мне очень понравился!!!

Когда я прижимал тебя к груди своей,
Любви и счастья полн и примирен с судьбою,
Я думал: только смерть нас разлучит с тобою;
Но вот разлучены мы завистью людей!

Пускай тебя навек, прелестное созданье,
Отторгла злоба их от сердца моего;
Но, верь, им не изгнать твой образ из него,
Пока не пал твой друг под бременем страданья!

И если мертвецы приют покинут свой
И к вечной жизни прах из тленья возродится,
Опять чело мое на грудь твою склонится:
Нет рая для меня, где нет тебя со мной!
Джордж Гордон Байрон
или
Вдыхать с тобой кокс намного приятнее, чем ехать в Сан-Себастьян, Ирун, Андай, Биарриц, Байонна. Или захлебываться рвотой на Травесера де Грасиа в Барселоне.
Может потому, что в своей оранжевой кофте ты куда счастливее Святого Себастьяна. Может потому, что я тебя люблю.
В теплом свете Нью-Йорка, в 4-00, мы дрейфуем удаляясь и приближаясь к друг другу.Как дерево, вдыхающее через цветные стекла.
А с портретов, словно ушли все лица, оставив лишь одни только краски.
Ты удивленно спросишь, почему их вообще рисуют?
Я гляжу на тебя и это лучше, чем смотреть на все портреты мира.
Фрэнк Охара - вдыхать с тобой кокс

Седьмой Ямб

Когда войдет баран в пещерный сумрак бойни
И поглотит его проем --
Отара, пастухи, последний пес конвойный
Уже не думают о нем.
Мальчишки, что за ним, гоняясь, ликовали,
Красоток разноцветный рой --
Они его вчера умильно целовали,
Украсив пестрой мишурой, --
Не вспомнят про него, когда мягка котлета.
Что в бездне помощи искать?
Мне ясен мой удел. Не надо ждать ответа.
Пора к забвенью привыкать.
Как тысячу других, отрезанных от мира,
Назавтра, стадо поделя,
Разделают меня и выкинут для пира
Клыкам народа-короля.
А что могли друзья? Рукой родной и близкой,
Мой истомленный дух леча,
В решетку передать случайную записку
Да золотой для палача...
Живущий должен жить. Не мучайтесь виною.
Живите счастливы, друзья.
Вам вовсе ни к чему спешить вослед за мною.
В другие времена и я
Отвел бы, верно, взгляд от страждущих в неволе,
Не замечая скорбных глаз.
Сегодня мой черед кричать от этой боли...
Да будет жизнь светла для вас.
Андре Шенье

Навеяло...))
Юрий Нестеренко

Одинокий волк

Когда затихают норы, и день обрывает бег,
И звезды глядят на горы, одетые в синий снег,
Когтями ветвей торчащих деревья грозят луне,
И я выхожу из чащи, ступая по целине.
И мне прикрывает спину заснеженный склон горы,
Внизу подо мной - долина, овчарни и конуры,
Все то, что необходимо двуногим: за срубом сруб,
И запах тепла и дыма сочится из дальних труб.
Вверху надо мной, в чащобе, в сплетенье густых теней,
В сырой земляной утробе, укрытой среди корней,
Оставившее на время за самок и дичь бои,
Спит серое злое племя, сородичи спят мои.
Что ж, грейте друг друга, братцы, в неласковый час зимы,
Но стоит троим собраться, чтоб "я" заменить на "мы" -
Защиты ли ради, корма, но всюду и навсегда
Лишь две существуют формы: есть стаи и есть стада.
Живой, как оно ни странно, есть просто будущий труп;
Возьмем, например, барана: шашлык, одетый в тулуп.
Однако, покуда с мехом не врозь еще потроха,
Жизнь стадной овцы, смех смехом, по-своему неплоха:
Пасись себе на просторе, не думая ни о чем,
Не знай, что защитник вскоре окажется палачом,
Зато он такой могучий, зато он хранит от бед,
На всякий несчастный случай готов у него ответ.
Под теплою кровлей хлева покойся в ненастный день,
Хоть вправо беги, хоть влево - докуда ведет плетень,
А лучше - беги туда же, куда впереди овца,
Собой украшай пейзажи и многим смягчай сердца.
Природа, однако, толком не может свести концы:
Бывает, рожденный волком имеет душу овцы.
Бывают и те, кто шкуру курчавую для игры
На волчью свою фигуру напялил лишь до поры.
Задумывал притвориться, стерпеть и собак, и ложь,
До времени покориться, но время пришло - и что ж?
Коварный сюрприз натуры не ведающим о том -
Опасность овечьей шкуры, срастающейся с хребтом!
А стая... Что значит стая? Исследуем без прикрас.
Мораль у нее простая - не с нами, так против нас.
И сила в ней есть, и твердость, и ровная поступь лап.
О стайная эта гордость! Пусть даже ты мал и слаб -
Ты наш, ты собрат, ты воин, ты вставший плечом к плечу!
Не можешь быть недоволен, без права на "не хочу".
Не пес, не пастух, не случай, но, свой до концов клыков,
Командует стаей лучший из лучших ее волков.
Верны и надежны фланги, едины порыв и пыл,
Однако, чем выше в ранге, тем хуже прикрыт твой тыл:
В семье малыши игривы, а в стае они молчат,
Но сверлят седой загривок шальные глаза волчат,
И нет вожаку пощады, когда промахнется он!
Ведь стая - она не стадо, щадить - не ее закон.
Но с детства я выбрал тропку от общей тропы вдали,
И мне задавали трепку, но выправить не могли.
"Ах, как это все некстати!" - вздыхает моя родня,
Но я не желаю - в стаде. И стая - не для меня.
Но я не желаю власти - своей или над собой,
Мне чужды восторги части, сливающейся с толпой.
Не часть и не половина - я целый, и в этом суть!
Мне горы прикроют спину, мне звезды укажут путь.
И я выхожу из круга, и я удаляюсь прочь.
Одна у меня подруга - холодная злая ночь.
Одна у меня морока - достойно встречать зарю.
Одна у меня дорога - которую сам торю.